– Для вас это важно?

– Конечно.

– Ну, были бы другом семьи, – Рита засмеялась.

            Алексей почувствовал, что бледнеет от злости.

– Если вы позволяете себе шутить ниже пояса, то и я отвечу тем же!

– Чем же? – Рита заметно удивилась. – Вас задел статус друга семьи? Но разве мы сейчас не на тех же позициях общаемся? Или вы хотите расторгнуть наш договор?

– Я хочу его преступить.

– В какой части?

– В той части, что не хочу вас никому отдавать.

            Рита стала совсем серьезной.

– Какая глупость. Зачем вам это?

– Это – секс?

– Да, секс, который повсюду.

– Потому что секс – это и есть правда. И откровенность. И доверие…

– …на пятнадцать минут, а потом сплошная неправда, ложь, притворство и манипулирование.

– Тогда назовем это расторжением договора, и плевать на доверие.

– Я чувствую, что вы, как маньяк, уперлись.

            И вдруг Алексею пришла спасительная мысль. Внезапно она вспыхнула внутри его сознания. Конечно! Конечно, есть способ все решить, объяснить и выразить по-человечески то, что он чувствует.

– Что? – Рита вгляделась в него, и он понял, что найденное решение уже изменило его лицо, его взгляд, что он снова оказался в удачном ракурсе – озаренный своей спасительной мыслью.

– Выходите за меня замуж, Рита. Чтобы вы про пятнадцать минуть не думали, ничего не скрывали и не торопились покорять новые вершины.

            Посетителей в «Марлоне» прибавлялось, у входа в зал началась какая-то суета.

– У меня кольца с собой нет, все не очень торжественно, – продолжал Алексей, – но зато очень честно.

– А вы раньше предложение кому-нибудь делали? – спросила Рита, ничего не ответив.

– Нет.

– Своей прошлой Рите?

– Нет. Никому не делал.

            Алексей смотрел на нее, пытаясь угадать ответ – уловить в ее глазах холод, насмешку или радость. Внутри него стал оживать колючий страх – Рита не воспримет его предложение серьезно, ответит шуткой, мобилизовав всю свою иронию. Просто ей нужна минута-другая, чтобы аккумулировать обычную злость.

– Важно не то, что мы знаем о мире, важно то, что мы о нем понимаем. Это цитата, – добавил Алексей спешно, пытаясь заполнить паузу, затянувшуюся до ее ответа.

            И вдруг суета, возникшая у входной двери, проникла вглубь зала. За спиной Алексея вскрикнула женщина. Рита отвернулась от него и посмотрела мимо – лицо ее застыло, словно она забыла на нем выражение, припасенное для ответа.

            Топот вырвал Алексея из ожидания, и он оглянулся.

            За его спиной пошатывался человек с пистолетом в руке. Это на него только что бросился охранник, громко протопав по залу. Но человек, совсем не молодой, к тому же очень пьяный, проявил неожиданную прыть – он вырубил охранника. Алексей не видел самого удара, на его глазах парень уже оседал на пол, корчась у ног бандита.

            Бандит! Хулиган! Какая досада! Как все некстати! Официантки бросились прочь из зала – возможно, вызывать милицию, а посетителям предстояла мучительная сцена, и бандит знал об этом.

– Ну, что, суки, поняли, кто тут главный? – спросил он у притихшей публики.

            Мысли Алексея вдруг зависли. Он забыл о Рите и все еще думал над тем, как бандит ударил охранника. Скорее всего, в живот, резко, потому что тот не потерял сознания, а просто не находил сил сделать вдох и подняться на ноги. Так и сам Алексей недавно барахтался на асфальте, словно тонул. У парня не было оружия, и он был один. В в «Марлоне» никогда не случалось ничего подобного, тихое место не требовало усиленной охраны.

            Бандит же пошатывался только потому, что был сильно пьян, а не потому, что удар затруднил его. Уголовник, – решил про себя Алексей, стараясь не смотреть ему в лицо, – рецидивист.

– Я тут главный, – бандит сам ответил на свой вопрос и вскинул вверх руку с оружием.

            После этого раздался выстрел. Выстрелил он просто в потолок, чтобы продемонстрировать, что оружие в рабочем состоянии. Мужчины сидели тихо – больше никто не пытался остановить его.

            Да и перед чем было его останавливать? Он ничего не делал, не требовал ни кошельков, ни драгоценностей, ни выручки, просто стоял покачиваясь между столиками и продолжал свой монолог.

– Суки проклятые! Все жрете. Дома, блядь, приготовить не можете. Руки у всех из жопы выросли. Какого хера вы на меня пялитесь? Воняю я вам? Тебе я воняю? – спросил он, видимо у Риты, которая сразу опустила взгляд в тарелку. – А мне, может, из твоей дырки воняет! Думаешь, никто не знает, что у тебя дырка есть?

            Алексей мысленно выругался. Аура его сияющих мыслей вмиг померкла. Что теперь делать? Броситься на дурака? Молчать? Прикинуться оглохшим? И то, и другое глупо, пошло, водевильно.

– Что ты пришла сюда, а дырку свою не помыла? – продолжал бандит, добивая Алексея.

            Рита еще ниже опустила голову.

– Заткнись! – сказал Алексей насилу.

– Что? Кто тут вякнул? – Бандит подошел ближе. – Какая гнида свой рот раскрыла? А, это ты, однорукий? Что, инвалид, жить надоело?  

            Он направил на Алексея оружие – точно в лоб. Даже если травматика, – думал Алексей, – с такого расстояния череп прошибет. Блядь! Вот черт дернул в этот «Марлон»! С этими признаниями!

            Бросить в него тарелку? Отвлечь? Резко вскочить? Все эти приемы хороши для гангстерских фильмов, а не для заторможенного, неуклюжего вечера в «Марлоне».

            Наконец, завыла милицейская сирена.

– Твари, вы ментов вызвали? А я никого не боюсь! – сказал на это бандит. – Думали, я ментов боюсь? Я давно уже никого не боюсь. Это вы всех боитесь. Обосрались тут все. А мне по кайфу! Я вас всех в сраные жопы выебал! Всех!

            И Алексей чувствовал именно так – всех и привселюдно. И пока менты валили на пол сопротивляющегося хулигана, Алексей вспомнил, что говорил Рите до этого и как ждал ее ответа. Все это уже утратило актуальность – совершенно стерлось шумным инцидентом. Зачем он ей, если ничем не отличается от напуганных сусликов-клерков, притаившихся за полупустыми тарелками. Если не может защитить ее от враждебного мира? Таким он даже самому себе не нужен.

            Они вышли из кафе молча. На прощание сказали только «до свидания». Это «до свидания» прозвучало как «прощай» на холодном ветру и унеслось тот час же. Алексей наверняка знал, что больше никогда не сможет позвонить Рите и общаться с ней легко, как прежде.

            Дома он думал о том же. Они пытаются строить свою жизнь, анализируя окружающий мир, осмысливая его законы, приспосабливаясь к нему, – никто из них не совершает никаких решительных действий. Работа превращается в набор рутинных алгоритмов. Поход в тренажерный зал воспринимается как подвиг. А вот Бандит – без всякого осмысления – вскинул вверх руку со стволом, провозгласил себя главным, обложил всех матом, ведомый одними лишь эмоциями и алкоголем. И он прав. И это поступок. Так он заявил позицию своего «я» по отношению к другим «я» – перепуганных клерков, бледных девиц, неумелых охранников, визгливых официанток, грубых ментов. В этом есть честность и решительность.

            Алексей на такое не способен. Он жалуется на пустоту мира и барахтается в вакууме. «Важно не то, что мы знаем о мире, важно то, что мы о нем понимаем». Цитата? Чья это цитата? Что мы вообще понимаем? Что мы не главные? Что мы не выбираем эту жизнь? Что обречены жить? Что жизнь – насилие над нами? Что мы вынуждены подчиняться ее законам и рожать детей, чтобы эти дети тоже мучились, болели и умерли? О, нет…

            Как вовремя, как кстати он выстрелил в потолок! Как правильно назвал все своими именами – инстинкты, страх смерти, жажда размножения, бегство от одиночества. Только это и подталкивало Алексей к Рите. И, возможно, ее к нему. И как хорошо, что она не успела ответить! Подвыпивший грязный уголовник стал казаться Алексею едва ли не пророком. Всю неделю снился в золотом сиянии. В том самом сиянии, которое озарило Алексея мыслью сделать Рите предложение.