Четвертого сентября 1784 года императрица подписывает указ о назначении на место умершего московского главнокомандующего графа 3. Г. Чернышева графа Я.А. Брюса. В тот же день Потемкин представляет ей на рассмотрение проект об учреждении университета в Екатеринославе. Его планы грандиозны. Он мечтает о том, чтобы Екатеринослав сделался крупным культурным центром, куда бы потянулась молодежь из Греции, Молдавии, Валахии, славянских стран, порабощенных Портой. Он рассказывает императрице о Тавриде, о прекрасной естественной гавани и растущем на ее берегах новом городе-порте Севастополе. Именно в эти тяжелые для Екатерины дни светлейший князь увлекает ее идеей совершить путешествие в Крым.
На следующий день императрица покидает Царское Село и возвращается в столицу. 8 сентября двор и дипломаты видят ее у обедни после трехмесячного перерыва. 13 октября Екатерина утверждает план застройки Екатеринослава. 15-го следует рескрипт Потемкину о мерах по предотвращению «опасной болезни» в Екатеринославском наместничестве.
В вихре дел Потемкин не забыл своего друга. 5 ноября он уведомляет Суворова о награждении его золотой медалью за участие в присоединении Крымского ханства к России.
1785 год соправитель императрицы провел в Петербурге. 14 января Екатерина подписала рескрипт Потемкину об умножении и преобразовании армии. Еще весной 1783 года он подал записку «Об одежде и вооружении сил», в которой говорилось:
«Одежда войск наших и амуниция таковы, что придумать еще нельзя лучше к угнетению солдата. Тем паче, что он, взят будучи из крестьян, в тридцать лет уже почти узнаёт узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих.
Красота одежды военной состоит в равенстве и в соответствии вещей с их употреблением. Платье должно служить солдату одеждою, а не в тягость. Всякое щегольство должно уничтожить, ибо оно плод роскоши, требует много времени и иждивения и слуг, чего у солдата быть не может…
Завивать, пудриться, плесть косы — солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал, то и готов! Если б можно было счесть, сколько вьщано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет! И простительно ли, чтоб страж целости Отечества удручен был прихотьми, происходящими от вертопрахов, а часто и от безрассудных?»
Екатерина утвердила предложения главы Военной коллегии. Было введено новое обмундирование: шаровары, суконная куртка, мягкие сапоги с портянками, холщовое нижнее белье, нарядная кожаная или фетровая каска с плюмажем. Практичная, удобная форма была встречена армией с восторгом. Она не только облегчила солдатскую жизнь, но и позволила казне сэкономить значительные суммы. Солдаты европейских армий могли только завидовать русским.
Опираясь на богатый боевой опыт, на мысли и наставления Румянцева и других передовых военных деятелей России и зарубежья, Потемкин требовал обучать солдат тому, что пригодится на войне. Он решительно выступил против муштры и палочной дисциплины. Горячим сторонником и последовательным проводником этих идей в жизнь был Суворов.
Двадцать первого апреля 1785 года Екатерина подписала «Жалованную грамоту дворянству». За ней последовала «Жалованная грамота городам». 24 мая — 19 июня состоялась подготовленная Потемкиным поездка императрицы через Вышний Волочек в Москву. Помимо свиты Екатерину сопровождали аккредитованные при российском дворе дипломаты. Сразу же по возвращении в Петербург последовал рескрипт Потемкину (26 июня) об умножении сил на китайской границе. 10 августа светлейший князь поднес государыне разработанные им штаты строящегося Черноморского флота и планы строительства крепостей в Тавриде. По его убеждению там «главная одна только крепость должна быть — Севастополь — при гавани того же имени». Спустя три дня последовала конфирмация (утверждение) штатов Черноморского флота. Особого внимания требовала обстановка на Кавказе. Только благодаря демаршу русского правительства было предотвращено двойное нападение на царство Ираклия II: с севера — турецкого наемника Омар-хана, с юга — правителя Ахалцихской провинции Турции Сулейман-паши.
В марте 1785 года Суворов еще раз напомнил о своем желании получить особую команду и закончил коротенькое письмо В.С. Попову словами: «Господь Бог да умилостивит ко мне Светлейшего Князя».
Потемкин и не думал гневаться на своего мнительного подчиненного. Очередь до Александра Васильевича дошла осенью. 16 ноября 1785 года мы видим его на званом обеде в Зимнем дворце. Через пять дней следует указ Военной коллегии командующему столичной дивизией графу Разумовскому о переводе к нему Суворова. 25 ноября граф приказал генерал-аншефу Н.И. Салтыкову «состоящие ныне в командовании Вашего Высокопревосходительства полки, с бригадными их командирами, отдать в командование определенному в 1-ю дивизию господину Генерал-Поручику и Кавалеру Суворову, по исполнении мне рапортовать».
На другой день Александр Васильевич присутствовал на празднике георгиевских кавалеров, который императрица ежегодно устраивала в Зимнем дворце. Рядом с ним за царским столом восседали Потемкин, Репнин, Михельсон и другие прославленные генералы и штаб-офицеры, удостоенные самой почетной боевой награды России. Через три дня там же проходил праздник андреевских кавалеров. Суворова среди присутствующих не было — он стал кавалером старейшего российского ордена, учрежденного Петром Великим, только через два года.
В 1786 году Суворов прочно осел в Петербурге. Камер-фурьерский церемониальный журнал свидетельствует о том, что с конца апреля по середину октября он 11 раз приглашался к царскому столу Однако документов, относящихся к этому периоду его службы, отыскать не удалось, кроме нескольких частных писем Александра Васильевича управляющим его имениями. Скорее всего, генерал под руководством Потемкина трудился над планами реорганизации армии и предстоящих войн.
Восьмого апреля 1786 года Потемкин поднес на утверждение императрицы «штаты кирасирских, карабинерных, драгунских, легкоконных, гренадерских и мушкетерских четырехбаталионных и мушкетерских двубаталионных полков, егерских корпусов и егерских же и мушкетерских баталионов и табели положенных всем сим войскам ружейных, мундирных и амуничных вещей». Глава Военной коллегии подчеркивал выгоды казенным интересам от вводимого единообразия в одежде и вооружении солдат.
Потемкин, как и Суворов, прошел румянцевскую школу. В своей деятельности он опирался на опыт и заветы учителя, который требовал соблюдать строгую соразмерность расходов на военные нужды с другими государственными надобностями, без чего «часть воинская будет в нестроении и терпеть недостатки или другие чувствительные угнетения». Благосостояние армии, подчеркивал Румянцев, всецело зависит от благосостояния народа, дающего и людей, и деньги, а потому особенно важно сберегать народные силы, чтобы «несоразмерным и бесповоротным взиманием не оскудеть казну».
Твердо проводя в жизнь эти правила, Потемкин готовил вооруженные силы к возможным испытаниям. Его записка императрице, поданная в конце июля, дает представление о политической осведомленности и прозорливости князя:
«Сколько мне кажется, то кашу сию Французы заваривают, чтобы нас озаботить, убоясь приближения смерти Прусского Короля, при которой они полагают, конечно, Императору затеи на Баварию. Сие тем вероятнее, что во Франции приказано конницу всю укомплектовать лошадьми, что у них без намерения о войне никогда не бывает. Пусть хотя и уверили французы, что не пустят нас в Архипелаг (в Средиземное море, к берегам Греции. — В. Л.), однако ж флот потребно иметь в состоянии [готовности]. Прикажите себе подать ведомость о кораблях и фрегатах с описанием годности каждого. Расположение духа в Швеции кажется в нашу пользу, но назначенный туда министр (граф Андрей Разумовский. — В. Л.) годится ли по нынешнему времяни, где устремлять всё, что можно, против французов следует? Мне сии последние… известия по многим обстоятельствам вероятны. Однако ж я надежен, что француз посол… поворотит сии дела, чтоб получить у Вас мерит[5]. К Г[рафу] Сегюру привезен большой пакет из Константинополя. Завтра он у меня будет обедать, я сам не зачну говорить, а ежели он зачнет, то из сего можно будет заключение зделать. Главное то, чтобы выиграть несколько время».
