Энтони не ждал ничего нового от показаний свидетелей — он успел уже достаточно хорошо изучить все факты этого дела — но его интересовало, не развил ли инспектор Берч какую-нибудь новую гипотезу. Если да, то об этом можно будет догадаться по вопросам коронера, полиция наверняка его проинструктировала, какие именно детали желательно выяснить у каждого свидетеля. Первым подвергнуться допросу должен был Билл.

— Ну, а теперь насчет этого письма, мистер Беверли, — спросил коронер, после того как Билл ответил на вводные вопросы. — Вы сами его видели?

— В руках я его не держал и текста не видел. Я видел оборотную сторону. Марк держал его в руках, когда рассказывал нам он своем брате.

— Так вы не знаете, что в нем было?

Билл вздрогнул. Не далее как сегодня утром он его читал. Он прекрасно знал, что там написано. Но признавать этого нельзя. И только он собрался открыть рот, чтобы лжесвидетельствовать, как вдруг вспомнил: Энтони слышал, как Кейли пересказывал его инспектору.

— Я потом узнал. Мне сказали. Но тогда за завтраком Марк его не читал.

— Но у вас сложилось впечатление, что это было неприятное письмо?

— О, да!

— Можете ли вы сказать, что Марк был напуган?

— Напуган вряд ли. Скорее огорчен. У него был вид человека, который огорчен неприятной новостью, но смирился с неизбежностью. Мол, вот, елки-палки или что-то в этом роде.

В зале послышалось хихиканье. Коронер тоже не удержался от легкой улыбки, но тут же ее спрятал.

— Благодарю вас, мистер Беверли.

Следующим был вызван свидетель по имени Эндрю Амос, и Энтони вытянул шею, пытаясь разглядеть, кто бы это мог быть.

— Он из ближней сторожки, — шепнул ему Билл.

Амос сообщил лишь, что мимо его сторожки около трех часов прошел неизвестный и заговорил с ним. Он успел его разглядеть и сообразить, что это мужчина.

— Что же он сказал?

— "Я правильно иду к Рэд Хаузу?" Или что-то в этом роде.

— А что вы ответили?

— Я сказал: "Это и есть Рэд Хауз. А вам кого нужно?" Вид у него был не очень-то благородный, сэр, и я не знал, что ему надо в поместье.

— Ну и?

— Ну и он спросил: "Мистер Эблет дома?" Может, он это и по-другому спросил, сэр, я не очень-то обращал внимание на слова. Тогда я загородил ему дорогу и спросил. "Что тебе надо, парень?" А он усмехнулся и говорит: "Хочу повидать моего дорогого братца Марка". Тут я глянул на него повнимательнее и подумал, может, и впрямь брат, и сказал: "Идите по аллее, сэр, и выйдете, прямо к дому. Но я не знаю точно, дома ли мистер Эблет". А он опять неприятно так посмеялся и говорит: "В хорошеньком местечке обосновался ваш мистер Марк Эблет. Небось, и денег у него куры не клюют, да?" Я еще раз к нему пригляделся, сэр, потому что джентльмены так не разговаривают, а раз он брат мистера Эблета… — но пока я раздумывал, он рассмеялся и пошел. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать, сэр.

Эндрю Амос сошел вниз и направился в дальний конец зала; Энтони не сводил с него глаз до тех пор, пока не убедился, что старик не собирается уходить до конца допроса.

— С кем это Амос разговаривает? — спросил он шепотом у Билла.

— Это Парсонс. Один из садовников. Он живет в сторожке на дороге в Стэнтон. Они сегодня все собрались. Для них же это почти как праздник.

"Интересно, а он будет давать показания?" — подумал Энтони.

Парсонса вызвали сразу же после Амоса. Он подстригал газон перед самым домом и видел, как явился Роберт Эблет. Выстрела он не слышал. Но он вообще туговат на ухо. И еще он видел джентльмена, который прибыл через пять минут после мистера Эблета.

— Нет ли его сегодня в суде? — спросил коронер.

Парсонс медленно оглядел ряды. Энтони встретился с ним взором и улыбнулся.

— Вот он, — сказал Парсонс, указывая на Энтони.

Все посмотрели на Энтони.

— И это было пять минут спустя?

— Примерно так, сэр.

— Выходил ли кто-нибудь из дома, перед тем как приехал этот джентльмен.

— Нет, сэр. Точнее, я никого не видел.

Затем допрашивали Стивенс. Она рассказала все то же самое, что и инспектору. Ее допрос к уже известным фактам ничего нового не прибавил. Теперь настал черед Элси. После ее показаний репортер впервые за сегодняшний день приписал в скобках "Сенсация".

— Как скоро после того, как вы слышали этот разговор, раздался выстрел? — спросил коронер.

— Почти сразу, сэр.

— Через минуту?

— Я не могу точно сказать, сэр. Но очень быстро.

— Вы были еще в холле?

— О нет, сэр. Я уже была около комнаты миссис Стивенс. Нашей экономки, сэр.

— И вы не посчитали нужным вернуться в холл и посмотреть, что случилось?

— О, нет, сэр. Я вошла в комнату миссис Стивенс, и она спросила: "Ой, что это?"; она очень испугалась. А я и говорю: "Это было в доме, миссис Стивенс, в доме". Будто что-то хлопнуло — как выстрел.

— Благодарю вас, — сказал коронер.

Появление Кейли снова вызвало волнение публики; это была не жажда "сенсации", а интерес, и как показалось Энтони, интерес сочувственный. Все-таки появился непосредственный участник драмы.

Кейли давал свои показания осторожно, сдержанно — правду изрекал также весомо и твердо, как и ложь. Энтони пристально наблюдал за ним, пытаясь понять, что же в этом человеке, даже вопреки предубеждению, вызывает симпатию. Энтони, который точно знал, что он лжет и лжет вовсе не ради Марка, а только ради себя — и тот не мог не разделить чувство симпатии, которым, похоже, проникся к Кейли весь зал.

— Был ли у Марка револьвер? — спросил коронер.

— Мне во всяком случае об этом ничего не известно. Думаю, если бы был, я бы об этом знал.

— Вы были с ним в то утро. Говорил ли он с вами о приезде Роберта?

— Я его мало видел в то утро. Сначала работал у себя в комнате, потом выходил, и так далее. Вместе мы были за ленчем, и тогда, да, он кое-что об этом сказал.

— В каком тоне?

— Хм… — Кейли замешкался, потом ответил: — Трудно подобрать подходящие слова, но, пожалуй, в капризном. Время от времени он спрашивал: "Как ты думаешь, чего ему надо?" Или: "И что ему там не сидится?" Или еще: "Что-то не нравится мне тон его письма. Думаешь, он что-то затевает?" Вот в таком примерно тоне он говорил.

— Выражал ли он удивление по поводу того, что его брат в Англии?

— По-моему, он всегда немного побаивался, что в один прекрасный день тот объявится.

— Вот как… А вы не слышали разговора между братьями, когда они находились в кабинете?

— Нет. Когда Марк вошел в кабинет, я отправился в библиотеку и все время был там.

— Дверь библиотеки была открыта?

— Да.

— Удалось ли вам увидеть или услышать предыдущего свидетеля?

— Нет.

— А если бы кто-нибудь вышел из кабинета, когда вы находились в библиотеке, вы бы его услышали?

— Думаю, да, Если, конечно, он не принял бы мер предосторожности.

— М-да… Считаете ли вы, что Марк способен на опрометчивые поступки?

Прежде, чем ответить, Кейли задумался.

— Опрометчивые, пожалуй, да. Но необузданные — нет.

— Достаточно ли он силен физически? Ловок, подвижен?

— Ловок и подвижен. Но не особенно силен.

— Так… Еще один вопрос. Имел ли Марк привычку постоянно носить с собой значительную сумму денег?

— Да. У него всегда была при себе стофунтовая банкнота и еще фунтов десять-двадцать.

— Благодарю вас, мистер Кейли.

Тяжелой походкой Кейли отправился на свое место. "Черт побери, — подумал про себя Энтони, — почему он мне так симпатичен?"

— Энтони Гилингем!

В зале вновь ощутилось напряжение. Что это за незнакомец, который столь загадочным образом замешан в этом деле?

Энтони улыбнулся Биллу и отправился давать показания.

Он объяснил, как вышло, что он остановился в "Георге" в Вудхэме, как узнал, что по соседству находится Рэд Хауз, как отправился туда проведать своего друга Беверли, а пришел, как выяснилось, как раз к финалу трагедии. Не раз припоминая впоследствии события того дня, от твердо уверен, что слышал выстрел, но тогда этот звук не произвел на него никакого впечатления. Он подошел к дому со стороны Вудхэма и, следовательно, не видел Роберта, который явился за несколько минут до него. Начиная с. этого момента его показания полностью совпадали с тем, что показал Кейли.