Но увы! Кейли ее неправильно понял. Она просто не могла представить себе Кейли влюбленным — до тех пор, пока не увидела своими глазами; она постаралась его остановить, но было уже поздно. Это произошло четыре дня тому назад. С тех пор они не встречались, и вот она держит в руках его письмо. Она боялась вскрыть конверт и чувствовала облегчение от того, что не нужно этого делать хотя бы сейчас, пока в доме гости.

Миссис Норбери сразу же выделила Энтони как более благодарного слушателя; и когда чай был выпит, Анджела с Биллом были с профессиональной ненавязчивостью выпровожены в сад, а дорогой гость мистер Гилингем усажен подле хозяйки на софу и внимал теперь ее рассказам, которые интересовали его, кстати, гораздо больше, чем собеседница могла надеяться.

— Эго ужасно, ужасно, — сказала она. — И представить себе, что дорогой мистер Эблет…

Энтони издал приличествующий случаю вздох.

— Но вы ведь сами видели мистера Эблета. Добрее, сердечнее человека…

Энтони объяснил, что никогда не видел мистера Эблета.

— Ах, да, конечно, я забыла. Но, поверьте, мистер Гилингем, в подобных вопросах вы можете полностью доверять женской интуиции.

Энтони сказал, что в этом он не сомневается.

— Подумайте только, что должна была пережить я как мать.

Энтони подумал о том, что должна переживать мисс Норбери как дочь, и задался вопросом, подозревает ли она, что ее личные дела обсуждаются в данную минуту с совершенно чужим человеком. Но что он мог поделать? Да если бы и мог — не сделал бы, ибо хотел одного: сидеть здесь и слушать старуху в надежде что-нибудь разузнать. Значит, Марк помолвлен или почти помолвлен! Имеет это какое-нибудь отношение к событиям вчерашнего дня? Что, например, могла подумать миссис Норбери о брате Роберте, этом семейном чудище? И не стало ли это еще одним мотивом в желании Марка отделаться от Роберта?

— Мне никогда он не нравился, никогда!

— Не нравился… кто? — в замешательстве переспросил Билл.

— Это его кузен — Кейли.

— А-а!

— Неужели, мистер Гилингем, я похожа на женщину, которая доверит свою девочку человеку, способному убить собственного брата?

— Ну что вы, миссис Норбери, конечно, нет.

— Если здесь кто кого и убил, то уж во всяком случае, это сделал кто-то другой.

Энтони вопросительно на нее посмотрел.

— Мне он никогда не нравился, — твердо повторила миссис Норбери. — Никогда.

Тем не менее, подумал про себя Энтони, это еще не доказывает, что Кейли убийца.

— Ну а как складывались отношения у него с мисс Норбери? — осторожно спросил он.

— Там ничего не было, — категорическим тоном ответила мать. — Ничего. И я повторю это кому угодно:

— О, прошу прощения. Я вовсе не имел в виду…

— Ничего. Здесь я могу отвечать за мою дорогую Анджелу, как за себя. Что касается него… — и выразительно пожав своими полными плечами, она умолкла.

Энтони с нетерпением ждал продолжения.

— Ну конечно, они виделись. Может быть он и… — я не знаю. Но моя материнская совесть чиста, мистер Гилингем.

Мистер Гилингем издал звук, выражающий поощрение.

— Я ему так прямо и сказала, что он — как бы это выразиться? — что он переходит границы. Тактично, конечно, но прямо.

— То есть, вы ему сказали, — спросил Энтони, стараясь говорить как можно спокойнее, — что, э-э, мистер Эблет и ваша дочь?..

Миссис Норбери утвердительно закивала.

— Именно, мистер Гилингем. Это был мой материнский долг.

— Я убежден, миссис Норбери, что ничто не может удержать вас от выполнения вашего долга. Но ведь ему это должно было быть неприятно. Тем более, если вы не были уверены…

— Он был к ней неравнодушен, мистер Гилингем. Он явно был к ней неравнодушен.

— Любой на его месте был бы неравнодушен, — с любезной улыбкой сказал Энтони. — Для него это, наверное, было потрясением.

— Да, и именно поэтому я не пожалела, что заговорила об этом. Я сразу увидела, что завела разговор вовремя.

— И, видимо, он должен был чувствовать себя неловко при следующей встрече?

— Естественно, он и не был у нас с тех пор. Но рано или поздно, им, конечно, придется встретиться в Рэд Хаузе.

— Так это было совсем недавно?

— На прошлой неделе, мистер Гилингем. Я поговорила с ним как раз вовремя.

— А-а! — сказал Энтони, с трудом переводя дух. Именно этого он и ждал.

Теперь он с удовольствием бы распрощался и пошел восвояси, дабы как следует продумать все, что выведал, наедине с самим собой; с большим еще удовольствием он бы, впрочем, поменялся сейчас ролями с Биллом. Вряд ли, конечно, мисс Норбери изъявит столь же щедрую готовность раскрыть свое сердце незнакомцу, как ее мамаша, но все-таки, поговорив с девушкой, можно было бы еще кое-что уяснить. К кому, например, питала она более глубокие чувства — к Кейли или к Марку? Действительно ли собралась за Марка замуж? Любила ли она Марка или, наоборот, Кейли — или ни того, ни другого? Наблюдения миссис Норбери можно считать достоверными лишь по части ее собственных мыслей и поступков; все, что возможно, он по этому поводу уже выяснил, и только дочь могла теперь что-то добавить. Но миссис Норбери и не думала умолкать.

— Нынешние девушки так глупы, мистер Гилингем, — сетовала она. — Хорошо еще, когда рядом есть мать, которая может дать добрый совет. Для меня-то с самого начала было ясно, что мистер Эблет — самая что ни на есть подходящая партия для моей девочки. Вы его не знали?

Пришлось Энтони еще раз повторить, что он не имел счастья лицезреть мистера Эблета.

— Такой джентльмен; и наружность такая приятная — в артистическом духе. Настоящий Веласкес — я бы даже сказала Ван Дейк. Но Анджела вбила себе в голову, что никогда не выйдет замуж за человека с бородой. Как будто это имеет значение, когда… — она запнулась, и Энтони довел ее мысль до конца:

— Рэд Хауз, конечно, очень хорош, — сказал он.

— Хорош. Ох, как хорош. Да и нельзя сказать, что мистер Эблет нехорош собой. Совсем наоборот. Вы согласны со мной?

Энтони напомнил, что не имел удовольствия знать мистера Эблета.

— Ну, что вы! Можно сказать, человек искусства. Словом, во всех отношениях достойный джентльмен.

Она сокрушенно вздохнула и погрузилась в глубокие раздумья. Энтони уже собрался улучить эту благоприятную возможность и сбежать, но миссис Норбери заговорила снова.

— И этот непутевый его брат. Он был со мной предельно откровенен, мистер Гилингем. Что ж, это вполне естественно. Он рассказал мне про этого своего брата, и знаете, что я ему ответила? Что, по моему мнению, на чувства моей дочери это никак не повлияет. К тому же этот брат в Австралии.

— И когда это было? Вчера? — Энтони предполагал, что Марк решился сообщить о своем непутевом родственнике лишь в день его приезда; за "предельной откровенностью" мог скрываться тонкий расчет.

— Нет, вчера этого никак быть не могло мистер Гилингем. Вчера… — она содрогнулась и покачала головой.

— Но, может быть, он заезжал утром?

— О, нет! Понимаете, мистер Гилингем, когда любишь так преданно… Нет, не утром, нет. Мы оба решили, что для Анджелы… О, нет. Нет. Позавчера. Позавчера он заезжал в первой половине дня.

Энтони заметил, что миссис Норбери несколько отклонилась от своей первоначальной версии, согласно которой Марк и мисс Норбери были практически помолвлены. Сейчас она уже давала понять, что Анджелу не следовало торопить, что у дорогой Анджелы, в общем-то, душа не лежала к предполагаемому жениху.

— Позавчера. И Анджелы как назло не было дома. Это, правда, не имело значения. Он ехал в Мидлстон. У него едва нашлось время выпить чашечку чая, так что даже если бы Анджела и была дома…

Энтони безучастно кивнул. Это что-то новое. Зачем Марк ездил в Мидлстон позавчера? Но с другой стороны, почему бы и нет? Тому могла быть сотня причин, не имеющих к смерти Роберта никакого отношения.

Он встал, дабы откланяться. Ему надо побыть одному — одному или хотя бы с Биллом. Миссис Норбери поведала ему немало новостей, требующих осмысления, и главное открытие состояло вот в чем: у Кейли была причина ненавидеть Марка. Миссис Норбери эту причину достаточно ясно изложила. Ненавидеть? Ну, хотя бы ревновать. Этого тоже бывает достаточно.