Вернувшись в винный ряд, долил флягу до краев, а в хлебном ряду купил еще три лепешки на утро. Понравились они мне. Я не равнодушен к выпечке. Пес шел за мной следом. Надеялся получить еще что-нибудь. И не ошибся. Я подумал, что одна голова – хорошо, а две – лучше. По крайней мере, вдвоем будет веселее.

Профессиональный интерес направил мои стопы в сторону порта. Пес пошел за мной. Я скармливал ему одну лепешку маленькими кусочками, чтобы не отставал.

По пути попалось трехэтажное здание, явно не похожее на административное или культовое, но туда заходили. Я не придал значения, что заходят одни мужики, только заглянув внутрь, понял, что это бордель. Внутри было чисто, прилично и по цене одна силиква. По моему субъективному мнению ни одна из представленных там женщин не тянула на такую сумму. То ли стар стал, то ли жаден, то ли и то, и другое вместе…

Порт был, конечно, поскромнее, чем в мою эпоху, но и получше, чем я ожидал. Удобные причалы с каменными и деревянными кнехтами для швартовки и чем-то вроде подъемных кранов для грузовых работ, точнее, стрелы с противовесами и шкив-блоками. «Краны» поднимали за раз килограмм по двести-триста. У самого берега стояли ошвартованные лагом две военные галеры, большая и поменьше. У каждой примерно в центре было по мачте с латинским парусом. Это треугольный парус, который крепится своей длиннейшей стороной, обычно гипотенузой, к поворотной рее, наклоненной на мачте под острым углом к палубе. Воздействую на нижние окончание реи (нок), ее вместе с парусов поворачивают в нужную сторону и крепят. Дальше стояло несколько торговых судов, некоторые метров по тридцать длинной и тоже с латинскими парусами. Корма почти у всех была прямая, а не заостренная, как у более древних судов. Вместо пера руля – длинное весло с правого борта. Были весла и для гребли. Наверное, для маневров в порту и узостях, а может, и как дополнительные движители в море. На всех кипела работа: кто-то грузился, кто-то выгружался. Еще с десяток судов стояли на рейде.

Я подошел к большому судну и спросил ярко разодетого, пожилого семита, присматривающего за погрузкой, наверное, хозяина:

– Капитан не нужен? – я сказал по-итальянски «капитано», но меня поняли.

Семит посмотрел на меня удивленно, сперва слева сверху вниз направо, потом справа снизу вверх налево, и ответил бурно и многословно, что я перевел намного короче:

– Такой, как ты, конечно, нет!

На «нет» и вопросов больше нет. Солнце уже садилось, так что пора было возвращаться к месту ночевки, а то в потемках труднее будет найти.

К дому рыбака мы с псом подошли друзьями. Я дал ему кличку Гарри (Гарик). Так звали стафтерьера сына одной моей приятельницы. У парня не хватало времени на пса, особенно по вечерам, поэтому выгуливал я. На работу мне ходить не надо было, поэтому днем я по два-три часа гулял с Гариком по городскому парку, а по вечерам у меня, а следовательно, и у него, была пробежка на десять километров. Пес во мне души не чаял. К сожалению, я ушел в рейс, а когда вернулся, Гарри уже не было. Приятельница пошла в магазин, привязала его у входа, а его якобы кто-то отвязал и увел. Это пятилетнего-то стафа! Да только от одного вида его головы в шрамах люди переходили на другую сторону улицы, хотя он был в наморднике и ни одного человека не укусил, дрался только с собаками, да и то с теми, которые были крупнее его. Приятельница несколько раз повторяла мне свою версию, пыталась убедить в своей невиновности, а я, слушая ее, представлял, как когда-нибудь и меня отведут подальше, привяжут у магазина и уйдут…

Хозяйка «гостиницы», увидев собаку, немного побурчала, но, когда я глянул на нее грозно, сразу заткнулась. Открыв дверь в каморку, пригласил Гарика войти. Он не решался до тех пор, пока я не подтолкнул его рукой. Закрыв дверь, я повернул деревянный ромбик. Не внушал он мне доверия. Я отщепил ножом от колоды толстую щепку и расклинил ей запор. Пес в это время обнюхал всё, уделив особое внимание сумке с сыром и лепешками, но трогать ее не стал. На всякий случай я придавил сумку положенным сверху мечом. Если пес потянет ее, меч упадет и разбудит меня.

Я лег на соломенное ложе, пес – на землю рядом. Не знаю, как он, а я вырубился сразу.

Разбудило меня тихое рычание. Я открыл глаза. Было темно и тихо. Потом послышался тихий скрип: кто-то пытался повернуть расклиненный запор. Гарри опять тихо зарычал. Видимо, гавкать его жизнь отучила. Я нащупал в темноте рукоятку меча и потянул его из ножен. Скрежещущий звук железа по бронзе показался мне очень громким. Услышали его и за дверью. Запор сразу оставили в покое, и в тишине послышались крадущиеся шаги двух человек. Потом проскрипела, открываясь и закрываясь, дворовая калитка. А ведь она закрывается изнутри на толстый засов, чужие зайти не могли.

Веселый здесь народец! За неполные сутки дважды нападали. Я для них хорошая добыча: при деньгах и, если исчезну, никто не будет искать. Надо срочно обзаводиться оружием, которым я владею лучше, чем мечом. Арбалетом. Можно было бы и самопал склепать, в юности делал, и порох бы изобрел, по химии отличником был, но заряжать его долго, успеешь выстрелить только раз, потому что точность стрельбы на большой дистанции желают лучшего. Арбалет тоже не так быстро стреляет, как лук, зато бьет сравнительно далеко и, у хорошего стрелка, очень точно.

Я с детства увлекался арбалетами. Чуть не поплатился за это увлечение глазом. Первый арбалет сделал из деревянного бруска, толстой ветки, веревки, бельевой прищепки и алюминиевой проволоки. Стрелял он метров на пятьдесят, но мне тогда хватало. В одиннадцать лет не много надо, чтобы чувствовать себя отважным рыцарем. Но у того арбалета был недостаток: время от времени стрела упиралась острием в ложе и затем падала. В тот раз она не упала, а расщепилась, причем меньшая часть полетела назад и воткнулась мне в переносицы, пройдя под шкурой до глазного яблока, но не повредив его. Сразу, правда, я это не понял, был уверен, что окривел. Правый глаз залило кровью, видел им только что-то мутно-красное, а левым – кусок стрелы, торчавший вроде бы из глаза. Я обломал этот кусок на уровне переносицы и пошел к находившемуся неподалеку ряду сараев, в одном из которых мой ровесник по кличке Вишня ремонтировал велосипед «Орлёнок», забытый предыдущим владельцем на пять минут у магазина.

– Вишня, глянь, что у меня там, – попросил его.

Он оставил в покое велосипед, посмотрел на меня и открыл от удивления рот:

– Ни фига себе! Да у тебя в глазу древеняка торчит!

– Выдерни ее, – потребовал я.

Нам обоим даже в голову не пришло обратиться в больницу. Родители узнают – так влетит! Он осторожно вынул обломок стрелы. Кровь потекла еще сильнее. Но теперь ничего не мешало моргать правым глазом. Мы пошли к Вишне домой, потому что его мать была на работе, промыли там рану. Я открыл глаз и убедился, что вижу им. Ударь обломок стрелы посильнее или чуть правее – и не стал бы никогда капитаном, не пропустила бы медкомиссия. Однако любовь к арбалетам этот случай у меня не отбил. Я нашел литературу, по ней научился делать настоящие и безопасные для меня, а когда после развала СССР их стали продавать свободно, купил три разных систем и размеров.

Каюсь, браконьерствую помаленьку. После развода я купил по дешевке дом в деревне в средней полосе России, в тихом и спокойном месте, среди лесов, рек и озер. Во-первых, остался без жилья, и надо было срочно прописаться в другом месте, чтобы не видеть мою бывшую и потому, что у нас до сих пор крепостное право полностью не отменили, каждый должен быть приписан к какому-нибудь барину; во-вторых, в деревне коммунальные платежи сведены к минимуму, после возвращения из рейса тебя не ждет кипа неоплаченных счетов непонятно за что; в-третьих, и самое главное, там были хорошие места для рыбалки и охоты. Егеря там тоже были, но я по разрешенным для охоты дням ходил с ружьем и лицензией, а в остальные – с беззвучным арбалетом: попробуй меня поймай! Не то, чтобы я с голоду там умирал, скорее, наоборот, по деревенским меркам я был безумно богат, охотился ради самого процесса, а трофеи раздавал соседкам, бабкам-песионеркам. Впрочем, бывал я там и охотился редко, от силы месяц в году.