С базара женщины привозили огромные арбузы уныло-продолговатой формы, кожа их была болезненно-салатового цвета, но внутри они были сахарно-красные; золотые чарджоуские дыни; щекочущие нос персики; виноград — «дамские пальчики», Наташа сама себе завидовала, когда его лопала; помидоры — «бычье сердце» весом в полкило — все это дети могли есть от пуза, сколько хотели. Несмотря на очень скромную жизнь, Аринбасаровы очень здорово питались.

Сливочное масло было большой редкостью, в основном мама готовила на топленом коровьем жиру. Масло, редкую драгоценность, нужно уметь хорошо сохранить — Мария заливала его водой в стеклянной банке. Этим незамысловатым способом Наташа, став взрослой, часто пользовалась в киноэкспедициях, где никогда нет холодильников.

Я с такой навязчивой подробностью описываю снедь Натальиного детства, что не смею не упомянуть о знатном едоке в их доме, о Татьяне. Когда целуешь Таню в румяные щечки, они пахнут яблоком, как будто она их старательно натерла кусочком яблочка. Справедливости ради, надо сказать, что ее щеки ничуть не уступали этому душистому плоду в округлости форм. Танечка — солнце, солнышко — всегда яркое, озорное, лучистое.

Была и другая Таня — худенькая, с прозрачными ручками, заплаканным личиком, ей было одиннадцать месяцев, она умирала от диспепсии. Мама лежала с ней в больнице, врачи сказали, что не могут спасти девочку. Любая пища, съедаемая Таней, тут же выливалась из нее. Как судьба умеет зло смеяться! Татьяна, которая еще несколько недель назад ела в два раза больше, чем ее старшая сестра, умирала от истощения. Родители сходили с ума.

Один из папиных солдатиков (папа тогда был майором и начальником штаба) посоветовал поехать к его родителям в Россию, в деревню Высоковск. Мама с папой быстро собрали четверых детей, Наталье тогда не было и трех лет, младшенький брат Миша еще не родился. Отправились в Высоковск.

Простая русская женщина, которая видела Аринбасаровых в первый раз в жизни, приняла большую семью — шесть человек, со всем гостеприимством, какое было возможно в то время. Она спросила у Маруси: «Тебе все равно сказали, что она умрет — давай лечить по-нашему». Тетушка поила Танечку отваром из лечебных трав и вливала ей в ротик парное молоко.

Прошло несколько дней, все молча сидели в простой избе-пятистенке, с потолка чудно свешивались лохматые пучки трав, напоминая перевернутое поле, ели из общей плошки черноземную синеглазку. Неожиданно Танечка поднялась в кроватке, потребовала: «Дай!». С тех пор ничего не изменилось в ее прожорливых требованиях. И слава Богу!

Хмурым вечером Наташа сидела на крыльце, шел проливной дождь. Вдруг кто-то ласково дотронулся до ее спины, она обернулась — над ней стоят родители, виновато улыбаясь. Наташа испытующе посмотрела на них, на всякий случай скроила плаксивую гримаску. «Наташенька, мы пойдем в кино, а ты присмотри за Танечкой». Наталья знала, что за Таней присматривать не надо, она спит богатырским сном, изничтожив целую миску гречневой каши, и хозяйка неустанно смотрит за ней. Какое вероломство! Девочке не оставили никакого выхода, и она обрушилась на родителей мокрым, хлюпающим гневом. Вдруг откуда-то появился мячик — последний аргумент, припасенный родителями.

Черный резиновый мячик! Черный резиновый мячик! Да, он резко изменил ход событий. Наталья утешилась. Мария Константиновна осушила батистовым платочком лужицы на дочкином лице. Наташа беззлобно улыбнулась, стала играть с новым другом. Девочка и не заметила, как родители ушли.

Мячик непослушно выпрыгнул из рук и покатился на пищащий звук цыплят. Наташа побежала за ним и тут… Тут случилось самое ужасное за этот треклятый вечер! На огромной скорости на девочку надвигалось что-то страшное. Неземное чудище раскинуло по мокрой земле мощные крылья. Кудахча, на Наташу неслась крупная, откормленная квочка — мамаша цыпляток. Курица сильно превосходила ребенка в размерах. Девочка пустилась наутек, забилась в темный угол, где и провела весь остаток вечера, тихонечко плача.

Да, такая вот история приключилась в России! Поэтому скорей от горестных воспоминаний обратно в Байрам — Али. Там жила-была Дунечка. И была она доброй «молочной» феей. Как и полагается волшебницам, Дуня была хороша необыкновенно, на ее длинной шейке висело массивное ожерелье талисманов — на все случае жизни. Стройная, в ярких туркменских одеждах, вкусно пахнущая жареными семечками. У нее были такие крошечные ступни, что, казалось, от неустойчивости она должна все время падать, но нет, Дуняша парила над землей, едва касаясь ее босыми ножками.

В то время входные двери не запирались, у Аринбасаровых они были завязаны марлевой веревочкой, чтобы чужая собака не забрела погостить. Каждый день, рано утром Дунечка приходила и ставила в приоткрытую дверь свежее молочко и семь стаканчиков мацони — кислое, топленое в печке молоко с золотистой корочкой.

Мария Константиновна очень любила Дуню, но, судя по всему, не одна Мария любила ее. Счастливая юность Дунечки закончилась — ее украл жених. Да, да, в Азии до сих пор воруют молодых красавиц. Мама долго сокрушалась и переживала за Дуняшу. Вместо Дуни молоко стал носить ее отец Бабай. Он все время растерянно бормотал по-русски: «Да, украли мою Дунечку. Нет моей Дунечки!»

Несмотря на адскую жару, дети целыми днями с упоением гоняли по территории воинской части. Любимейшей игрой была война. Голопузые ребятишки прятались в зарослях верблюжьей колючки, ползали по-пластунски. Вооружась деревянными пистолетиками, они брали в плен и «выпытывали» друг у друга военные секреты.

Часто детские игры принимали опасный оборот. Однажды соседский мальчишка пульнул в Наташу половинкой кирпича. К счастью, эта половинка, стремительно пролетая над девочкой, задела только ее макушку. Наташа страшно удивилась, как молниеносно на ее наголо стриженой голове вскочила большущая шишка, которая потом долго болела и невыносимо чесалась.

Майское утро — тихое, радостное. Шепчущий ветерок смеется в теплом воздухе. Наташенька открывает глаза. Рядом с ней спит Танечка. Шорох Наталья поворачивает голову — сидит суслик, таращит пуговки глаз. «Мама вчера разрешила пойти на площадку. Какая прелесть! Скоро, скоро я утру нос Арсику. Взберусь до самого конца каната. А то ишь — „Я самый сильный! Все могу! Я лучший!“ А вот и не ты!» — предвкушала маленькая девочка, проснувшись поутру.

Ребятишки любили играть на спортивной площадке для солдат, там были всякие спортивные снаряды. В пять лет Наташа запросто забиралась по канату на шестиметровую высоту. Братья подсаживали ее на турник, девочке очень нравилось висеть вниз головой и созерцать мир вверх тормашками, ее насильно снимали, когда Наташина голова заметно «бордовела».

Иногда детям особенно везло, и солдаты катали их на танках. В ушах гудит, пол танцует под ногами, от сознания, что ты в боевой машине захватывает дух. Сколько кнопочек, манящих мерцанием! Хоть до многих и нельзя дотрагиваться, но самая их близость взбивала детские нервы до предела. Добродушные лица танкистов наблюдали за отчаянной возней за право управлять танком. Арсен больно щипал девчонок, те лягались и плевались. Из танка они расходились в разные стороны — девочки в одну, мальчики в другую. Но детская злоба недолговечна, прошло полчаса, и ребята снова спорят, воюют, играют.

Диковатым развлечением детей были игрища на учебных полигонах с подземными блиндажами. Залезая в блиндажи, обитые медовой вагонкой, ребята безжалостно обдирали острые локти и коленки. Замкнутое пространство, детское воображение, все вокруг интригует.

— «Арсен нашел дымовую шашку. Пошли скорее, а то они без нас подожгут!» — шепелявит Таня. И девочки бегут созерцать вонючее горение дымовой шашки!

Дети мечтали остаться на ночь в блиндажах. Арсен пугал девчонок Бабаем: «Вот придет ночью Бабай. Украдет и сварит из Вас мыло!». Сестры визжали, представляя, как Бабай варит из них мыло. Бесстрашному желанию остаться на ночь в блиндажах суждено было воплотиться в еще более бесстрашных рассказах.