После занятий по классу, Наталья по обыкновению зашла в ресторан, чтобы лицезреть трапезу Андрея Сергеевича. Он сидел за столиком на терраске, рядом с ним расположился молодой человек в замшевом пиджаке. Его безусое лицо украшали зеленые очки-капельки в золоченой оправе. "Пижон!" подумала Наталья.
— Познакомься, это мой брат Никита. А это Наташа — моя актриса.
Щеголь встал, широко улыбнулся, обнажив ряд кривых белоснежных зубов: "Вообще-то симпатичный!" — смягчила суровый приговор Наталья.
Никита был громкий, веселый, все время шутил, смеялся, целовал "Андрончика". Только что на экранах с большим успехом прошла картина: "Я шагаю по Москве", все узнавали младшего отпрыска семьи Михалковых. От Никиты так восхитительно пахло Москвой, столичной жизнью, счастьем. На радостях Наташе разрешили выпить каплю вина и закусить капустным салатом, приправленным Никитиными шалостями и шармом. Он был уже очень навеселе и, обессилев от самого себя, наконец, решил пойти спать. Попрощались. Андрон с Наташей отправились погулять.
Вдоль гостиницы тянулся красивый тенистый сквер, даже в самое знойное время в нем было прохладно. Вечером зажигались изящные фонари в форме веточек ландыша. Мерцающий свет пронизывал сад, деревья устало шептались, трава щекотала ноги, дурманяще-сладко пахло жасмином. Андрон рассказывал какие-то библейские истории. Наталья не слушала.
Андрей тихонечко поцеловал девушку в щеку — это был робкий, тихий поцелуй, полный нежности и чего-то родного, опасливо отшатнулся, боясь, что Наташа опять выкинет что-нибудь диковатое. Но она стояла, молча, потрясенная. Сердце замерло, земля вздрогнула, поплыла под ногами, и Наталья начала медленно подниматься вверх.
— Ты куда? Андрон схватил ее за руку и притянул к себе.
— Поцелуй, меня еще, — еле слышно прошептала она…
Они целовались, сидя на скамейке. Прохожих не было. Они было одни в
этом подлунном мире.
— Андрон, Андрончик, Андрошечка, — в один миг он стал для нее всем Андронушка мой!
— Тебе надо идти спать! Завтра очень тяжелая съемка.
Наташа удивленно посмотрела на него.
— Родинка моя, нежность моя, ты такая маленькая. А я уже ста-а-а-ренький. Я не могу терять головы. Иди спать.
Не могли заснуть, Андрон ругался на себя, что отправил Наташу спать, Наталья ругала себя, что напозволялась.
На следующий день в горном ущелье около реки снимался эпизод — учитель увозит Алтынай от бая. В фильме проезды Дюйшена и Наташи стоят перед сценой "омовения". Льет дождь, бушует ветер, серо, смятенно. Ветер нагонял ветродуй, дождь делали три пожарные машины, качая воду прямо из горной речки. Наташу с Болотом Бейшеналиевым, игравшим главную роль — учителя Дюйшена, посадили вдвоем на неказистую лошаденку. Шестеро бравых пожарников, озорно поблескивая касками, пытались смастерить дождь. Получалось неважно, ледяная струя из брандспойта попадала то в спину, то в голову артистов. Режиссер и оператор орали на пожарников, а Наташа с Болотиком сидели на лошади, тесно прижавшись друг к другу и трясясь от холода. Когда, наконец, пожарники овладели природной стихией, осветители принялись устанавливать свет, а после начались бесконечные репетиции.
На западе в такой ситуации проезды для пожарников, для осветителей, для оператора выполняли бы дублеры, но Наталью с Болотиком дублировать никто не пожелал. Двигаться надо было точно, иначе вывалишься из кадра. Киноактеры всегда должны думать о "крупности" кадра, о свете, и еще Бог знает о чем. Целый день снимались эти утомительные планы. Наконец, съемка закончилась, Болот сполз с лошади, а Наташа так и осталась сидеть, обхватив одеревеневшими ногами несчастную клячу.
Наталья очнулась от крика, она лежала на мокрых камнях около ног лошади. Над ней суетились люди, директор Верлоцкий отчаянно орал на режиссера
— До смерти замучили бедную девочку!
Он демонстративно подхватил обмякшее тело артистки.
— Куда вы меня несете?
— В лихтваген — греться, ответил директор. (Лихтваген — огромная, грузовая машина с движком, дающим электроэнергию для осветительных приборов).
— Что случилось?
— Ты потеряла сознание и упала с лошади.
Девушку внесли в лихтваген, посадили поближе к движку. Одежда быстро подсохла, по телу приятно разлилось тепло, глаза закрылись, и Наташа задремала. Ей снилось, что она, свернувшись маленьким клубочком на коленях матери, спит. Мария Константиновна гладит дочку по голове — ласково, уютно. Вдруг появляется огромный сумрачный мужик, отталкивает маму, хватает девочку за косу и куда-то тащит. Больно. Наташа по мешковатым штанам узнает Андрона, пытается вырываться — он не пускает, волочит по каменистой земле, весело посмеиваясь. Наталья открывает глаза. Очнулась. Кто-то яростно тянет за косу, чем-то страшно воняет.
Наталья оглядывается, ее вплетенная косичка закрутилась в движок, который был почему-то открыт. Слава Богу, что после целого дня съемок косичка расплелась и плохо держалась, а то вместе с ней пропала бы и Наташина голова.
Девушка выскочила из этой грохочущей, душной машины. Агрегат плотоядно урчал, грозясь нагнать и съесть беглянку. Она пустилась наутек. Вдруг кто-то хватает ее за плечо. "Боже, помоги мне!" — судорожно думает Наташа. Оборачивается, перед ней озабоченное лицо Андрея Сергеевича. Он держит в руках бутылку с молоком и шоколад: "Выпей молока и съешь полплитки. Не больше. Для подкрепления сил!" — нравоучительно сказал он. Расхохотался. Наталья, посмотрев на Андрея Сергеевича, вспомнила сон. Шарахнулась. Но все-таки успела схватить шоколад, который тут же и заглотнула.
Вторую половинку плитки съел Никитушка. Он долго носился по съемочной площадке, желая всем помочь. После съеденной шоколадки, наконец-то, нашел себе занятие — начал скакать, как ошалелый, на бедной промокшей лошаденке-актрисе. Он был похож на откормленного Дон-Кихота, выбравшего себе не по размеру средство передвижения. Лошадь дрожала, икала и странно подпрыгивала на неверных ногах.
Спустя несколько дней узнали — весь отснятый материал забракован, что часто случалось в отечественном кинематографе. Пришлось переснимать. Гримерша — долго гудела и скорбела по сгоревшим косичкам — "Я тебе отдала лучшие косички, а ты… Косички из настоящих волос! Их так трудно достать!". Срочно, чтобы утолить печаль Веры Михайловны, сшили новые косы, а Наталья старалась обходить стороной коварного истребителя косичек.
Стали снимать сцену омовения. Еще в Москве, прочитав сценарий, Наталья сразу заявила: "Голой сниматься не буду!", поэтому для этой сцены была выписана из Москвы восемнадцатилетняя натурщица. У нее была майолевская фигурка с тоненьким торсом и довольно тяжелыми ножками. Эта сцена снималась в том же ущелье, что и проезды. В этот день было ужасно холодно, все время дул колючий ветер, вода ледяно обжигала. Наталью очень волновало, как будет все организовано. Георгий Иванович с Андреем Сергеевичем наметили место съемки за выступом скалы. Наталья, как собака, бегала по съемочной площадке, разгоняя мужиков, сгрудившихся подглядеть "голые" съемки.
Прошло часа два, малая съемочная группа, состоящая из двух операторов и режиссера, чертыхаясь, вышла из-за скалы. Все были злые-презлые! Опоенную коньяком девицу увели. Натурщице подавали коньяк, чтобы она не окоченела, но поскольку уважаемый Андрей Сергеевич был ярым приверженцем репетиций, модель успела налакаться.
— Гога, ну, как? Сняли? — беспокойно спросила Наташа у Рерберга.
— Тьфу! Идиотизм, прет на камеру передним местом. Ничего не понимает.
Может, сама снимешься? Мне Ренка сказала, что у тебя замечательная фигура! (Рена — жена Георгия Ивановича, приехавшая к нему на съемки. Они с Наташей ходили в душ.)
— Нет! — отрезала Наталья.
Тогда бросили клич, полный отчаянья, в толпу зевак: "Кто из девочек согласен сняться в этой сцене?". К Натальиному удивлению трое девушек выказали свою готовность — две русские и одна тринадцатилетняя киргизка. Опять ушли за скалу, опять Наташа бегала, гоняя любопытных, опять дублерш поили коньяком, купая в горной речке. Девочек вынесли в полуобморочном состоянии, так они продрогли, несмотря на выпитый горячительный напиток. Режиссер предстал в воображении местных жителей эдаким изничтожителем молоденьких девочек. В картину вошли кадры с тринадцатилетней киргизкой, но на этом мучительство не закончилось, надо было отснять еще и крупный план молитвы Алтынай: "О, вода, унеси всю грязь, весь позор этих дней. Очисти меня".
