Наталья всегда была очень упорной, она не умела быстро сдаваться. На следующий день, придя в раздевалку, где московские девочки курили тайком, Аринбасарова решительно потребовала: „Я тоже хочу курить, учите меня“. Девчонки обалдели, Наташа — комсорг класса, устраивавшая гонения на курящих, тоже пала жертвой этого соблазнительного порока. И девушки с готовностью принялись обучать Наталью, как правильно затягиваться.
Наташа взяла горящий чинарик сигареты „Дукат“, тогда они были очень популярны у молодежи — без фильтра в нарядных оранжевых пачках и всего за семь копеек! Наташа глубоко вдохнула… Лица замерли, ноги и руки одеревенели, раздевалка перевернулась. Девушка рухнула на пол, на затылке вылезла большущая шишка, курение совершенно не нравилось Наталье. Как бросать, так и начинать курить мучительно тяжело, необходима сила воли, но постепенно Наташа втянулась в эту пагубную привычку. Вдохновленная обожаемой Гаянкой, Наталья бегала с девчонками на чердак, прятала чинарики за батареи, от любопытных носов воспитателей мазала одеколоном зубы — все это носило характер азарта, приключения, свободомыслия.
В Советское время обожали устраивать творческие встречи. В интернат часто приглашали замечательнейших людей — разных актеров, писателей. Зимой приходила актриса Медведева. (Она снималась в картине „За витриной универмага“.) Медведева темпераментно и страстно играла сценки из спектаклей, у актрисы необычайно краснела шея, и только тоненькие морщинки на ней оставались белыми. Что именно она играла, Наталья не понимала, но каким-то чутьем отгадывала, что происходит что-то интересное. Вдруг все кончилось. Актриса быстро укуталась в лохматую шубу. Тугая дверная пружина растянулась и снова собралась. Медведева ушла. На верхней губе у Наташи выступила взволнованная испарина. Не помня себя, девочка раздетая кинулась за ней. Наталье так хотелось выразить актрисе свой восторг, но Медведева удалялась быстрым шагом вверх по Пушечной улице. Девочка не могла ее догнать, легкие горели от холода. Вдруг Медведева остановилась, обернулась. Наталья, разинув рот, не смогла вымолвить ни слова. „Девочка, тебе чего?“. Молчание. „Ну-ка, беги скорей домой, а то простудишься“. И Наташа затрусила обратно. В тот зимний день у девочки впервые смутно проявилось желание стать актрисой.
Всегда забавно встречать известных людей через много лет, когда уже сам стал известным. У тебя появляется хитренькое ощущение: „Уж, я вас-то знаю, дорогой вы мой!“. В интернат привозили детского писателя Алексина. Он, сгустив брови, что-то долго рассказывал. Наташа дремала, уставшая после занятий. Потом она не раз встречала Алексина в доме Михалковых. Он ее, конечно же, не помнил, но Наташенька его не забыла, уж больно он ей мешал своим ораторским пылом растворяться в сладостной дреме, а еще Сима Владимировна сказала: „Представляешь — детский писатель, а взял с нас деньги за свое выступление перед вами. А еще о благородстве разглагольствовал — паршивец!“.
Но самой запоминающейся была встреча с Улановой. Девчонкам было все важно в облике балерины — как она причесана, одета. Как стайка жадной моли, разбирая по мельчайшим деталям, они расправились с ее светло-желтеньким свитерком и прямой твидовой юбкой. Впечатлений было на неделю!
Творческие встречи обычно начинались с концерта. Меню концерта было неизменным — дети пели, танцевали, пародировали. Было мило. Уланова смеялась и хлопала громче всех, лица ребят светились счастьем и гордостью, они следили за каждым вздохом кумира. Номера кончились. Наступила электрическая тишина. Уланова встала. Пошла.
До самой смерти у Галины Сергеевны была чудесная фигура. Наташа следила за движеньем ее красивых ног в элегантных туфлях матовой кожи. Мальчик с удивительно выпуклыми ушами на цыпочках выбежал на середину зала, поставил стул. Уланова не села, ее тонкие пальцы танцевали по спинке стула. Она заговорила, голос мягко разлился. Она говорила с детьми просто, не сюсюкая. То, что сказала Уланова, запомнилось Наташе на всю жизнь.
Уланова, воплощение женственности, в детстве играла в мальчишеские игры, хотела быть мальчиком, и не раз танцевала мужские партии. Ее первым учителем была мама. Мать так и осталась для Улановой самым большим авторитетом и наставником на всю жизнь.
У Улановой, божественной Улановой, были слабые ноги, и ей, как и всем смертным, приходилось работать в поте лица. Невероятное открытие сделала для себя Наташа — даже гении должны работать. Талант — голод, жажда, которые требуют от человека предельного напряжения, труда, горения. Галина Сергеевна говорила, что у балетных не может быть выходных, отпусков, у них нет ни дома, ни детей, ни шоколада. Только отдаваясь танцу целиком, можно чего-то добиться. „Все, что ты делаешь, делай максимально хорошо! Никогда не довольствуйся достигнутым! Нужно творить, напрягая все душевные силы“ — простые слова, но как важно услышать их от своего кумира.
Уланова замолчала. Встреча окончилась. Откуда-то выплыли живые цветы. Церемониальная почтительность разбилась о детскую непосредствен-ность ребята забегали, зашумели, мальчишки вырывали друг у друга пальто Улановой. В конце концов, Галина Сергеевна, испугавшись за сохранность вещи, оделась сама.
Наталья была на последнем спектакле Улановой — „Ромео и Джульетта“. Девочка, сидя над правительственной ложей, смотрела и тихо плакала. Ей казалось, что она присутствует при волшебном действии. Музыка льется, прекрасная фея раскидывает паутину танца. От совершенства движений и линий Улановой — Наташе было не по себе. Она ерзала и чесалась.
В антракте Наталья, вдохновленная чудом танца, устремилась в уборную. Встала в золоченой раме зеркала — перед ней щупленькое созданьице с огромными кистями, волосы собраны в тугой пучок, уши большие, „жадные“, сторонятся головы. „Урод!“ — выдохнула Наташа: „Никакого совершенства формы! Надо что-то поменять! Но что?“.
Наталья распустила волосы, они упали шелковой накидкой. Прозвенел первый звонок. Наташа неловкими детскими руками начала собирать волосы в валик. Торопилась, пальцы не слушались. „Ах, как надо успеть до начала второго акта! А то пропустишь что-нибудь важное!“ Еле-еле скрутила непослушные локоны ниже затылка. Второй звонок. Наташа закрепила валик шпильками, взглянула в зеркало — о боже, она похожа на Уланову! (Галина Сергеевна носила волосы особым способом, скручивая их ниже затылка, точно так, как сделала Наташа.) Девочке вдруг показалось, что каким-то таинственным способом через прическу ей перейдет магия танца великой балерины. С тех пор она каждое утро упрямо укладывала волосы таким прихотливым способом.
Эта прическа произвела некоторый эффект. В Москву приехал американский писатель Альберт Кан, чтобы писать книгу об Улановой. Кан, придя в училище, очень удивился, увидев редкий экземпляр — крошечную казахскую Уланову. Альберт Кан преследовал девочку фотографическим кошмаром, снимал Наташу повсюду — в классе, в столовой, на репетициях. В результате охоты было помещено две фотографии раскосой Галины Сергеевны в книгу „Дни с Улановой“.
Ночь. В форточку лезет холод. Ван-Мэй уютно поеживается. Наташа, свернувшись калачиком под тоненьким одеяльцем, стучит зубами. Морозец плодотворно действует на ее мыслительный процесс. Дети часто пытают взрослых разными вопросами: „Кто выше летает — орел или ястреб?“. В эту ночь Наталья пыталась уяснить, кто — лучше Уланова или Плисецкая.
Наташе никак не давали покоя средние физические данные Галины Сергеевны. „У нее небольшой шаг и прыжок. Красивый, но опять-таки невысокий подъем. Ее лицо в жизни совершенно неприметное с слишком правильными чертами — выпуклый чистый лоб, тонкий прямой нос. Но что же с ним происходит в гриме на сцене?.. Это лицо мадонны! Особый изгиб шеи, чуть приподнятые, как бы угловатые плечи делают Уланову женственной и беззащитной. Технически она все делает безукоризненно, и никогда нет ощущения, что она исполняет какие-то трюки. В первую очередь танец, ожившая в движении музыка и образ, который она создает на сцене. Всегда потрясающая одухотворенность, приподнятость над действительностью, над обыденностью и в то же время огромная внутренняя сила!“ — размышляла в ночи Наташа.
