Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Не понимаю, — вымолвил Евмен.

— Помнишь тот день, когда я бежал из Пеллы, — день, когда мой отец хотел убить меня?

— А как же! Ведь я был там.

— Я бежал вместе с матерью, намереваясь добраться до Эпира. Мы остановились на ночлег в лесу, стадиях [2] в тридцати к западу от Бероя. Вдруг посреди ночи я увидел, как она встала и ушла в темноту. Она ступала, словно не касаясь земли, и, в конце концов, пришла в какое-то место, где стоял покрытый плющом древний образ Диониса. Я видел ее, как сейчас тебя, а из-под земли выползли огромные змеи. Клянусь, я был там и смотрел, как она, играя на флейте, созвала оргию сатиров и менад, одержимая…

Евмен неотрывно глядел на своего царя, не веря услышанному.

— Скорее всего, тебе все это приснилось.

— Вовсе нет. Вдруг я почувствовал, как кто-то сзади тронул меня за плечо. Это была она, понимаешь? Но мгновением раньше я видел, как она играла на флейте, а ее кольцами обвивали огромные змеи. И я оказался там, а не в своей убогой постели. Мы вернулись вместе, пройдя пешком приличное расстояние. Как ты это объяснишь?

— Не знаю. Некоторые люди ходят во сне, а говорят, бывают и такие, кто, заснув, покидает свое тело и уходит далеко, являясь другим. Это называется «экстаз». Олимпиада — не такая, как другие женщины.

— В этом у меня нет сомнения. Антипатр всегда с трудом справлялся с ней. Моя мать желает властвовать, править, она хочет использовать свои способности, и помешать ей непросто. Иногда я спрашиваю себя, что бы сказал обо всем этом Аристотель.

— Это нетрудно узнать, достаточно спросить Каллисфена.

— Каллисфен порой меня раздражает.

— Это заметно. И ему это не нравится.

— Но он ничего не делает, чтобы избежать этого.

— Не совсем так. У Каллисфена имеются принципы, и он учился у своего дяди в этом отношении не идти на компромиссы. Тебе нужно попытаться понять его. — Тут Евмен сменил тему: — Какие у тебя планы на ближайшее будущее?

— Хочу устроить театральные состязания и гимнастические игры.

— Театральные… состязания?

— Именно.

— Но зачем?

— Людям нужно развлечься.

— Людям нужно снова взяться за мечи. Они не воюют уже больше года, и если подойдут персы, я не знаю…

— Персы определенно сейчас не появятся. Дарий занят тем, что собирает самое большое войско, какое только видывали, чтобы уничтожить нас.

— И ты даешь ему на это время? Устраиваешь театральные представления и гимнастические игры?

Секретарь покачал головой, словно считал поведение царя явным безумием, но Александр встал и положил руку ему на плечо.

— Послушай, мы не можем ввязываться в изматывающие боевые действия и брать один за другим все города и крепости персидской державы. Ты видел, чего нам стоило взятие Милета, Галикарнаса, Тира…

— Да, но…

— И потому я хочу дать Дарию время призвать всех его солдат до последнего, а потом встречусь с ним и решу все одним сражением.

— Но… мы можем проиграть.

Александр посмотрел Евмену в глаза, словно друг произнес очевидную нелепицу.

— Проиграть? Невозможно.

Евмен потупился. В этот момент он понял, что письмо Олимпиады только укрепило Александра в том, во что он и так подсознательно верил: он непобедим и бессмертен. А то обстоятельство, что это подразумевает его божественность, было не столь уж важно. Но убеждены ли в этом так же решительно войско и товарищи Александра? что-то будет, когда средь беспредельной азиатской равнины они окажутся перед величайшим войском всех времен?

— О чем ты думаешь? — спросил Александр.

— Да так, ни о чем. Мне пришел на ум один отрывок из «Похода десяти тысяч» — тот, где…

— Не продолжай, — перебил его царь. — Я знаю, на что ты намекаешь,

И он начал цитировать по памяти:

Уже настал полдень, а враг все не появлялся, но во второй половине дня вдали на равнине белым облаком показался столб пыли. Чуть позже уже можно было различить блеск металла, копья и шеренги воинов…

— Сражение при Кунаксе. Бесчисленное войско Великого Царя призраком возникло из пыли в пустыне. Однако даже тогда греки победили, а если бы они быстро атаковали центр вместо того, чтобы нападать на левый фланг противника, они убили бы персидского монарха и завоевали всю его державу. Организуй гимнастические игры и театральные состязания, друг мой.

Снова покачав головой, Евмен двинулся к выходу.

— Вот еще что, — сказал царь, задержав секретаря на пороге. — Подбери пьесы, чтобы Фессал мог в должной мере продемонстрировать свои голос и осанку. «Царь Эдип», например, или…

— Не беспокойся, — сказал секретарь. — Ты знаешь, что я разбираюсь в таких вещах.

— А как здоровье Пармениона?

— Сокрушен, но не подает виду.

— Думаешь, в нужный момент он будет на высоте?

— Полагаю, да, — ответил Евмен. — Таких людей, как он, на свете немного.

И он вышел.

Александр торжественно открыл гимнастические игры и театральные представления, а потом пригласил друзей и старших командиров на пир. Собрались все, кроме Пармениона, который прислал слугу с извинительной запиской:

Парменион царю Александру: здравствуй!

Прошу прощения за то, что не приму участия в пиршестве. Я чувствую себя не очень хорошо и не смогу почтить твое застолье своим присутствием.

Вскоре выяснилось, что это застолье предназначалось для бесед, поскольку не было видно ни танцовщиц, ни гетер, искусных в любовных играх, а сам Александр в качестве симпосиарха — главы пиршества — развел в кратере вино четырьмя частями воды. Все также поняли, что он хочет обсудить философские и литературные проблемы, а не военные вопросы, так как рядом с собой царь оставил места для Барсины и Фессала. Далее расположились Каллисфен и два философа-софиста, прибывших с афинским посольством. За ними — Гефестион, Евмен, Селевк и Птолемей со своими случайными подругами, а остальные друзья устроились в другой части зала.

Хотя лето было в разгаре, погода испортилась и из набухших черных туч на старый город хлынул дождь. Когда повара начали подавать первое блюдо — ягненка, зажаренного со свежими бобами, вдруг раздался гром, заставив дрожать стены здания и вызвав рябь в кубках с вином.

Приглашенные безмолвно переглянулись, а гром прокатился вдаль и разбился о подножие горы Ливан. Повара продолжили подавать мясо, а Каллисфен, повернувшись к Александру с иронично-шутливой улыбкой, спросил:

— Если ты — сын Зевса, смог бы ты сделать такое?

Царь на мгновение опустил голову, и многие в зале подумали, что сейчас он разразится вспышкой гнева, да и у самого Каллисфена был такой вид, будто он уже раскаялся в своей не слишком удачной шутке. Заметив его бледность, Селевк шепнул на ухо Птолемею:

— На этот раз он обмочился.

Но Александр снова поднял голову, продемонстрировал безмятежную улыбку и ответил:

— Нет. Не хочу, чтобы мои сотрапезники померли со страху.

Все разразились смехом. На этот раз гроза миновала.

ГЛАВА 4

Этеокл скакал несколько дней, лишь на краткие часы засыпая рядом со своим конем. Весь этот путь он проделал, пугаясь криков ночных зверей и воя шакалов, опасаясь сбиться с дороги, боясь, что на него нападут и ограбят, отнимут коня и провизию или схватят, чтобы продать в рабство в далекие страны, где его никто никогда не найдет и не выкупит. За всю свою короткую жизнь он никогда в одиночку не сталкивался с такими тревогами и опасностями, но ему придавало мужества ощущение, что меч его отца — рядом. Изо всех сил мальчик сжимал оружие, принадлежавшее раньше великому Мемнону Родосскому. К тому же его высокий рост создавал впечатление, будто он уже взрослый.

Этеокл, конечно, не мог знать, что его безопасность обеспечивают воины, посланные вслед за ним ненавистным врагом, человеком, обесчестившим его отца и овладевшим душой и телом его матери. Возможно, этот человек поистине был воплощением Ахримана, духа тьмы и зла, как говорил однажды Артабаз.

вернуться

2

стадий — 184, 98 м.

5
{"b":"19055","o":1}