Если профессор (доцент, аспирант), о котором идет речь в статье, – человек кристально честный, по ее прочтении он хватается за голову и с ужасом думает, как же ему теперь показаться людям на глаза. Умеренно честный профессор подносит кое-кому из своего начальства по экземпляру газеты, что-то для порядка приговаривая о журналистской некомпетентности и напоминая о необходимости выделения дополнительных средств: в главке, почитав статью, не откажут.

И тот и другой в ближайшее время будут завалены сотнями, а то и тысячами писем с просьбой помочь в приобретении целебного препарата. Стиль, в котором будут выдержаны ответы двух наших профессоров, может различаться довольно значительно, суть же окажется совершенно одинаковой: уважаемому корреспонденту ответят, что никакого отработанного, разрешенного к использованию для лечения больных препарата на самом деле нет.

Можно сколько угодно напоминать непосредственным участникам таких историй о журналистской этике, врачебной этике, этиках всяких других профессий, но они, истории, повторяются вновь и вновь, имея часто очень неприятные продолжения. Вот, например, пересказ заметки из одной зарубежной газеты.

Некоторое время назад и через прессу, и по «беспроводному телефону» стали распространяться сведения, что некий очень пожилой профессор, работающий в сугубо немедицинском институте, нашел радикальное средство от тяжелой болезни. Консерваторы-специалисты, однако, энтузиазма не проявляют и признать новинку не хотят. Одно сообщение на эту тему, другое, наконец, учитывая интерес публики, телевизионная дискуссия.

«...Врачи давали мне неделю или в лучшем случае несколько недель жизни. Сейчас, год спустя, после того как я начал принимать препарат уважаемого профессора, я стал самым здоровым человеком среди здоровых». Вслед за чудесным образом исцелившимся выступает министр здравоохранения. Он призывает больных проявить терпение, необходимы тщательные испытания, во всяком случае, эффект нового средства еще достаточно не подтвержден, до практического применения еще очень, очень далеко. Профессор, автор препарата, в отчаянии говорит о том, как он устал от напора желающих и как это мешает ему в работе.

Опять выступает исцеленный–уже другой, – который без обиняков называет всех врачей взяточниками. Никто из ведущих передачу не пытается с ним дискутировать. Да и автор газетной заметки ограничивается лишь абстрактным замечанием относительно опасности обобщений. Он забывает, впрочем, что организаторам передачи следовало бы подумать о том, что такие беседы с исцеленными лишь вызовут осаду лаборатории больными, которых нельзя все же лишать права на надежду.

А тут еще в завершение передачи ведущий сообщает, что вскоре будет производиться запись ста добровольцев для продолжения испытаний.

Можно легко вообразить, пишет автор заметки, что будет твориться под дверьми лаборатории в день записи. Жаль, что организаторы передачи, по-видимому, лишены воображения.

Как показало дальнейшее развитие событий, он был прав. В этот день лабораторию осаждали около двух тысяч человек. События, разыгравшиеся под ее дверьми, сравнивали со сценами из дантовского «Ада».

Кто же виноват – изобретатель? журналист? пациент?

Несомненно, среди всех выпускаемых ныне биологически активных соединений первое место по объему производства занимают средства защиты растений. Их роль совершенно невозможно переоценить. Считается, что благодаря им удается сохранить до половины урожая, во многих странах еще больше.

Вспомним хотя бы ужасные нашествия саранчи, еще в первые десятилетия нашего века, опустошавшие огромные регионы, целые страны. Там, где прошла саранча, не оставалось буквально ни одного стебелька. В отчаянии люди пускали в ход даже огнеметы – все бесполезно; да и как справиться со стаей, которая плотно, бок к боку, «чувствуя локоть товарища», покрывала нередко тысячи гектаров. Академик В.И. Вернадский подсчитал как-то, что одна крупная стая саранчи весит больше, чем все цветные металлы, добытые человеком за все годы от бронзового века до наших дней! И эта огромная прожорливая масса (одно насекомое съедает в течение жизни до 300 граммов зеленого корма) вдруг поднимается на крыло и летит, иногда на сотни и даже тысячи километров, и... горе той земле, где она опустилась!

Самые крупные гнездилища саранчи – места, где она откладывает яйца, расположены в полупустынных зонах: в Северной Африке, на Ближнем Востоке, в Иране, Афганистане, Пакистане; обычно заранее известно о предстоящей вспышке ее численности (теперь такие оценки делаются с помощью спутников). Соответствующие зоны обрабатываются с воздуха подходящими инсектицидами, а поскольку это преимущественно места почти необитаемые, лишенные полезной растительности, то можно не скупиться. И вот уже несколько десятилетий проблема саранчи, в ее прежнем масштабе, снята с повестки дня. Отдельные локальные рецидивы связаны чаще всего с обстоятельствами привнесенными: во всех перечисленных регионах постоянно вспыхивают вооруженные конфликты, из-за которых не удается вовремя произвести опыление гнездилищ.

Пример с саранчой, наглядный, конечно, не отражает тем не менее масштабов участия средств химической защиты растений в спасении урожая. Нашествию саранчи подвержены лишь некоторые районы – не всегда, кстати, самые главные производители сельскохозяйственной продукции. А в целом же, как упоминалось, речь идет о сохранении до половины собранного зерна, клубней, корнеплодов и т.п. Поэтому, когда на одной из международных конференций по проблемам загрязнения продуктов питания и окружающей среды остатками пестицидов встал вопрос об изъятии из обращения некоторых эффективных, но медленно разлагающихся и опасных для человека, представители многих развивающихся стран этот проект отвергли предъявив конкретные расчеты, согласно которым такой шаг навлек бы на их страны катастрофу всеобщего голода.

Так что им приходится из двух зол выбирать все же значительно меньшее...

В условиях развитых стран цену отказа от использования пестицидов в сельском хозяйстве можно порой выразить в цифрах весьма точных. Возник упоминавшийся уже лозунг «Назад к природе», появились его (более или менее радикальные) сторонники, начали предпринимать конкретные действия: никакой химии в пище, овощи и злаки только прямо с поля, причем это поле не должно обрабатываться никакими гербицидами – инсектицидами, и чтоб, знаете, без минеральных удобрений...

– Боже мой, да зачем же вам самим-то стараться? – тут же всполошились предприимчивые фермеры. – Мы вам все это вырастим в наилучшем виде и без пестицидов, и без удобрений. Только стоить это будет, сами понимаете, подороже... Ниже урожай... больше потери...

Дальше все как обычно: реклама – изумительной красоты и свежести лук-порей на чашке со стручковым перцем и миска с помидорами... Румяная, круглощекая барышня с улыбкой укладывает в корзину столь же румяные и безукоризненно круглые яблочки...

Мода на «биологические» овощи, на «биофрукты». Их покупают уже не только залихватские фанатики от «зеленых», но и просто осторожные граждане. Хотя платить приходится в несколько раз дороже.

Лет пять назад австрийское Федеральное бюро исследования пищевых продуктов провело проверку имеющихся на рынке «биоовощей», «биояблок», «биопшеницы» и т.п. «биотоваров» на предмет содержания в них остатков пестицидов. Возник скандал – не большой, не маленький, в самый раз, чтобы все газеты тиснули по заметке строчек на сто пятьдесят. Ибо оказалось, что в «биопшенице» и «биоржи» многих поставщиков содержание инсектицида гексахлорбензола во много раз превышает допустимые нормы, так же как во многих обследованных овощах (простите, «биоовощах»). Сравнительно благополучно обстояло дело с «биопросом»: всего 93 процента максимально допустимого содержания пестицидов.

Словом, помните, как Швейк покупал освященный епископом елей у фирмы Полак на Длоугой улице – торговля маслами и лаками?