– Ты ожидал, что я встречу вас с распростертыми объятиями?

Он вздохнул и разлил остатки вина по бокалам:

– Я думал, что годы могли немного смягчить тебя. Может быть, я надеялся, что ты простишь нас с Поппи.

Анна покачала головой:

– Нет. Никакого прощения. Я не склонна к жалости.

– Достаточно честно. По крайней мере я знаю, что ты обо мне думаешь. Но не сваливай все на мою дочь. Флинн ничего не могла поделать с выбором, который сделали ее мать и я.

– Это я, конечно, понимаю. – Она достала кошелек и положила несколько купюр на поднос. Никто из них не притронулся к еде. – И даже если я на самом деле соглашусь стать временным опекуном Флинн, почему ты решил, что я буду более постоянным родителем для нее, чем, скажем, ты? Я была ужасной матерью.

– Да, – сказал Марвин, – я знаю.

Флинн весь день слушала радио – на радио был уикэнд звезд андеграунда семидесятых годов – сначала у бабушки, а потом у Греты на кухне. На полдник Грета покормила ее кускусом – это название, как полагала Флинн, по-итальянски означало «извините». Вместе с кускусом на тарелке лежали овощи, смородина и какие-то черные шарики, которые Грета назвала каплунами. Или каперсами? Сейчас Флинн не могла вспомнить, но думала, что в этой странной пище содержалось какое-то секретное послание: кускус – смородина – каплуны – каперсы. Она истолковала это приблизительно так: «Извините, я не знаком с текущими событиями и должен надеть свою накидку, чтобы сделать каперсы. Где-то здесь должен был быть итальянский супермен».

– Я поем с тобой, – сказала Грета, – а то я голодала все эти дни.

– Правда, дорогая? – Флинн улыбнулась. Грета улыбнулась ей в ответ.

– Расскажи мне, как это – жить на Аляске? Флинн размазала кускус по тарелке и посмотрела на женщину, с которой она, наверное, начинала свою новую жизнь. Жизнь маленького ребенка с этой женщиной в роли матери. По пути сюда ее отец говорил, что у нее появится новая мама. Или кто-то, кто будет для нее матерью. На самом деле, она не очень поняла разницу. Может быть, это и есть та женщина, которую он нашел, и она будет относиться к ней как приемной дочери.

– Ты веришь в ад? – спросила Флинн.

– Что? – переспросила Грета, и Флинн почувствовала ее страх. Возможно, Грета боялась смерти. В прошлой жизни Грета была кубинским торговцем наркотиками. Кто-то выстрелил в нее – в той жизни она была мужчиной – и выбросил ее тело в океан. Когда люди умирают таким образом, им понадобятся столетия, прежде чем жестокость сотрется из их души.

Флинн пожала плечами:

– Аляска – это ад. Там холодно, как в аду. Там темно, как в аду. У Гувера МакПоза отмерзал кончик хвоста и ушки. Поэтому он выглядит как исполнитель хип-хопа. Хип-хоп – это то, о чем говорил сегодня утром диджей по радио, такое направление в музыке. – В ее голове зазвучала песня «Полуночный поезд в Джорджию».

– Возможно, для котят там слишком холодно на улице. Грета положила себе большую порцию кускуса и быстро ее съела. Флинн заинтересовалась ребенком внутри Греты, ей было интересно – если он умрет, то попадет в рай или в ад? Мама говорила, это неправда, что все дети попадают в рай. Некоторых из них наказывали и отправляли снова на землю в качестве новых душ. Ее мама была одним из таких детей. Флинн знала, что Поппи уже побывала в аду и вернулась обратно, и Флинн пошла за ней. А папа – за ней. Сердце – это колесо. Она снова здесь.

– Ты веришь в реинкарнацию? – спросила Флинн.

– Нет, – сказала Грета, – а ты?

– Мы с тобой были хорошими друзьями во время Второй мировой войны. Мы были японками. Ты тогда была еще совсем маленькой. Я была генералом и играла на фаготе. Когда я умерла, ты держала мою голову. А потом написала письмо моей жене и дочерям. – Сердце Флинн сильно забилось, ладони вспотели, когда она представила, как это больно.

– Интересно. – Грета глотнула кофе. – А как ты думаешь, сейчас мы будем хорошими подругами?

– Наверняка, – ответила Флинн и налила себе стакан напитка «Тэнг». Он ей не очень нравился, но на банке было написано, что это напиток астронавтов. Флинн думала, что, возможно, когда-нибудь захочет стать астронавтом, если, конечно, она проживет так долго. – Ты думала о том, чтобы взять приемного ребенка? Девочку?

– Что? – спросила Грета, – Откуда ты это знаешь?

– Значит, это правда? – Стало быть, папа не лгал. Грета должна стать ее новой матерью, пока ее старая мама не поправится, а Анна будет любить их обеих. Флинн знала, что бабушка всегда выслушает и поверит ей. Она не разозлится и не заставит ее сменить тему разговора, даже если Флинн начнет рассказывать о постройке Великой Китайской стены и каково это – работать в такую жару с израненными руками и ногами.

– Да. – Грета улыбнулась. – Мы удочерим особую маленькую девочку. Вообще-то мы собираемся завести двух детишек. Внутри меня растет ребеночек. Разве бабушка не говорила тебе?

– Еще нет. А моя мама больна, она сумасшедшая. Как ты думаешь – она и вправду сумасшедшая? – Флинн достала сварочные очки с оптометром и поставила указатель на 20/20. Это помогало ей оставаться в обычном мире. Когда к ней приходили видения, она ставила 20/40. Сейчас Флинн не хотелось видеть слишком много. Подумав, она поставила самые безопасные 20/200 – полная слепота.

– Я никогда не встречалась с твоей мамой, милая. Но, скорее всего, она замечательная. Как ты думаешь, вы с папой надолго приехали к бабушке?

– Надеюсь, они обсуждают эту тему, пока мы тут разговариваем, – Флинн наклонила голову, словно могла их слышать. Где-то по радио звучала песня «Чернила черные».

– Ладно, Флинн, расскажи, как ты развлекаешься. Чем вы с друзьями занимались на Аляске?

– О, у меня нет друзей, ведь у меня отклонения. Я ненормальная Флинни. Флинни-дурочка, голова, как булочка, – это я.

– Но. какие-то друзья у тебя есть? Флинн пожала плечами:

– Мои друзья – духи. Я хорошо известна и почитаема в мире духов.

Грета отпила кофе. Она совсем не разозлилась. А вот мама всегда злилась, когда Флинн говорила о таких вещах. Грета стала бы идеальной приемной мамой, а ее бабушка, Анна, помогла бы ей почувствовать этот мир духов. Флиин верила, что бабушка знала это, потому что вокруг нее горит свет. Духовный свет, свет шести ангелов, а может, и больше.

– Но у тебя же должен быть, по крайней мере, хотя бы один не воображаемый друг.

– Да, у меня есть, – сказала Флинн. Грета улыбнулась:

– Видишь? Я же говорила. Как ее зовут?

Флинн подкрутила колесики на тяжелых очках и посмотрела на Грету нормальным взглядом:

– Грета. Ее зовут Грета.

Грета наполнила стакан Флинн молоком и так долго молчала, что девочка начала беспокоиться. Она знала: она сбивала людей с толку, иногда внушала страх. Нет, это был не тот страх, который испытываешь от фильма ужасов, а словно ты объезжаешь картонную коробку на шоссе и боишься, потому что внутри может быть стекло или острые предметы. Наконец Грета сказала:

– У тебя богатое воображение. Может, ты станешь художницей?

Флинн пожала плечами:

– Мой папа художник. И я была художницей в других жизнях. В следующей жизни я планирую стать дизайнером, который делает вещи из голубого стекла. – Она выпила молоко и спросила, можно ли еще «Тэнга».

Грета взболтала бутылку, и Флинн смотрела, как оранжевые кристаллы кружатся в сыворотке, как маленькие астронавты, пытающиеся добраться до Луны.

– Мой папа, возможно, тоже сумасшедший. Мама-то точно.

Грета мягко сказала:

– Ты думаешь, что и ты тоже?

Флинн улыбнулась, но не ответила. Как она могла ответить? Вместо этого она стала объяснять, как в прошлой жизни они с Марвином были мужем и женой, а Поппи, которая сейчас была ее матерью, была слепым пастухом по имени Ахмед, к которому ревновал Марвин.

– Он убил нас обеих в той жизни. – Флинн замолчала. Это было то, что люди обычно не хотели слушать. Именно поэтому они называли ее придурочной и «клиническим случаем». Она умела Видеть. Она Знала. Но она-то в этом не виновата. Как раз перед тем, как мать исчезла из «Международной блинной» в Пенсильвании, она разозлилась на Флинн, потому что папа попросил ее рассказать какую-нибудь историю, чтобы скоротать время, и Флинн поведала о времени, когда он был ее мужем – Сарти. Поппи повернулась и сказала: