Перикл не говорит пока ничего нового и необычного. Да, он будет продолжать дело своего предшественника. Конечно, нельзя допустить, чтобы аристократы подняли голову. Разумеется, он станет беречь единство Делосского морского союза и не позволит никому выходить из него. Пусть никто не сомневается в его решимости освободить моря от персидских кораблей и навсегда покончить с варварской угрозой.

Хотя непосредственно персы уже давно не угрожали Афинам, Перикл решил продолжать наступательные действия. После смерти Ксеркса в 465 году престол перешел к его сыну Артаксерксу, утвердившемуся у власти после длительной борьбы. Едва он покончил с внутренними смутами, как вспыхнуло восстание в Египте. Ливиец Инар, возглавивший восстание и прогнавший персидские отряды из Нижнего Египта, обратился за помощью к Афинам. И вот уже в 460 году 200 триер движутся от Кипра к дельте Нила, очищают ее от вражеских кораблей и осаждают крепость Мемфиса.

В растерянности Артаксеркс отправляет посла к спартанцам: пусть он не жалеет денег и уговорит их объединить усилия с персами и нанести удар по их общему врагу. Спартанцы не пожелали стать предателями общеэллинских интересов и с презрением отвергли предложение, которое считали бесчестным.

Пришлось набирать армию в самой Персии. Афинянам и египтянам предстояло сражаться с отборными, численно превосходящими войсками. В конце концов в 456 году они потерпели поражение. Инар был взят в плен и распят, греки же, запертые на небольшом островке, после восьмимесячной осады сдались на милость победителей (весной 454 года).

Афиняне встревожились. За время греко-персидских войн они не знали подобных неудач. Неужели все предшествующие громкие и славные победы сведены на нет? В смятении не только Афины, но и их союзники. Забыто прежнее недовольство, никто не обвиняет Афины в тирании и бесцеремонном обращении с отдельными городами. Все отступает на задний план перед персидской угрозой. Где выход?

Перикл находит его. Он продиктован не страхом, а трезвым расчетом. Принципы не меняются, но политика требует гибкости. Делосский морской союз, детище Аристида, пережил себя. Сейчас не время спорить о правах и обязанностях. Единственное спасение — полное подчинение союзников воле афинян. Не Делосский, а Афинский союз, Афинская держава — Архэ, полностью распоряжающаяся военными силами и средствами 200 государств!

Прежде всего необходимо перенести союзную казну в Афины. Помнится, когда-то именно это и предлагал остров Самос, и Аристид честно и открыто признал, что это в высшей степени несправедливо, хотя и столь же полезно. Разумеется, никто не сомневается в честности делосцев, никто не оспаривает их традиционных заслуг. Ведь именно там, на Делосе, родились могучие боги. Когда разгневанная Гера запретила Земле предоставлять место Латоне, готовившейся разрешиться от бремени, по просьбе Зевса Посейдон поднял из морских глубин остров (не зря ведь Делос означает «Видимый»), где и появились на свет близнецы Аполлон и Артемида. С тех пор эту землю заслуженно считают священной. Туда не пускают даже смерть — умирающих жителей переносят на соседний остров. Делосцы многие годы хранят огромные сокровища, но считают излишними стены и укрепления: они верят, что святость места надежно оберегает их.

И все же рисковать нельзя. Только в Афинах, на Акрополе, казна будет в безопасности!

В 454 году Афины становятся полновластным хозяином всех денег, ежегодно поступающих от союзников. Отныне они целиком и бесконтрольно распоряжаются сотнями талантов по собственному усмотрению.

Теперь необходимо срочно решить вторую проблему — добиться единства греческого мира. Отношения со Спартой и Пелопоннесским союзом чреваты войной. Вот уже 10 лет после изгнания Кимона не прекращаются военные столкновения в Элладе.

Началось с пустяков. Между Мегарами и Коринфом, союзниками Спарты, вспыхнул пограничный конфликт. Мегары, не дождавшиеся помощи лакедемонян, вышли из Пелопоннесского союза и искали поддержки у афинян. И те высадили отряд в городе Пеги, в Коринфском заливе. Коринф, в свою очередь, заключил союз с городами побережья Арголиды, к нему примкнула и Эгина, старая соперница Афин. И хотя 200 афинских триер находились в то время в дельте Нила, все же пелопоннесский флот был разбит, и афиняне осадили столицу Эгины.

И тут пришлось вмешаться Спарте. В 457 году 11-тысячная союзная армия двинулась в Среднюю Грецию и подошла к Фивам. Почти столько же выставили Афины, призвав к оружию, кроме собственных граждан, еще аргосцев, фессалийцев и жителей других городов. Правда, от одного помощника они все же отказались. Узнав о предстоящем походе, подал голос опальный Кимон: он просил разрешить ему выступить в отряде вместе с членами его филы, чтобы еще раз доказать, что он друг афинян, а не враг. Перикл, однако, остался неумолим. Тогда Кимон обратился к своим друзьям и сторонникам, которых тоже обвиняли в лаконофильстве, призвав их кровью смыть с себя обвинения и подвигами оправдаться перед согражданами.

Битва произошла в Беотии, околы Танагры. Афиняне стойко выдерживали натиск спартанской пехоты, не имевшей себе равных в открытом бою. Перикл, как пишет Плутарх, «сражался особенно храбро, не щадя жизни, и отличился перед всеми». Что же касается сподвижников Кимона, то они «тесно сплотились друг с другом, и сто человек их пало в ожесточенном бою, оставив у афинян чувство глубокой скорби и раскаяния в том, что их обвиняли несправедливо».

Исход битвы определила измена фессалийской конницы. Афиняне отступили к границам Аттики.

Но тщетно друзья спартанцев ожидали вторжения пелопоннесцев, надеясь совершить государственный переворот. Победители, понесшие значительные потери, ограничились тем, что заставили города Беотии возобновить союз с Фивами. По мысли спартанцев, этот союз должен был стать преградой на пути афинян, если они вздумают начать наступление на Пелопоннес.

Союз просуществовал недолго. Через 61 день после битвы при Танагре афиняне разгромили беотийцев при Энофитах и подчинили своему влиянию все города, кроме Фив.

На следующий год капитулировала Эгина, которую Перикл называл «гноем на глазах Афин». Ей пришлось дорого расплачиваться за свое упорство: она обязывалась передать военный флот, срыть стены и, став членом морского союза, уплачивать ежегодно 30 талантов — больше, чем кто-либо из остальных союзников. Особенно воинственно настроенные афиняне требовали еще более сурового возмездия. В Народном собрании раздавались голоса: пусть каждому жителю Эгины отрубят большой палец правой руки — и тогда они не смогут держать копье, зато сумеют справиться с веслами. Периклу претила подобная жестокость, и он утихомирил страсти.

Не давая спартанцам опомниться, Перикл немедленно организовал еще две экспедиции, чтобы убедить всех греков в возросшей мощи афинян. Под начальством Толмида он отправил флот к самой Лаконии. Разрушив спартанский арсенал, Толмид, правда, не сумел закрепиться на берегу, и отплыл в Этолию, где покорил Халкиду и Навпакт.

В 454 году сам Перикл во главе 100 триер двинулся из Пег в Мегариде вокруг Пелопоннеса. «Он опустошил не только большую часть побережья, но и проникал с гоплитами, находившимися во флоте, в глубь страны далеко от моря. Всех приводил он в страх своим нашествием и заставлял укрываться под защиту стен. Сикионцев он обратил в бегство в открытом бою… энидцев запер в их городе, разорил их область и отплыл на родину, показав себя врагам — грозным, согражданам — осторожным и энергичным полководцем: действительно, с его отрядом не произошло ни одного даже случайного несчастья» (Плутарх).

И все же это была лишь демонстрация. Фейерверк ослепительных удач, заставивших забыть о Танагре, связывали теперь прежде всего с именем Перикла. Среди афинян и их союзников росла его популярность энергичного полководца и смелого воина, и мало кто видел в нем умного политика. В нем ценили смелость, а не проницательность, решительность, а не осторожность. И демос постоянно требовал подтверждения тех достоинств, которые он ему приписывал.