Уже современники воспринимали его как воплощенный принцип, как некий эталон добродетелей. Он поднялся к вершинам власти, не заботясь ни о карьере, ни о богатстве. Он оставался верен своим принципам и тогда, когда управлял государством, и тогда, когда его лишили всех почестей и изгнали из страны…

Аристид, сын Лисимаха, родился еще при Писистрате, около 540 года до н. э. В молодости он поддерживал Клисфена и участвовал в борьбе с тиранами и их сообщниками. Правда, уже в ту пору бурных реформ его натуре ближе были умеренные законы легендарного спартанского законодателя Ликурга, установившего незыблемые порядки в Лакедемоне. Спокойный и рассудительный Аристид любил тщательно взвешивать все обстоятельства, прежде чем принимать решение. Основательный и сдержанный, он с большим сомнением относился к рискованным проектам, не раз выносившимся на суд демоса.

Главный принцип, которому он следовал без колебаний всю жизнь: благо отечества превыше всего.

Аристида не волнует переменчивое мнение Народного собрания, с легкостью пересматривающего собственные постановления и поддающегося влиянию искушенных ораторов. Он служит истине, закону, государству, которое для него нечто большее, чем толпа, собравшаяся на холме Пниксе для голосования. Отечество превыше всего! Превыше обид и оскорбленного самолюбия. Превыше личных выгод. «Безразличный к почестям и несчастьям, Аристид, по словам Плутарха, сохранял присутствие духа и невозмутимость, не думая о славе и вознаграждении». Не имея состояния, он так до конца дней и не приобрел его и ни разу за свою долгую карьеру (а умер он в 467 году) не использовал высокого положения для личного обогащения. Он не оставил даже денег на собственное погребение: похороны ему устроил город Фалеры, где он скончался. Дочерей же его выдало замуж государство, дав им приданое за счет казны.

Аристид прокладывал свой путь в лучах славы. И в полном одиночестве. Он не знал друзей и соратников — принципы были дороже. Чтобы быть честным, надо оставаться независимым, даже от симпатий и привязанностей. Он не хотел обижать друзей, отказываясь выполнять их просьбы. Но он не мог и угождать им, ущемляя тем самым других сограждан. Наконец, он отлично знал, «как часто могущество, приобретенное благодаря поддержке друзей, толкает человека на несправедливые поступки, а счастливым человек может быть, лишь будучи честным и справедливым» (Плутарх).

Популярность Аристиду создали не реформы или законы, а именно нравственные достоинства — благородство, справедливость и неподкупность.

Во время похода Дария против Эллады Аристид входил в число десяти стратегов и был вторым после Мильтиада. Когда разгорелись споры о сроках битвы, он поддержал план Мильтиада, а затем решился на неслыханный шаг. Едва наступила его очередь командовать войсками (а стратеги возглавляли армию поочередно, ежедневно сменяя друг друга), он уступил свое право Мильтиаду и убедил остальных, что нет ничего зазорного в том, чтобы повиноваться более опытному полководцу. Благодаря этому соперничество между стратегами сошло на нет и авторитет Мильтиада стал непререкаем.

В Марафонском сражении Аристид занял место в самом центре, среди тех, кто принял на себя главный удар персов.

После ухода греческих отрядов, поспешивших на выручку к Афинам, он остался в Марафоне охранять пленных и добычу. И хотя «повсюду были груды серебра и золота, а в палатках и на захваченных судах находились в несметном числе всевозможные одежды и другое имущество, он и сам пальцем ни к чему не притронулся, и другим не позволил» (Плутарх).

Как воин и как частное лицо Аристид невольно вызывал всеобщее уважение. Оно сменилось удивлением и недоверием, когда он стал государственным деятелем. В общественном сознании греков укоренилась мысль, что политическая карьера требует совсем иных качеств, что успеха добиваются те, кого не обременяет особая щепетильность в выборе средств, кто умеет быть гибким и вовремя забывать о собственных принципах во имя, конечно же, великих целей.

Честному, бесхитростному и прямолинейному Аристиду пришлось заниматься ремеслом, требующим изворотливости, дальновидности. Увы, природа не наградила его ни одним из этих свойств. Он ставил себе в заслугу бескорыстность, умеренность и осторожность. Они легли в основу его политики. Афины же нуждались в другом. И потому нетрудно было ожидать, что найдется человек, который увлечет демос более решительной и активной программой действий. Подобный смельчак, разумеется, нашелся. К несчастью для Аристида, им оказался не дешевый демагог и авантюрист, спекулирующий заманчивыми лозунгами, а талантливый и сильный деятель. Звали его Фемистокл.

Его отец Неокл не принадлежал к высшей аристократии. Род его был древним и знатным, но, как говорит Плутарх, «не настолько, чтобы способствовать его славе». Еще менее мог гордиться своими предками Фемистокл, незаконнорожденный сын Неокла. Впрочем, отец позаботился о нем и дал возможность получить образование. Фемистокл занимался в гимнасии, располагавшемся за городскими воротами и посвященном Гераклу (тоже, как известно, бастарду). Правда, учение его не увлекало.

В детстве Фемистокл никогда не оставался праздным. Он не участвовал в детских играх и постоянно сочинял речи, мечтая о будущей славе. Учитель предрекал ему: «Из тебя выйдет что-нибудь очень великое — или доброе, или злое». И не ошибся.

«Фемистокл на деле доказал свою природную даровитость, и в этом отношении заслуживает удивления больше всякого другого. Благодаря сообразительности он, не получив ни в ранние, ни в зрелые годы образование после самого краткого размышления оказывался вернейшим судьей данного положения дел и лучше всех угадывал события самого отдаленного будущего… Фемистокл… обладал в наивысшей степени способностью моментально отыскивать надлежащий план действий» (Фукидид).

80-е годы V века — годы борьбы между Фемистоклом и Аристидом. От исхода ее зависела судьба не только каждого из соперников, но и самого государства. Афины стояли на распутье. Сохранять ли им в неприкосновенности старые порядки, укреплять город и оставаться по-прежнему сухопутной страной, огражденной надежными щитами гоплитов? Или, круто повернувшись лицом к морю, строить флот, утверждать свое владычество на островах и в далеких колониях, превращаясь в морскую державу? Земледельческая знать, крестьяне предпочитали иметь твердую почву под ногами, не доверяясь зыбким волнам.

Даже через сотню лет, когда афинские корабли станут заходить в отдаленные порты Средиземного и Черного морей, поэт Фалек будет предостерегать:

Купечество, ростовщики, городская беднота возлагали свои надежды именно на флот. Море должно было дать не только прибыль торговцам, но и работу неимущим. И только флот способен защитить Афины от любого врага.

Осторожный, избегающий риска Аристид сохранял верность прежним идеалам. Разве слава Афин не в их непобедимых воинах? Разве стены города не надежны, а граждане не едины в стремлении защитить отечество? Не лучше ли отказаться от сомнительных предприятий и сохранять мир и спокойствие, чем нарушать установившийся порядок? Разве Спарта не являет собой пример надежности и незыблемости государственного устройства, которому не угрожают опасные реформы? Наконец, утверждение на морях превратит Афины из союзника греков в их господина. Справедливо ли это?

Нет! Надежда афинян — их собственная земля. Только тот, кто владеет ею, имеет право называться гражданином. Нельзя допустить, чтобы земледельцам грозило разорение, чтобы рухнули традиционные устои государства. Разумные реформы, улаживание внутренних конфликтов — этому Аристид готов посвятить жизнь. Он защищает права демоса и не допустит, чтобы кто-нибудь угрожал благополучию Афин. А потому он будет противиться любым планам, которые подвергают опасности жителей полиса. Интересы отечества — превыше всего!