— Росс рассказал мне об одном посреднике в Форт-Уэрте. Этот человек мог бы подобрать нам небольшое стадо коров по сходной цене. Что скажешь?

Но Бэннер не хотела говорить о коровах. Она собиралась спросить, почему Джейк Лэнгстон так ненавидит ее. Он на самом деле ее ненавидит? Презирает за то, что она с ним сделала? Может, смеется над неуклюжими попытками заманить его в брак?

— Делай, как сам считаешь нужным. Ты у меня старший рабочий.

— Понятно. — Джейк смущенно крутил поводья. — Пожалуй, поеду на днях в Форт-Уэрт и повидаюсь с ним.

— Поезжай, если надо. Он кивнул.

— Ну ладно, спокойной ночи.

Пожалуйста, Бэннер, не смотри на меня так. Мне хочется обнять тебя, но я не могу.

— Спокойной ночи.

Джейк, почему ты наказываешь меня за грех, совершенный нами обоими? Не надо меня так сильно ненавидеть за это.

— Запрись как следует, слышишь? Я помню, какая ты сладкая, Бэннер. Я хочу тебя. Но я не могу, не могу, не могу.

— Запру. Спокойной ночи.

Ты был такой милый той ночью. Такой нежный, заботливый. Почему сейчас ты суровый и грозный?

Бэннер вошла в темный дом и закрыла за собой дверь. Джейк дождался, пока загорится свет в ее спальне, а потом потащил повозку в сарай.

— О Боже!

Три полена с грохотом выпали из рук Бэннер на землю. Одна рука метнулась к губам, чтобы не вырвался крик. Другая легла на живот.

— Что ты тут делаешь?

Из темноты вышел Грейди Шелдон и нерешительно шагнул к ней.

— Как ты, Бэннер? — спросил он заискивающим тоном. Девушка оправилась от шока, хотя тревога не оставила ее. Джейк и ковбои работали далеко от дома. Она была одна в доме и ходила за дровами, сложенными за сараем. Сейчас Бэннер испугалась бы любого мужчину, поджидавшего ее на крыльце. И уж тем более этого.

Но она подавила свой страх, его вытеснила злость — подумать только, какая наглость! Бэннер наклонилась за упавшими дровами, а выпрямившись, посмотрела на него с полным безразличием.

— Как я, Грейди? А тебе-то что? И вообще, какая наглость — явиться сюда! Если не уберешься через десять секунд, я тебя пристрелю.

Бэннер направилась мимо него к двери, но он схватил ее за руку и заставил остановиться.

— Бэннер, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.

— А мне не надо. Проваливай отсюда и никогда больше не появляйся.

— Ты слышала о моей… моей жене?

Она бросила дрова на крыльцо и одарила его уничтожающим взглядом. Ванда и Догги Бернсы сгорели в огне. Это событие, случившееся на следующий день после приема в доме Коулменов, потрясло город. Джейк рассказал ей все, вернувшись из поездки в Ларсен. Это произошло две недели назад.

— Мне жаль, Грейди. Такая трагическая смерть. Но это не имеет ко мне никакого отношения.

— Имеет, Бэннер, — сказал он взволнованно. — Я хочу с тобой поговорить. Объяснить. У меня никогда не было ни единого шанса объясниться с тобой. Ведь это нечестно, правда?

— Нечестно то, что ты сделал, Грейди. А теперь извини меня. Мне надо готовить ужин. — Бэннер вошла в дом и повернулась, чтобы закрыть дверь. Но прежде чем это сделать, сказала:

— Не хочу больше тебя видеть. Никогда.

Грейди привязал свою лошадь на другой стороне загона. Поэтому Бэннер не заметила ее, пересекая двор. Сейчас из окна гостиной она наблюдала, как Грейди уезжает. И только теперь поняла, что сильно дрожит. Вытирая мокрые руки о штаны, Бэннер пошла на кухню готовить ужин.

Она решила не говорить Джейку о визите Грейди. Он только разозлится, и все. После того приема они вполне сносно уживались друг с другом. Правда, Джейк, закончив ужин, уезжал в город. Бэннер не хотела думать, куда он ездит и зачем. В салун? К Доре Ли? Однако она никогда не могла уснуть до его возвращения.

Появление Грейди могло нарушить мирное сосуществование и разжечь ярость Джейка, поэтому незачем ему говорить. Бэннер была уверена: у Грейди не хватит духу вернуться.

Но он вернулся. На следующий день, примерно в то же время. Бэннер подумала, а не специально ли Грейди подгадывает, выяснив, когда она остается в доме одна? Ведь мужчины работают далеко отсюда. На этот раз он постучал в заднюю дверь. Бэннер открыла дверь и увидела Грейди Шелдона с букетом цветов.

Она уставилась на цветы, но не потянулась к ним.

— Я запретила тебе приезжать.

— А можно мне войти?

— Нет. Уходи, Грейди. Я думала, что сказала все ясно… — Бэннер, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Она внимательно посмотрела на него. Грейди изменился. Лицо его уже не было по-мальчишески красивым, вызывающе чистым, открытым и честным. Появились усталые складки вокруг рта и тени под глазами. Он выглядел измученным. Перемены, конечно, не слишком явные, но вполне очевидные.

Сердце Бэннер сдавила жалость. Наверное, Грейди страдал так же сильно, как она? Хотя это невозможно. Мужчины обычно выходят из таких скандалов без потерь. Лидия говорила ей.

Может от жалости, может, потому, что она больше не боялась его, Бэннер разрешила ему войти. Грейди робко переступил порог. Она не предложила ему сесть. Он неловко держал в руках цветы, потом положил букет на стол.

— Бэннер, я знаю, ты должна ненавидеть меня.

— У меня нет к тебе ненависти. И вообще никаких чувств. Все, что было раньше, умерло в тот момент, когда я узнала о твоем предательстве.

Грейди уставился на свои ботинки. Черт побери, сегодня ему не хотелось изображать кротость, мягкость или покаяние. Он вообще хотел бы послать ко всем чертям этих Коулменов. Но они ему могли здорово пригодиться. Две последние недели в его жизни были самыми худшими.

Вначале Грейди делал вид, что он в шоке из-за пожара, погубившего Борисов. Потом выдержал испытание следствием. Пожар и связанная с этим смерть — привычное дело, но Грейди не нравились подозрительные взгляды шерифа и горожан.

Грейди Шелдону нужны союзники, такие могущественные, как Коулмены. И если бы ему удалось восстановить отношения с ними, город снова принял бы его. Бизнес Грейди все еще процветал, потому что он владел единственной в окрестностях деревообрабатывающей фабрикой и складом стройматериалов. Но уважение людей он потерял, в их глазах читал презрение.

И потом, черт побери, Грейди хотел заполучить те акры леса, которые принадлежали теперь Бэннер Коулмен, и ради этого он готов был унижаться перед ней. Нужно явиться к ней сломленным, женщинам нравится прощать мужчин. Они не могут устоять, когда чувствуют себя выше. Бэннер Коулмен не исключение. Грейди Шелдон мог поклясться в этом.

— Бэннер, то, что случилось в церкви, ужасно. Мне было так плохо, я больше страдал из-за тебя, чем из-за себя. Я понимал, каково тебе это пережить и что ты будешь думать обо мне.

— Ты опозорил меня и мою семью перед всеми.

— Знаю.

— Не думаю, что могу скоро обо всем забыть и тем более простить, Грейди.

— Но надеюсь, со временем сможешь, — после того как я хоть что-то объясню насчет Ванды.

— Не хочу ничего слышать. Уходи.

— Пожалуйста, Бэннер. Ну пожалуйста, выслушай меня. — Грейди облизнул губы и шагнул вперед, с мольбой протягивая к ней руки. — Я ужасно чувствую себя из-за ее смерти, из-за ребенка, и вообще… Я будто приговоренный к пожизненному заключению, которого внезапно освободили. Поверь: такая девица, как Ванда, для меня никогда ничего не значила.

— Так ты же с ней занимался любовью! — воскликнула Бэннер.

Грейди опустил голову.

— Знаю, знаю. Но поверь, с тех пор я жалею о каждом своем вздохе. Я был с ней один раз, Бэннер. Клянусь. Только один раз, — лгал он. — И это не было любовью, это что-то совершенно другое. Вряд ли я отец ребенка. Молю Бога, чтобы это оказался не я. Но нет никакой возможности доказать!

— Все это не важно. Главное, ты предал меня и любовь, в которой клялся.

— Я понимаю, тебе тяжело как женщине, как леди, понять такого рода страсть. — Грейди опустил глаза и поэтому не видел, как побледнела Бэннер. — Иногда такое случается. Прежде чем поймешь, что произошло, уже приходится сожалеть о случившемся.