— Что вы так печетесь о моей жене? — спросил он отрывисто,— Ей неплохо, особенно сейчас. Она в своем высоком кругу...

— А что, вас в этот круг не допускают?

— Меня не только там принимают, но даже по-своему любят,— Он усмехнулся и подумал: «Еще бы им, которым вся жизнь купи-продай-достань, его не любить! Да он им необходим, им всем...»

— Они сегодня на новоселье у одной прелестной дамы. Этой даме под шестьдесят, у нее замужняя дочь и внук, она съехалась с ними и решила устроить грандиозный банкет. А я... Ну к чему мне терять такой прекрасный день на ненужное мне застолье? Не пью... Разговоры их наизусть знаю. Так же как и то, что они хотят слышать от окружающих. К тому же в это мероприятие я свей посильный вклад внес. Дочери этой дамы я просил вас помочь приобрести гарнитур «Гданьск». К тому же семейство отвез на новоселье. Мои полагают, что я нахожусь на исключительно деловой встрече. Для того круга причина уважительная. Для них — дело прежде всего. Что же касается Агаты Кристи...

— Кого? — спросила она с недоумением.

— Эту даму, Александру Эдуардовну, зять за глаза прозвал Агата Кристи. Она, видите ли, мемуары пишет. О своей жизни за рубежом. Ей действительно есть о чем рассказать. В свое время вальсировала с персидским шахом... Женщине с такой внешностью только с шахами и танцевать...

— Вот теперь я вижу, что вы действительно любите зрелых женщин.

— Она, кстати, единственная, кто до конца понимает мои литературные искания. И поддерживает. Если бы не она, не уверен, получил бы я сочувствие в семье жены. Так что Александре Эдуардовне я почти обязан. Первым браком она была за...— он назвал недавно умершего известного человека, чья жизнь была связана со становлением отечественной дипломатии.— Они давно разошлись, но его связи она держала крепко, делала с их помощью карьеру. Нигде никогда не училась, но языки знает превосходно. Как раньше говорили, она из «бывших». И, признаюсь, куда интереснее многих как личность. Что значит культура, всосанная с молоком матери!

— Кто же ее нынешний муж?

— О...— он многозначительно повел подбородком.— Ее зять называет его «капитан Памбург». Однажды я просил разъяснить. Это, если помните, в «Петре Первом» у Алексея Толстого есть такой персонаж, который, напившись турецкого вина, палил из корабельных орудий по султановому сералю...— она, улыбнувшись, кивнула.— Так этот самый «Памбург», будучи офицером флота при военном атташе, оказался вместе с Александрой Эдуардовной в одной стране, она в торгпредстве работала, сумел приворожить ее. Конечно, был скандал, «Памбурга» перевели в другую страну, но это его чувств не охладило. Они вместе до сих пор. Сейчас он контр-адмирал в отставке. Официального брака так и не заключили, хотя он и овдовел. О временах их большой любви Александра Эдуардовна любит рассказывать, и это получается у нее очень поэтично. Всё восторгаются: «Просто не верится, как в романе!»

— Что же этот верный рыцарь не женится на Александре Эдуардовне?

— Не знаю...— задумчиво ответил он,— Могу лишь предполагать. Как я слышал, «Памбург» тяжело переживал смерть жены, считая себя перед ней виновным. У него сын, две внучки, которых он обожает. Теперь адмирал лишь наезжает к Александре Эдуардовне — отдохнуть от большой семьи, но не более...

Она вдруг стала печальной. Он удивился. «Вот так и Стас...— горестно подумала она.— А разве я вправе его винить? Разве вправе?»

— Я сначала не понял, зачем это Агата Кристи затеяла обмен.

Потом догадался. Теперь у нее семейный дом, где вряд ли будет место престарелому другу.

«Вот и мне так нужно,— уныло подумала она.— Чего тянуть? Девять лет... Возьму на воспитание ребенка. Мальчика. Устрою семейный дом и поставлю точку. Ради чего мы мучаемся?»

«И что это я разговорился про Агату Кристу? Мне о ней как раз помалкивать надо...» — думал он, дотягиваясь до пластикового пакета, полчаса назад принесенного из машины и теперь охлаждавшегося в тенечке. Достал оттуда крахмальную салфетку и принялся раскладывать по бумажным тарелочкам фрукты — спелую черешню, персики, груши.

— По-моему, пора подкрепиться,— сказал он, приглашая ее к импровизированному столу. И надкусил грушу. Сок некрасиво пополз ему на подбородок. Ее вдруг замутило.

— Я не собираюсь исповедоваться или нести повинную,— начал адмирал жестко, присаживаясь в кресло и хозяйским жестом приглашая Быкова занять место у письменного стола.— Но я не хотел бы... Прежде всего я хотел бы оградить, с одной стороны, Александру Эдуардовну, а с другой стороны, вас от лишних служебных усилий и, если хотите, от напрасных нравственных потерь. Я убежден: вещь в доме! Нет, я не знаю, где бирюза. Но убежден, это прекрасно знает сама Александра Эдуардовна.

— Не думаю, что она способна на злые розыгрыши. Зачем?

— Как вам сказать? — адмирал уставился в одну точку.— Александра Эдуардовна — женщина непредсказуемых поступков.

— Чего ради? Чтобы не отдавать деньги, взятые в долг? — продолжал сомневаться Быков.

— Не-е-ет. Этого она себе никогда не позволит.

— Оттянуть сроки платежа? Как это вяжется с ее заявлением, что встреча с покупателем уже назначена?

— Да нет же. Просто... Александра Эдуардовна привыкла привлекать внимание окружающих. И если она вдруг почувствовала, что теряет это качество... Концентрировать на себе все — от любви до любопытства или от любопытства до любви...— Адмирал уныло задумался. Почему всегда Сашуре так нужны внешняя респектабельность, видимость бонтона? За теми масками, которые постоянно надевала на себя эта женщина, он не мог, даже за долгие годы, проведенные с ней рядом, разглядеть подлинность ее натуры. Он чувствовал — одежда, обстановка, квартира, дача, машина, теперь вот семейный дом — все предназначено для того, чтобы заслонить от окружающих то скромное положение, которое, по мнению Александры Эдуардовны, она занимает в жизни. Порой Альберту Петровичу приходила мысль о том, что, не будь он на виду, вряд ли бы она уступила его ухаживаниям. Любила ли она его все эти годы? Или ей было просто лестно иметь рядом человека в высоких чинах и званиях?

До обмена он приезжал к Александре Эдуардовне на неделю-другую и откровенно отдыхал от большой и шумной семьи сына. Он мог бы и вовсе переехать к ней, но ему было всегда неприятно сознавать, что Александра Эдуардовна жаждет официоза, то есть регистрации брака. В ее-то возрасте! Не просто быть рядом, потому что иначе нельзя, а... Опять стремление к мишуре, к созданию видимости. С каждым годом Альберт Петрович все больше понимал, что регистрация брака не принесла бы им ничего, кроме несчастья. Стоило ему пожить у Александры Эдуардовны более трех недель, как он чувствовал, что «семейная» жизнь начинает тяготить ее. Разумеется, она старалась, чтобы у них все было «по-настоящему». Готовила обеды, без конца чистила и холила его парадный мундир, непременно требуя, чтобы он надевал его, когда они выбирались в театр, в концерт или в гости. И все же. он видел, что она делает это как бы через силу, создавая видимость семейного очага и всегда внутренне готова переключиться на что-то более увлекательное. Посиделки с преферансом, например...

Естественно, всего этого адмирал не стал рассказывать следователю. Однако то, что дама его сердца натура сложная и противоречивая, подчеркнул неоднократно. Но Быков решил, что адмирал способен завести его в такие непроглядные дебри, из которых уже не выбраться ни к браслету, ни к похитителю, поэтому деловито спросил:

— Как могла оказаться у скромной иномашинистки столь ценная вещь? Если она действительно ценная?

Адмирал проговорил нехотя:

— Да, конечно, сорок тысяч она не стоит, но тридцать наверняка. Если прежний денежный курс перевести на нынешний и накинуть все изменения цен на золото за прошедшие годы. Можете мне верить, я сам эту бирюзу покупал. Это мой подарок. Ей тогда исполнилось сорок. Но никто не давал ей больше двадцати восьми.