— Ну так что — не зря сходил?

Мартин чувствовал себя не очень уютно под обволакивающим взглядом Роберта, но впервые в жизни нашел в себе силы ответить улыбкой на теплый взгляд другого мужчины.

«Вот тебе и первая перемена», — подумал он про себя. А вслух сказал:

— Знаешь, в ту минуту, когда мы вышли из зала, я решил, что никогда туда больше не вернусь. А сейчас мне снова захотелось встретиться с Баббой.

— У тебя так смягчился взгляд, — мягко произнес Роберт — так, как он говорил обычно только с гомосексуалистами, — и осекся, сам поразившись этому.

Мартин растерянно заморгал, хлопая ресницами. Он почувствовал бы себя не в своей тарелке, услышав подобные интонации даже от женщины. А уж от мужчины, заговорившего с ним в таком тоне, он бежал бы как от огня. Но это раньше.

А сегодня, сейчас он просто улыбнулся:

— Спасибо, — услышал Мартин собственный голос, испытывая непреодолимое желание дотронуться до руки Роберта, чтобы почувствовать его теплоту и удивительную человечность.

Мартин потянулся, с трудом разлепил веки и скатился с кровати, приземлившись на согнутые руки и вытянутые ноги. Отжался от пола, встал, сходил в туалет, сполоснул лицо холодной водой и направился в гостиную, гае Роберт оборудовал себе своеобразный алтарь — деревянный ящик, покрытый оранжевым сукном. На алтаре стояла фотокарточка, на которой был изображен Бабба, лежащий у обочины проселочной дороги, прикрывшись драным одеялом. Выражение лица у гуру на снимке было такое, словно его только что укусил за пятку большой муравей. По обеим сторонам фотографии стояли подсвечники и пирамидки благовоний. Перед снимком — ваза с фруктами. Дважды в день последователи Баббы должны были медитировать перед его изображением, принося ему в дар фрукты и приобщаясь взамен к Благодати. Поскольку Бабба учил, что физические тела иллюзорны, то фотография могла служить столь же эффективным источником Благодати, как и сам гуру.

Мартин зажег свечи и воскурил благовония. Затем отступил на шаг, опустился на колени и трижды отвесил земной поклон. Затем подложил под ягодицы небольшую подушку, скрестил нога, глубоко вздохнул и начал принимать позу для медитации, которая была очень проста: надо было выпрямить спину, положить руки на колени, полуприкрыть веки и сосредоточиться на дыхании. Дышать необходимо определенным способом: сначала медленно, глубоко вдохнуть, а затем мощно выдохнуть, стараясь вытолкнуть из себя весь воздух. При этом нельзя сосредоточиваться на своих мыслях. Они могут возникать в сознании и исчезать, но Мартин не должен искусственно концентрироваться на какой-то из них. И тогда душа его превратится во вместилище, изжаждавшееся по Баббе — Богочеловеку, Хранителю Света и живому воплощение Высшей Истины.

После памятной первой встречи с Баббой Мартин крепко подружился с Робертом. Они вместе ходили в кино, перезванивались по вечерам, несколько раз Роберт даже брал Мартина с собой на вылазки в злачные места, где собирались гомосексуалисты, с тем, чтобы тот поскорее избавился от предубеждения к педерастии. Несколько раз в неделю они вместе ходили на медитации, которые проводил Бабба, а примерно через месяц даже съездили за город на уикэнд. Короче говоря, сам о том не подозревая, Мартин незаметно переступил еще через одну черту. Он прекратил провожать взглядом женские ножки на улице, а в один прекрасный день вдруг поймал себя на том, что перестал думать о Джулии и прочих житейских проблемах, что все это вытеснено постоянной медитацией о Баббе и о Боге. Он тотчас позвонил Роберту и рассказал тому о новом своем состоянии. Роберт был очень рад за него:

— Это замечательно. Значит, на тебя снизошла благодать гуру. Теперь она уже никогда не покинет твою душу — чем бы ты ни занимался.

Следующие три дня Мартин провел в полной эйфории, наслаждаясь воцарившейся в его душе безмятежностью.

На четвертый день Роберт предложил Мартину переехать к нему:

— Не бойся, приставать не буду, — добавил он при этом.

— Зачем же тогда мне переезжать? — спросил Мартин.

— Причин несколько. Во-первых, съехал сосед, с которым мы на паях снимали квартиру. Мне нужен новый жилец — один я такую квартплату не потяну. Во-вторых, ты, должно быть, уже устал от гостиничного быта. В-третьих, мы друзья. В-четвертых, нас обоих связывает Бабба. И, наконец, в-пятых, — Роберт загнул последний палец на руке, — у тебя будет отдельная спальня.

Мартин поджал губы, нахмурился — и переехал к Роберту в тот же вечер. С тех пор Мартин ни разу не пожалел об этом. Они вместе медитировали, играли в шахматы и продолжали посещать сеансы Баббы. Правда, примерно дважды в неделю Роберт впадал в беспокойство, долго ходил из угла в угол, а затем объявлял, что «пойдет подышать свежим воздухом». Мартин, понимая истинную причину нервозности Роберта и зная, куда именно собирается на прогулку приятель, не сердился на него.

Вот и прошлой ночью Роберт домой не возвращался, хотя обычно рано ложился спать и уже в шесть утра был на ногах, чтобы успеть до начала работы полтора часа позаниматься йогой.

— Небось, трахается с кем-нибудь, — проворчал себе под нос Мартин.

Он подумал о том, как бы отреагировал, если бы, допустим, Джулия не пришла ночевать домой. Но не успел он что-либо предположить по этому поводу, как мысль о Джулии куда-то уплыла, сменившись думами о Баббе и сосредоточенностью на дыхании.

Однако дело свое та промелькнувшая мысль все же сделала, ибо завершив медитацию и позавтракав, Мартин вдруг стал испытывать беспокойство, похожее на то, что одолевает уехавшего отдыхать человека, который на третий день отпуска внезапно ловит себя на мысли о том, что при отъезде он, похоже, забыл выключить плиту. Мартин попытался отогнать это беспокойство, но когда на работе, разговаривая по телефону с какой-то женщиной, он поймал себя на том, что рефлекторно поправляет в брюках зашевелившийся член, — пришлось признаться себе, что он изголодался по женщине. Изголодался по запаху волос, по аромату влагалища, по круглым ягодицам.

Случись с Мартином такое десять лет назад, он не раздумывая позвонил бы одной из своих подружек. Если бы это произошло уже после свадьбы — отправился бы домой, надеясь, что Джулия будет в хорошем настроении. Даже два месяца назад он отправился бы в массажный салон или трахнул одну из благоволивших к нему посетительниц оздоровительного центра. Но с той поры Мартин сильно изменился. Он теперь приобщился к святости и руководствовался стереотипами о целибате — хотя сам Бабба не раз говорил, что просветленный человек абсолютно свободен.

«Но если Роберт может скитаться в поисках мужского члена, то почему бы мне не раздобыть себе п…?» — пытался подбодрить себя Мартин.

В конце концов он решил выбрать компромиссный вариант. Он раскрыл последний номер «Виллидж Войс» на странице «Объявления», которая содержала массу приглашений на лекции, в клубы, на экскурсии, дискуссии и прочее, и прочее. Пробежав глазами газетную страницу, он остановил свой выбор на объявлении, которое вроде бы ничем не отличалось от сотен себе подобных. Оно гласило, что некое Гуманистическое сообщество организует в унитарианской церкви, что на Сентрал-Парк Вест, встречу с раввином, который прочтет лекцию на тему: «Брак: Розы и Шипы».

«Гуманисты, унитарии и евреи, — подумал Мартин. — Подходящее меню для человека, решившего разнообразить свою индуистскую диету». И впервые за многие месяцы посмеялся собственным мыслям.

К вечеру, когда Мартин отправился на метро на встречу с раввином, сексуальная энергия уже бурлила в нем вовсю. Все женщины казались сладкоголосыми сиренами, заманивающими мужчин на верную гибель.

«Может, мне удастся подцепить на лекции какую-нибудь даму, — думал Мартин, подходя к церкви, — и тогда сегодня ночью я устрою настоящий ураган меж ее ног».

У входа в церковь Мартина приветствовал молодой активист-унитарий. Он протянул Мартину руку и произнес: