— Добро пожаловать! Меня зовут Джим. Надеюсь, вам у нас понравится.

Мартин пожал его руку и собирался что-то промямлить в ответ, но унитарий уже спешил навстречу следующему посетителю — толстому дядьке лет пятидесяти пяти, от которого воняло сырым пергаментом.

Мартин заплатил за вход и вошел под своды церкви — большую залу, уставленную почему-то не скамьями, а стульями, и с небольшим возвышением в дальнем конце, отдаленно напоминающим алтарь. В своем стремлении опростить церковь унитарии зашли столь далеко, что распятие выглядело бы здесь так же неуместно, как водитель тягача в баре для лесбиянок.

Мартин приуныл. «Похоже, здесь собираются неудачники-одиночки, — понял он. — Довольных жизнью людей сюда и на аркане не затащишь».

Но потом, приглядевшись к собравшимся, Мартин вновь приободрился, ибо заметил в толпе несколько прехорошеньких женщин.

Мартин послонялся по церкви несколько минут, а потом появился все тот же молодой активист и попросил у присутствующих минуточку внимания. Отпустив несколько дежурных шуточек, он объявил, что по окончании беседы всех ждет угощенье — кофе с печеньем, а затем призвал всех поприветствовать раввина.

Раввин материализовался из-за простенка, возле которого стоял унитарий. Он оказался очень маленького роста, с коротко остриженными волосами и бородкой. Одет раввин был в коричневые брюки и оранжевую водолазку. Казалось, что он окончил ту же семинарию, что и унитарий. (На самом деле они познакомились на одном из экуменических симпозиумов, участники которого пришли к единодушному выводу, что Бог является огромной помехой для религии.)

— Есть ли среди присутствующих люди, не состоящие в браке? — спросил раввин, обращаясь к публике.

Поднялись вверх три руки. Одним из холостяков оказался активист.

— Кто из состоящих в браке живет со своим партнером? — задал раввин второй вопрос.

Ни один из семидесяти присутствующих не поднял руку. Люди начали озираться — сначала растерянно, а потом понимающе улыбаясь. Все они в одной лодке.

— Похоже, у нас тут больше шипов, чем роз, — не без юмора заметил раввин, и в зале послышался смех.

С этого момента все пошло как по маслу. Раввин оказался прирожденным затейником. Пожалуй он с равным успехом мог бы подвизаться и в шоу-бизнесе, ежели бы не посвятил себя религии. Великолепно манипулируя аудиторией, он перемежал грусть с весельем, смех со слезами, ссылался на свой собственный опыт и опыт своих друзей, чем сразу же завоевал доверие слушателей. В зале вдруг стало светлее от прояснившихся лиц, с людей спала напряженность, и всех охватил тот благоговейный трепет, который и является сутью подлинного религиозного чувства. Мартин стал сравнивать раввина с Баббой и решил, что главное различие между ними — культурного свойства. Раввин — обычный американский парень, простой смертный. Бабба же большую часть своей жизни провел в джунглях и, конечно, уровень его сознания совсем иной. Однако и тот, и другой достигают одного и того же эффекта, а значит, дело не в культурном уровне, а в чем-то другом.

Закончив свою проповедь, раввин начал отвечать на вопросы присутствующих. Прошло уже почти два часа с начала собрания, и когда какая-то женщина задала очередной вопрос, раввин уведомил публику, что этот вопрос последний. Он ответит на него, а затем достопочтенная публика может наброситься аки саранча на питье и еду. Мартин оглянулся, чтобы посмотреть на женщину, задающую вопрос, и увидев ее, вдруг испытал смутное беспокойство, причину которого определить не смог. И потому тут же забыл о женщине.

Публика бросилась к столам со снедью и питьем, а Мартин стал озираться по сторонам, с любопытством разглядывая толпу. Метрах в пяти от себя он увидел вдруг женщину, которая с самого начала приковала к себе его внимание. Она явно была самой привлекательной из всех присутствующих дам. Среднего роста, в черном обтягивающем платье, плотно облегавшем восхитительную попку и в туфлях на шпильке, подчеркивавших точеные лодыжки. Коротко стриженные волосы отливали медью.

Мартин отпил глоточек кофе, откусил кусочек пирожного и стал потихоньку пробираться поближе к женщине. Та стояла спиной к нему и беседовала о чем-то с пожилым господином, который явно имел на нее те же виды, что и Мартин.

В Мартине вдруг проснулся дух соперничества, он ощутил себя мальчишкой на танцевальном вечере, который собрался отбить подружку у старшеклассника. Приблизившись к беседующей паре на три-четыре шага, Мартин остановился, огляделся по сторонам и лишь потом сделал следующий шаг, прикидываясь, будто его просто сносит толпой. Но пожилой мужчина уловил скрытый смысл его перемещения и сначала было разгневался, но, увидев своего соперника вблизи, тут же приуныл. Поняв, что шансов у него нет никаких, пожилой господин занервничал и начал комкать слова. Мартин опять остановился, чтобы дать господину возможность ретироваться. Тот еще несколько раз бросал на Мартина укоризненные взгляды поверх плеча женщины, а потом откланялся.

«Она великолепна», — отметил про себя Мартин, вплотную приблизившись к незнакомке. Им вдруг овладело непреодолимое желание обнять женщину сзади, прижаться к ее ягодицам, обхватить ладонями ее груди.

Женщина по реакции ретировавшегося собеседника поняла, что за ее спиной что-то происходит, и оглянулась посмотреть, в чем дело. Мартин не посмел сразу взглянуть ей в лицо, но никак не мог отвести взгляда от ее полных грудей.

Отступать было некуда. Преодолевая застенчивость, — ибо Мартин знал, что не силен в словах, — он, наконец, взглянул в глаза незнакомке.

— Привет! — поздоровался Мартин.

Женщина ничего не ответила, бесстрастно разглядывая его холодными глазами. Мартин совершенно смешался и поспешно опустил взгляд. «Неудача», — подумал он, но незнакомка влекла его к себе так непреодолимо, что он решил все-таки попытать счастья.

— Интересная лекция, не правда ли? — сказал Мартин, не поднимая глаз от дымящейся чашки кофе.

— Мартин… — неожиданно произнесла незнакомка. Голос ее был ровным, спокойным, но все же чувствовалось в нем еле заметное раздражение.

«Откуда ей известно мое имя?» — удивился Мартин. И подумал в тот короткий миг, пока поднимал свой взгляд: «Может, она — одна из бывших моих учениц?» — теша себя надеждой, что в этом случае задача его, быть может, немного облегчится.

За это же короткое мгновение он успел придать своему лицу приличествующее выражение, и, улыбаясь, посмотрел незнакомке прямо в глаза. Он готов.

Прошло, наверное, секунд пять, прежде чем Мартин узнал стоявшую перед ним красавицу.

«О Господи, это же моя жена!» Он хотел назвать ее по имени, но у него отвисла челюсть.

— Ох, Мартин… — повторила Джулия. Она смотрела на него так, как смотрит мать на сынишку, который третий раз за день залез в лужу: в этом взгляде читались материнская любовь, терпеливость и легкая досада.

— Джулия… — вымолвил, наконец, Мартин.

— Вижу, ты помнишь, как меня зовут, — сардонически усмехнулась Джулия, — хоть и забыл, как я выгляжу.

— Ты так похудела… — пробормотал Мартин.

— На семь килограммов. Постриглась вот, покрасила волосы… — Она смерила мужа оценивающим взглядом: — Ну, как поживаешь?

Мартин не знал, что ответить. Перед ним стоит Джулия. Вот она — можно дотронуться рукой. Мартин вдруг впервые понял, что такое эротическая сторона брака. Ведь эта роскошная женщина — его жена.

Ему вдруг с такой силой захотелось заняться с ней любовью прямо сейчас, что он едва удержался от слез. Мартин вспомнил, как он спрашивал мнение Баббы о сексе, и Бабба ответил ему: «Ты же испытал все это в детстве». Мартин тогда ничего не понял, и Бабба объяснил подробнее: «Разве ты не сосал женскую грудь, когда был младенцем? Не целовал, не ластился к телу матери? Не пытался зарыться меж ее колен?» Мартин кивнул в знак согласия. «Значит, ничего нового ты с тех пор в сфере секса не делал», — заключил Бабба.

Мартин понял, почему ему вспомнился тот диалог. Если он сейчас не устоит перед Джулией, то вновь низвергнется в прежнюю семейную жизнь, и в отношениях со своей Женой у него не будет ничего нового.