— Не надо. Уйди.
— О-ох, Фео, — почти вдвое старшая его женщина обвила шею руками, припадая губами к его виску, — почему ты всегда такой серьёзный? Не приласкаешь, не обнимешь, всё дела да дела…
— Отстань от парня, Соха, — икнув, выговорил сидевший рядом бородач, похлопав юношу по плечу. — Он от самого Питона заказы принимает! Не твоего полёта птица… иди щипачей обслуживай!
— Указывать будешь шлюхам Бенедикта, а не мне, Топор! — огрызнулась та. — Думай, с кем говоришь, мясник хренов!
— А с кем? — лениво поинтересовался небритый мужчина с длинными светлыми волосами, прикуривая от свечи. — С беглой каторжницей, отбатрачившей десять лет на благо королевства? И что в тебе такого страшного, женщина? Кроме лица и тела, разумеется…
Соха вспыхнула, вскочила с колен Фео, разъярённой фурией останавливаясь напротив него. Сжатые кулаки, однако, не спешили знакомиться с лицом даже не пошевелившегося мужчины, спокойно выдыхавшего дым в и без того спёртый воздух.
— Что, Соха? — ухмыльнулся тот, тряхнув волнистыми прядями. — Я так тебя возбуждаю?
Несмотря на щегольскую внешность, великанский рост, размах плеч и размер кулаков останавливали желавших проверить сутенёра по имени Бенедикт на прочность. Фео успел познакомиться с ним, сумев вызвать того на доверительный разговор: до встречи с Большим Питоном сэр Бенедикт служил в валлийской армии, носил звание капитана и слыл одним из лучших рыцарей всего северного предела — лучшим воином и фехтовальщиком, но, увы, не самых честных моральных качеств. Феодор не назвал бы Бенедикта совершенно беспринципным человеком, это было не так: сутенёр следил за здоровьем и рьяно защищал своих «девочек» от пьяных клиентов и дебоширов, а в случае опасности первым наносил удар, отстаивая свою территорию. Случалось Фео наблюдать и прорывавшиеся в бывшем рыцаре ростки сострадания — к примеру, когда ту же Соху ранили в поножовщине, и Бенедикт на собственных руках доставил её к местному лекарю, или когда требовалось укрыть сбегавшего от стражи вора, поставив под удар свою же безопасность. Но в остальных случаях Бенедикт не тяготился вопросами совести и поступал так, как считал выгодным.
— Пошёл ты! — бессильно выдохнула Соха, пнув неповинный столик ногой.
Стоявшая на нём бутыль с вином и стаканы перевернулись, вызвав целый шквал ругани от Топора и яростные взгляды у Бенедикта, и Фео поспешил ускользнуть от назревавшей драки.
— О, Фео! Свет очей моих! — взвыл юркий парнишка, буквально бросаясь ему на грудь. — Плохо мне, ай, плохо! Неси меня домой, солнце наше аверонское! Али хоть до выхода… вывернет же щас, ну вот прям щас! Прям на тебя! Не оставляй верного товарища с… этими… а-а-а!!! Нет, Фео, я же пошутил! Пусти! Пусти!!!
Феодор хладнокровно дёрнул пальцы щипача на себя, вывернул, чувствуя, как хрустят суставы, и переложил кошель обратно в свой карман. Не слушая воплей лишённого на ближайшие недели заработка из-за увечной руки вора, огляделся, выискивая глазами сестру — и тут только сообразил, что почётное кресло хозяина особняка пустовало: Большой Питон покинул зал.
После памятной ночи знакомства и оставшихся на спине шрамов отношения с главарём у них установились натянутые, но весьма продуктивные: они с Фло исправно выполняли заказы, не провалив ни одного задания, Большой Питон столь же исправно выплачивал им обещанную долю. Признаться, порой Фео посещало нехорошее предчувствие: главарь частенько вызывал их к себе в особняк на закрытые собрания, и такое внимание непременно польстило бы, если бы речь не шла о Питоне — человеке столь же страшном и беспощадном, сколь и расчётливом. Но где же Флорика?
Фео огляделся и взбежал по лестнице наверх: здесь находились многочисленные комнатки для уединения, залы побольше для собраний и приёма просителей. Бороться с собственной совестью Фео не привык: сердце забилось сильнее, кровь запульсировала в жилах: ему показалось, что он слышит голос сестры, далёкий, практически неразличимый на фоне общего шума и стонов из соседних комнат. Голос доносился сверху.
Галагатский вор бросил взгляд на скучавших у лестницы охранников: дальше подниматься было запрещено, личные покои хозяина.
— Помощь ваша требуется, — развязно обратился к ним Феодор, опираясь на перила. — Слыхали, что внизу творится? Топор опять драку затеял…
Снизу и впрямь донеслись шумные крики и треск ломаемых стульев: когда палач, работавший на Питона для показательных прилюдных разборок, входил в раж, остановить его было практически невозможно.
— Подсобли бы, — лениво зевнул вор, — пока мессир не увидал сие непотребство…
Охранники переглянулись. К частым визитам Фео в особняке привыкли: вор заслужил определённое доверие в их кругах.
— Мы быстро, — предупредил старший. — Растащим по углам и вернёмся. Если…
— Не волнуйтесь, — махнул рукой Фео. — Мимо меня не пройдут. Только шустро, ребята! Я сюда не работать пришёл…
Как только оба головореза, гремя коваными сапогами, спустились на пролёт ниже, Фео буквально взлетел по ступеням, оказываясь в коротком коридорчике всего с тремя дверьми. Им не доводилось бывать здесь с Флорикой: в личные покои Большого Питона не пускали никого. Фео замер всего на миг, прислушиваясь, а затем метнулся к самой дальней двери, безошибочно определяя направление: оттуда доносился отчаянный, полупридушенный крик Флорики.
Рванув дверь на себя, Феодор замер на пороге: его взору предстала самая ужасающая картина из всех, что он видел. В богатой опочивальне главы преступного мира, в порванной одежде, с распухшей от удара лиловой щекой, с разведёнными ногами, между которыми устроился Большой Питон, лежала его сестра. Штаны главаря были развязаны, костюм Флорики порван — но борьба продолжалась, и девушка явно проигрывала: Питон забавлялся с ней, распаляясь с каждой секундой всё больше. Флорика отчаянно рыдала, лихорадочно шаря по стоящему рядом с кроватью столику в поисках хоть какого-нибудь оружия — и пальцы её сомкнулись вокруг тяжёлого подсвечника.
В тот самый миг, когда дверь распахнулась, главарь дёрнулся на звук, поворачивая к нему красное, потное лицо — и от неожиданности выпустил взметнувшуюся вверх руку девушки. Тяжёлый подсвечник с силой обрушился на лысую голову — и Большой Питон, не издав ни звука, повалился на Флорику.
Феодор очнулся, подбежал к кровати, помогая сестре спихнуть тяжёлое тело на пол.
— Ф-ф-ф-е-е-о-о-о…
Фео прижал сестру к себе, чувствуя наготу вздрагивавшего, испуганного тела. Флорика не билась в истерике, но и не приходила в себя, пребывая в состоянии глубочайшего шока. Слёзы лились из широко распахнутых карих глаз, крупные, солёные, стекая по их прижатым друг к другу щекам.
— О-о-он по-позва-ал м-меня н-наверх, — отчаянно прижимаясь к брату, пыталась выговорить Фло. — С-сказ-зал, ч-что есть д-для м-меня ра-абота…
Флорика замотала головой, съехала на грудь брата, пытаясь прогнать дальнейшие воспоминания: то, как Питон втолкнул её в комнату, то, как бросил на кровать. Сказал, что давно присматривался… что хочет сделать её королевой ночи. Что хочет вырастить и воспитать себе хорошую жену, если только… если она будет сговорчивой…
Фео глянул поверх вжавшейся в него сестры: Большой Питон не шевелился.
— Флорика, — позвал он, — Флорика, нам надо уходить отсюда. Быстро.
Девушка вздрогнула, отрывая от него мокрое лицо.
— Что?
Фео не ответил, подхватывая с пола длинный плащ главаря: сгодится, чтобы скрыть наготу сестры, главное — добраться до убежища. Накинул на плечи Флорики, завязал, стараясь не смотреть сестре в глаза.
— Почему ты молчишь? — испугалась девушка, и от этого нового страха даже забыла недавние жуткие воспоминания. — Что? Что, Фео?
Вор присел у кровати, переворачивая Питона на спину. Приложил два пальца к шее, проверяя пульс. Почерневший висок, полуприкрытые, остекленевшие глаза, и две струйки крови, стекавшие из носа, говорили ему о многом, но он должен был проверить. Поднял лицо, отвечая на полный ужаса взгляд сестры.
