Ликонта, тем не менее, все хитросплетения чужих судеб и политических игр не тревожили, казалось, вовсе. Генерал проводил смотр войск, учения, приезжал в фамильный замок, наслаждаясь отсутствием необходимости постоянно быть при дворе, интересовался работой Януша, занимался постоянными тренировками, привыкая к новому телу и разработанному лекарем специальному протезу, и, на первый взгляд, полностью восстановился после случившейся с ним неприятности; даже, казалось, остыл от собственной горячечной ненависти в ожидании прибытия аверонской делегации.

Тревожило Януша как личного лекаря герцога лишь одно – полное отсутствие интереса патрона к обществу. Нестор никого не хотел видеть и никого не приглашал погостить в семейный замок – а уж раньше у владельца всего северного предела Валлии постоянно гостили друзья. Родственников у Ликонта практически не осталось, и герцога, казалось, полностью устраивал затворнический образ жизни. А ещё за всё это время, начиная с окончания войны, патрон не интересовался и женским обществом тоже, флиртуя только в переписке с Нивелийской леди Августой – по острой необходимости, получая взамен пикантнейшие подробности реннской жизни.

Януш не задавал вопросов. Герцог ждал, он тоже. Время тянулось медленно, но неотвратимо, и сегодня наступал тот самый день, когда прибывала в Галагат реннская делегация аверонских гостей, среди которых – будущая королева Валлии, Таира, и её личная телохранительница, Синяя баронесса Марион…

***

Генерал стоял на возвышении, перед дверьми галагатского храма Единого, устремив взгляд на главные ворота города. Сопровождаемая валлийским эскортом, встретившим её ещё на подъезде, в Галагат въезжала аверонская делегация во главе с принцессой Таирой. Толпившиеся вдоль красного коридора горожане шумно приветствовали будущую королеву, и в воздухе повис общий восхищённый гул: красота юной принцессы и её мягкая улыбка с первого взгляда влюбили в себя всю столицу.

Ликонт чуть повернул голову, глядя на застывшего перед ним крон-принца Андоима и стоявшего за его спиной, по правую руку, принца Ореста. Король Харитон встречать аверонцев не выехал, готовясь к торжественной встрече во дворце, но отправил со своими сыновьями тайного советника.

Гости приближались – открытая, богато украшенная карета принцессы Таиры, и двое конных рыцарей, ехавших чуть впереди и прокладывавших путь для августейшей особы. Ещё двое всадников следовали позади кареты, замыкая эскорт, и за ними – весь аверонский двор, который сопровождал принцессу: всадники и кареты, повозки и обозы.

Ликонт обвёл эскорт быстрым взглядом ещё раз, и его глаза наконец встретили ту, которую он так долго ждал. Леди Марион ехала впереди кареты, одна из тех самых конных рыцарей – в полном облачении без всяких знаков отличия, в тяжёлом доспехе, вооружённая, неулыбчивая и напряжённая, как и положено телохранителю. Глаза её ощупывали площадь и шумящий народ, чужих воинов, выстроившихся вдоль красного коридора, и каждый камень на пути кареты – бегло, цепко и без всякого интереса.

А потом она подняла глаза, встречаясь взглядом с генералом, и остановила коня. Карета остановилась тоже; крон-принц Андоим спустился со ступеней храма, приближаясь к ожидавшей его невесте.

Нестор смотрел на прибывших, на приветствие будущих супругов, но взгляд его то и дело возвращался к закованной в латы фигуре. Вместо шлема голову воительницы покрывала кольчужная сетка, но несколько волнистых чёрных прядей выбивались из-под скрывавшего волосы капюшона, обрамляя хмурое, но ничуть не изменившееся лицо.

Ничто в ней не изменилось; всё казалось знакомым. Сорвать бы с неё этот проклятый доспех, увидеть её слабой, беззащитной, в женской одежде, подчинить себе – так, как она вынуждена была подчиняться ему в танце. Знай он, чем грозил ему тот вечер – сломал бы ведьме запястье, вывернул пальцы, порвал бы шнуровку корсета, заставляя спасаться позорным бегством из бального зала…

Он хотел видеть её глаза, когда она узнает, чего лишилась. Он хотел видеть её поражение. Да, пожалуй, в тот самый вечер, когда он лишился руки, он понял, что такое ненависть. Это то самое чувство, когда действительно ничего не возможно вернуть, и уже ничего не изменить…

Приветствие крон-принца Андоима и принцессы Таиры закончилось, весь эскорт двинулся во дворец. Ликонт быстро спустился с лестницы, запрыгивая в седло поданного ему скакуна, тронул поводья, догоняя августейших.

– Ваше высочество, – поприветствовал он Таиру, поравнявшись с открытой каретой. – Рад снова видеть вас. Надеюсь, вам понравится в Галагате.

– О, мне уже всё очень нравится, герцог, – улыбнулась Таира, чуть поворачиваясь к Ликонту. – Спасибо вам за заботу.

– Рад слышать, – сдержанно улыбнулся Ликонт. – Если вам что-нибудь понадобится… что угодно, ваше высочество… я буду рад помочь.

Последнее было добавлено с особой интонацией, заставившей принцессу прислушаться. Таира растерянно кивнула.

– Я запомню, герцог.

Ликонт склонил голову, тронул поводья, проезжая мимо. Бедная девочка. Нет, он действительно хотел ей помочь, вот только… вот только вряд ли он в силах это сделать. Таира была так юна и так прекрасна, с таким большим нежным сердцем, способным сделать счастливым любого достойного её руки мужчину, что он с большой неприязнью думал о том, какой муж достался этой малышке. Таира напоминала ему о сестре – Наала была ненамного старше принцессы – и, вспоминая о сестрёнке, Ликонт и мысли не допускал, что её мог бы коснуться кто-то, подобный Андоиму. Но у каждого своя судьба, и он, Нестор Ликонт, тоже не всесилен. Доброе слово – вот и всё, чем он мог помочь Таире.

– Леди Марион! – широко улыбаясь, Нестор поравнялся с воительницей. – День сегодня особенно хорош, не так ли?

Баронесса смерила его косым взглядом, продолжая путь, и генерал едва не вспыхнул от бешенства. Она игнорирует его! Она! Та, которая должна валяться у него в ногах, вымаливая пощады! Ведь это он, и только он, мог вернуть ей утраченные земли – о чём она, впрочем, пока не подозревает – и в его власти вернуть ей положение и восстановить растоптанный авторитет. Ничего, время придёт… и она сама приползёт к нему… на коленях…

Нестор с трудом подавил в себе первый яростный порыв. Ведьма определённо околдовала его! Как ещё объяснить то, что несмотря на утраченную руку, на уродливую отметину на его лице, на унижение и боль – он продолжает желать её, страстно, горячо, при одном лишь виде плотно сомкнутых губ, мрачной тени, портившей черты красивого лица, глазах, тёмных, бездонных, чей взгляд сводит его с ума?..

– Нехорошо, леди Марион, – насмешливо проговорил герцог, не сводя с неё глаз. – Где же соответствующее приветствие? Или ваше воспитание? Знание этикета? Ах да, простите великодушно, погорячился… Какое воспитание у дочери фермера, подрабатывавшего разбоями и вооружёнными грабежами? Да ваш отец не дожил до каторги только потому, что спился, заложив всё имущество и не оставив семье ни гроша даже на собственные похороны…

Марион с трудом удержала коня, крепче стискивая зубы. Выведал, всё выведал, подонок! Проклятый герцог, должно быть, разослал шпионов по всей империи, чтобы вытянуть гадкую правду на поверхность – то, что так тщательно похоронил Синий барон, Ликонт выкопал, даже не потрудившись отряхнуть от грязи.

– Вы что-то сказали, герцог? Тут шумно, вас плохо слышно, – Марион медленно обернула к нему каменное лицо, смерила долгим взглядом. – Мне показалось, будто что-то пропищало над ухом, но могло и показаться.

Ликонт лучезарно улыбнулся, наклонился к ней.

– А может, ваш отец попросту не учил вас чистить уши? Леди. Марион…

– Этому отец нас и правда не учил, – воительница нашла в себе силы улыбнуться в ответ. – Зато учил всегда давать сдачи. Мне кажется, ваше лицо и ваша рука должны были прочувствовать наше семейное кредо на себе.

Настал его черёд притворяться глухим. Нестор улыбнулся, не размыкая губ.