Но тут на помощь Александру пришла идея, которую он заметил в Северной Америке. Дело в том, что в 1860-е годы никакой устойчивой денежной системы в этой местности не имелось. Например, в САСШ очень многие банки вполне могли выпускать собственные деньги в самых разных банкнотах и монетах. Определенная пестрота приводила к довольно развитой традиции обмена. Подобная беда имела место в разных странах мира, но именно в Филадельфии Александр впервые столкнулся с ней так близко.

Придя в очередной раз на какой-то торжественный прием в честь его персоны, он, как обычно, уединился с «дельцами» в стороне и увлеченно «перетирал» разнообразные вопросы, связанные с бизнесом. В тот раз разговор зашел об обмене валюты. Александра никогда особенно не интересовал этот вопрос. Да и что тут могло быть сложного и хитрого? Процент от сделки и тупой, механический пересчет? В сущности, ровно так и было – все предельно просто и очевидно. Однако характер мышления одного мелкого банкира его очень заинтересовал. Смысл идеи сводился к тому, что для упрощения учета весьма пестрого спектра денег Анхель де Тормазо использовал простой и очевидный синтетический стандарт. То есть брал в качестве эталона некие бону и монету, связывал их пропорцией и выражал через них все остальные бумажные и металлические деньги. Просто и очевидно. Вероятно, так поступал не один практик-финансист, но ничего подобного в концепции обеспеченных денег не было.

Обдумав и развив мысль, Александр решил, что проблема ограниченности денежной массы при обеспеченных деньгах просто отсутствует. Но только в том случае, если шагнуть за рамки устоявшейся традиции. Таким образом, ученикам была преподнесена концепция синтетического стандарта, в которой единица национальной валюты привязывалась к единице золота, а та, в свою очередь, через динамические курсы имела связь с другими материальными ценностями. В связи с чем открывалась возможность при сохранении весьма стабильного золотого стандарта обеспечить практически любые денежные массы, привлекая в помощь «презренному металлу» серебро, платину, алмазы, рубины, изумруды и прочее.

Важное добавление в эту концепцию сделал вышеупомянутый Макар, предложивший ввести ограничение на минимальную сумму денег, которую можно обменять на золото или его эквивалент[13]. Причем банк оставлял за собой право обменять наличность так, как посчитает удобным. Хочет – выдаст серебром, хочет – алмазами. Не говоря уже о том, что вывоз из государства материальных ценностей, проходящих через список резервных эквивалентов, облагался весьма приличной пошлиной. Что делало миграцию драгоценных металлов и камней из России достаточно затруднительной. Да и вообще, обмен становился не самым разумным решением, так как двадцатью тысячами рублей минимальной ставки обладал не каждый. Что вкупе с антиинфляционными процессами в экономике и публично заявленному обеспечению давало все шансы для доверия населения бумажным деньгам. Просто не имело никакого смысла переводить купюры в слитки. По крайней мере, так думал Александр и его ученики.

– Однако понять, что нужно делать, – это полбеды. Перед нами, дорогие друзья, стоит куда более сложная задача – разработать план реализации данной схемы на практике и осуществить его. Да, да, вы не ослышались – нам с вами, так как вам пора осваиваться в делах, ибо нет лучше учителя, чем практика. Я даю вам месяц на то, чтобы подготовить проект претворения в жизнь озвученной схемы. И прошу вас, будьте внимательны к такому факту, как острейшее нежелание существующей финансовой элиты уступать. Они будут драться до конца, не стесняясь средств и не жалея денег. Со всеми вытекающими последствиями и особенностями борьбы.

Путилов сидел в мягком кресле и задумчиво рассматривал огонь керосиновой лампы, раздумывая о чем-то вечном. У окна стоял Обухов, на стульях возле круглого стола сидели остальные участники этого рабочего совещания, приглашенные для обсуждения взаимодействия.

– Николай Иванович, что же нам делать? Как к нему идти?

– А чего вы боитесь? Думаете, Его Императорское Величество вас съест? – Путилов усмехнулся. – Максимум, отправит на опыты за вредительство.

От подобной шутки уже немолодого человека передернуло.

– Шутки у вас, Николай Иванович.

– Не переживайте, все будет хорошо.

– Да как же хорошо? Рельсов-то нет! – Мужчина развел руками. – Как поступать? Мы, конечно, поставили до конца прошлого года двадцать восемь тысяч тонн новой стали[14], но этого решительно мало! Александр нас уничтожит! В порошок сотрет!

– Не переживайте. Помните, как мы раньше работали?

– Что вы имеете в виду?

– В 1865 году вся Россия смогла выплавить из железной руды чуть менее восьми тысяч тонн[15] металла, а ведь там стали практически не было. Чугун и пудлинговое железо. И ничего, справлялись как-то. А вы меньше чем за год смогли развернуть такое обширное производство и переживаете. Да, не вышли на желаемые показатели. Значит, ошиблись в расчетах. Бывает. Тем более что наша новая сталь лучшая в Европе! Есть чем гордиться.

– Вы думаете, что Александр не разозлится?

– С чего ему злиться? Вы сделали все, что могли. Единственное, что в сложившейся обстановке сможет вызвать в нем ярость, так это ваша трусость. Он такого поведения не любит. Поэтому я вам настоятельно рекомендую: идите и доложите о сложившемся положении. Сами. Не дожидаясь того, как он попросит с меня подробного отчета. Тем более что Московский металлургический завод переведен полностью на производство ценных легированных сталей и невыполнение плана вполне объяснимо и лишено злого умысла или еще-какой гадости. Причем идите не просто с поникшей головой, а сразу с предложениями о том, как все можно исправить. Его Императорское Величество такой подход любит и ценит. Искать виновных и скулить каждый может, а тут дело надо делать, да быстро и качественно.

Надвигался большой отчет перед Императором о проделанной работе, и директора с управляющими, мягко говоря, переживали. После тех осенних бесед в Литовском замке, что Александр провел в 1867 году, его реально боялись. Да, он наказывал только за дело, но все равно страх оказаться под этим катком поразил его подчиненных, особенно новоиспеченных. Чем пользовались бойцы старой гвардии, потешаясь над ними.

Впрочем, такие маленькие шалости не мешали в целом довольно конструктивному и деловому настрою. Вдумчивая и спокойная индустриализация шла по плану. Ключевым двигателем всей заводской стройки выступала железная дорога, ради которой и разворачивали производства. Рельсы, шпалы, широкий ассортимент метизов, двигатели, локомотивы, паровые трактора и многое другое изготавливалось только ради того, чтобы обеспечить ее ударное строительство. В свою очередь, эти заводы и мастерские тянули за собой другие, обеспечивающие уже их, и так далее. Иными словами, Александр решил использовать классическую американскую схему индустриализации, в которой причиной мощного промышленного рывка во второй половине XIX века стал именно железнодорожный бум. По расчетам, в 1868 году можно было построить только пятьсот километров полноценных железных дорог, но Саша был убежден – это только начало. Масштабная модернизация промышленности, начатая им со своих предприятий, потихоньку начинала отражаться сильным резонансом в обществе и должна была потянуть за собой многих других. Так что ему оставалось только следить за тем, чтобы экономика не перегрелась. Кризисы Императору были совершенно не нужны.