Парами двинулись к мосту. Отсалютовали шпагами улыбающимся преображенцам, чинно перешли мост и пустили коней рысью. Переехали Мойку и подъехали к Зимнему дому, обложенному строительными лесами – царица Екатерина достраивала флигеля. Работный люд уже шевелился на стенах, матерясь с подрядчиками. Поручик развёл караулы и, оставив старшим сержанта Ефима Блудова, подъехал к Жан-Анри:

— Оставляю тебя, — сказал он и улыбнулся, — смотри в оба и потом мне доложишь.

— Слушаюсь, мой командир, — снял треуголку Жан-Анри, — муха не пролетит.

Фурманщики давно уже погасили фонари, и солнце легко вставало за Летним садом, озаряя его силуэт своими лучами, а Нева, позади, была ещё темной, ударяясь волнами в деревянные набережные, и пытаясь сковырнуть человеческое упрямство. Где-то запоздало кукарекали одинокие петухи, не съеденные на обед.

На Адмиралтействе вяло стучали топоры – достраивали заложенный ещё Петром Первым линейный корабль «Пётр Первый и Второй», но денег на это не хватало, поэтому, работа велась, скорее, по инерции, чем по принуждению. По улицам ездили молочницы и водовозы, разливая свой продукт выбегающим кухаркам и заспанным поварятам с вёдрами и кружками.

Лёгкий бриз дул с Невы, приятно освежая лицо Жан-Анри, которое, почему-то, горело, точно пропаренное утюгом. Сержант, проверив все посты, подошёл к Жан-Анри и подмигнул ему:

— Да не дрейфь ты, найдём твою кралю!

Жан-Анри только улыбнулся и подумал: «Ну, всё! Об этом знает уже весь полк!» — но сердце от вспоминания о Лизавете, счастливо ёкнуло, разливаясь по жилам благодатью. К подъезду подкатила карета, дверку которой с поспешностью отворил соскочивший с запяток один из лакеев и оттуда с трудом выполз светлейший князь Меншиков. Он, поддерживаемый слугой в ливрее, подошёл к крыльцу и увидел Жан-Анри.

— Князь? Ты ли это? — удивился он, и спросил: — По какой надобности?

— Я с друзьями, — сказал Жан-Анри.

— А-а-а! – промычал Меншиков, взглянув на мундир Жан-Анри, и кивнув сержанту Блудову.

— Хорошие у тебя друзья, — добавил он и, махнув рукой, сказал: — А я к матушке… дела государственные, понимаешь …

Светлейший князь скрылся за дверью, а сержант Блудов хмыкнул:

— Опять надерутся с матушкой. Вчерась на Васильевском и не были, в городе ночевали.

Ответить Жан-Анри не успел – двери стремительно раскрылись, и на пороге появился юноша с маленькими, точно нарисованными, усиками и в офицерском мундире семёновского полка. Он слетел со ступенек и, улыбаясь, подошёл к сержанту Блудову:

— Здорово, Ефим!

— Здравия желаю, — вытянулся Блудов, улыбаясь на всё лицо. Жан-Анри застыл и не знал, что сказать. Что-то больно знакомое поразило его в облике офицера, но сразу же выпало из памяти, как ни старался он вспомнить.

— Мушкетёр, — обратился офицер к нему, — вы пойдёте за мной.

Жан-Анри, недоумевая, тем не менее, подчинился, и пошёл за стремительно идущим офицером. Сзади, на крыльце, появилась куча народу, впереди которого бежала Мавра Шепелева и истошно кричала:

— Подожди меня! Подожди меня!

За ней шагал смеющийся Иван Иванович Лесток[7], а сзади, приподняв юбки, серьёзно и сосредоточено спускалась по ступенькам Анна Петровна, поддерживаемая длинноногим, с кислой физиономией, Карлом Фридрихом[8]. Заключал весёлую компанию гоф-интендант Пётр Иванович Мошков улыбающийся во весь рот и несущий в руках две огромные корзины с провизией.

Когда процессия уже отошла на несколько шагов от крыльца, в двери появилась императрица Екатерина, ещё в ночном и растрёпанная, поддерживаемая светлейшим князем, и крикнула им вдогонку:

— Wo sind Sie, die Mädchen, nicht gefrühstückt. [9]

— Матушка, дело то у них молодое, — успокоил её светлейший. Екатерина бессильно взмахнула платком и скрылась за дверью, ведомая Меншиковым.

Жан-Анри едва поспевал за офицером, летящим впереди, точно его несли крылья. Мавра догнала офицера и, повиснув у него на плече, что-то ему шептала на ухо, беспрестанно оглядываясь и хихикая. Жан-Анри все ещё был в недоумении, что попал в такую конфузию, и, чтобы не подводить Каскова, решил молчаливо следовать за незнакомым офицером.

Между тем они вышли на берег, где их ждал ялик с шестью матросами на вёслах. Как только весёлая компания расположилась на судне, мичман взмахнул рукой, и матросы дружно налегли на вёсла. На фок-мачте одиноко трепыхался Андреевский флаг, укоризненно глядя на мичмана, не желавшего поднимать фок или, по крайней мере, кливер.

Жан-Анри стоял, опираясь на фок мачту, и смотрел вперёд на нос ялика, где, согнувшись от ветра, стояли молодой офицер и Мавра, которая продолжала кривляться и хихикать, оглядываясь назад. На корме расположились Анна и её муж, Карл, который, бросая косые взгляды на Мавру и офицера, всё с той же недовольной физиономией, портил окружающее веселье. Лесток с Мошковым, вытянув из корзинки полуштоф, плеснули себе в кружки. Мичман, которого они приглашали в компанию, благоразумно отказался, сославшись на службу, и они выпили, никого более не приглашая.

Гребцы дружно налегли на весла, и ялик понёсся по волнам, рассекая их острым носом. Через некоторое время впереди показалась блистающая золотом яхта со спущенными парусами, которая состязалась с солнцем своим ярким блеском. «Принцесса Елизавета» прочитал Жан-Анри вырезанное на её корме название, и сердце ёкнуло приятными воспоминаниями. Его сегодняшняя неудачная попытка найти свою неожиданную любовь, немного обескуражила, но он знал, что всё равно найдёт понравившуюся ему девушку. Из яхты грохнули салют и опустили парадный трап.

— Суши вёсла! — весело бросил мичман, подтягивая ялик к трапу. Офицер отмахнулся от Мавры и, поманив рукой Жан-Анри, направился к трапу. Мичман бросился помогать, но офицер легко и быстро, не держась за перила, поднялся на палубу яхты.

— Здравия желаем, Ваше Высочество, — вытянулся во фрунт капитан. Жан-Анри его узнал, это был капитан Зверев. «Поторопился, капитан, — подумал Жан-Анри, поглядывая на ялик, где топталась возле своего Карла Фридриха совсем не весёлая Анна Петровна, — царская особа ещё внизу».

— Ваша каюта, как обычно, на носу, — сказал капитан Зверев, подавая офицеру позолоченный ключ.

— За мной, — бросил офицер через плечо и пошёл в направлении внутреннего трапа. Жан-Анри, недоумевал, зачем он ему понадобился, но выяснять не стал – время покажет. Офицер быстро слетел с лестницы, чуть не сшибая матросов. При его виде они прижимались к стенке и, широко улыбаясь, орали: «Здравия желаем, Ваше Высочество». «Совсем матросики с ума сошли», — улыбаясь, подумал Жан-Анри, шагая за офицером. Тот остановился перед дверью каюты и открыл её.

— Заходи, — сказал он, пропуская Жан-Анри вперёд. Жан-Анри зашёл в каюту и посмотрел в открытый круглый иллюминатор на Неву и просыпающийся город. Офицер закрыл дверь. Когда Жан-Анри повернулся, офицер страстным поцелуем впился в его губы. Жан-Анри ошалел, застыл на месте и потерял дар речи.

Прошло много лет после затопления, а Киев, если смотреть на него сверху, ещё имел следы разрушений, которые, пока, не имелось возможности восстановить, так как не позволяет экономика планеты. Мурик смотрел с магнетика на волны, перекатывающиеся на месте Оболони, Троещины, Дарницы, с ужасом вспоминая пережитое им во время Потопа.

Не всё оставшееся население желало селиться в не разрушенных городских коробочках – некоторые предпочли жилища рядом с возрождающейся природой, поэтому строили индивидуальные дома, а восстановление исторических зданий оставили на потом.

К тому времени, когда появилась возможность строить, неожиданное открытие решило транспортную проблему – у людей появились магнетики, простые капсулы, двигающиеся под действием магнитного поля Земли и огромные ресурсы, требующиеся для восстановления дорог, не понадобились.