- Ева, не заставляй меня делать выбор! – ошеломленный, говорил Малколм.

- Значит, я сделала его за тебя. Всего доброго!

Ева хлопнула дверью.

Она вдруг стала ощущать, что не может больше выносить общества Малколма. Несомненно, ей нравились его идеи, убеждения. Но гордость не давала ей преступить собственные принципы. Она понимала, что уходит от своего единственного имеющегося шанса в большой белый мир. Но это не расстраивало ее больше, чем позировать без трусов.

У Евы снова началась депрессия. Она осознавала все реалии жизни. Астрид должна была уехать этим летом навсегда. А сама Ева беспомощна. Она не хотела оставаться без Астрид, порой даже виня ее за то, что она «бросает» ее на произвол судьбы. На месяц Ева выбилась из собственной колеи, пока не заметила новую выставку Маринелли.

Очередной раз она гуляла по улицам наедине с собственными мыслями и совершенно случайно натолкнулась на витрину. В ней она увидела фотоснимки, а поблизости Малколма, который не выглядел счастливым.

Помещение было пустым, будто холодным. Как оказалось, сегодня был последний день фотовыставки Маринелли, которую по сравнению с предыдущей попросту проигнорировали все.

Напрашивался вопрос: «А где же Ева Адамс? То таинственное существо неопределенного пола?». Никому не были интересны банальные транссексуалы.

Местные газеты стали разворачивать интригу вокруг данного вопроса. Назвав выставку Маринелли провалом, пресса признала значение Евы Адамс в работах Маринелли. Без них они ничего не стоили. И Ева, прочитав все это, лишь усмехнулась. Она знала, что Малколм не выдержит и приползет к ней на коленях. Со дня на день. И это свершилось.

Малколм явился к Еве и признал все свои ошибки. Он сказал, что потерял ориентацию в искусстве. Теперь он снова готов следовать за музой. Он влез в долги, в этом плане он также имел талант. Ева была его воздухом. И она решила не перекрывать ему кислород и помочь, взяв с него обещание, что следующую фотовыставку Малколм посвятит исключительно Еве Адамс. Ее естеству. И Ева знала, что запрашивает. Следующая выставка произвела фурор.

Она прошла в конце июня, практически через полгода после первой фотовыставки Евы. Перед самым отъездом Астрид в Норвегию. Странно. Но теперь это нисколько не волновало Еву. В ней словно включился какой-то другой режим. Это было что-то знакомое. Что-то, что возникает при повышенном внимании к своей персоне. Ей стали поступать различные предложения фотосессий от местных глянцев и не только. Слава посыпалась на нее градом.

Однажды, на волне тщеславия и денег в кармане, Ева заявила Астрид, что больше не нуждается в ее крыше над головой, и она переезжает. Астрид радовал данный факт. Она понимала, что ее лучшая подруга не простынет без нее. Но она волновалась насчет внутреннего состояния Евы. За последнее время она очень изменилась. Она стала вести себя сама по себе. Будто диалоги ведет лишь сама с собой. Больше ни с кем. Астрид уезжает в Норвегию через несколько дней, они больше не увидятся с Евой. А Ева даже попрощаться нормально не соизволит, ибо дела у нее, слава, что-то главнее, чем отъезд подруги.

Астрид заметила, как Ева вовсе отдалилась от нее. Это выходило за края их бокала наполненного дружбой. Астрид было больно покидать ее, и сама мысль о том, что им нужно прощаться навсегда, разбивало ее сердце. Еве же было до лампочки, настолько она увлеклась собой.

Малколм также замечал подобное за Евой. Он понимал, что скоро лишится ее. Еву буквально рвали на куски, так хотели ее презентовать в своих фирмах, корпорациях и прочих учреждениях. Малколм вылизал из шкуры дабы хоть как-то остаться на пике: искал спонсоров, моделей, пел всю ту же песню о контракте с Евой. Но последнее было утопией, что он и сам уже отлично понимал.

Ева в свою очередь, стала ходить на светские тусовки, так как некоторые ее там уже знали, а некоторые даже приглашали и видели в Еве своего желанного гостя. Интервью стали у нее вместо ужина. Телестудии забирали все больше личного времени. Евы Адамс стало много в средствах массовой информации, и не только Лондона или Великобритании. О ней стали говорить и на континентальной Европе.

Даже не сказав «спасибо», Ева молча перебралась из квартиры Астрид в собственную просторную квартиру. Ей было не интересно разговаривать с людьми. Более интересным ей казалось закрываться в ванной комнате, позируя перед зеркалом часами, а затем – часами перед объективами фотокамер. И однажды, зайдя к Астрид последний раз, дабы забрать последние из своих вещей, Астрид не смогла сдержать свой поток мыслей. Она не смогла упустить возможность поговорить с Евой. Поговорить так, как они разговаривали друг с другом раньше, когда-то давно, еще до всего этого. Она понимала, что это, скорей всего, ее последний шанс вывести Еву на откровенный разговор.

- Может быть, скажешь мне что-нибудь? – говорила Астрид, наблюдая за молчаливой Евой, рыскавшей по комнате.

- В смысле? – отвечала Ева, вовсе без внимания на Астрид.

- Ева, у меня завтра самолет! Я улетаю! Навсегда! Ты даже слова не молвишь на прощание? Это наш с тобой последний день! Что с тобой? – пыталась добиться искренности Астрид.

- Ах, да. Я рада за тебя. – сказала Ева.

Она продолжала молча собирать вещи. Астрид не могла спокойно воспринимать все это. Она не могла понять безразличия Евы. Лицо Астрид становилось все более болезненным и холеричным.

- Рада? Ева, ты о чем? Ты, наверное, не слышишь. Я – У-Е-З-Ж-А-Ю! Завтра! Разве тебя не беспокоит это? – доносила, как могла, данную информацию Астрид.

Ева подняла голову и сказала:

- Слушай. Если ты думаешь, что я обижаюсь, то не беспокойся об этом. Все в порядке.

- Нет, не в порядке, Ева! Ты не в порядке!

- Что ты имеешь ввиду?

- Посмотри, кем ты стала! Тебя ничего не волнует! – позже Астрид добавила, - Кроме тебя!

Ева задержала свой взгляд на лице Астрид, после чего выровнялась и перестала суетиться. Она сказала с актерской выразительностью:

- Что?

Ева услышала от Астрид то, чего та долго не могла ей сказать. Астрид держала мысли при себе ради дружбы. Но теперь она понимала, что молчание ни к чему не приведет. Она должна сказать Еве всю правду. И сейчас ее лицо было как никогда серьезным. Из ее уст прозвучали не менее серьезные слова:

- Я давно хотела тебе сказать Ева, но не осмеливалась. Я не хотела обижать тебя, но теперь я вижу, что должна сказать тебе это. Ева, ты бессердечная тварь! Ты стерва! У тебя вместо крови по жилам течет наркотик нарцисса. Ты – Нарцисс! Ты думаешь только о том, как захватить мир своей замечательностью. Своей бесполой красотой. Как ты еще это называешь? На чужие чувства тебе наплевать!

- Ты действительно так думаешь? – со все большей концентрацией во взгляде говорила Ева.

Астрид чувствовала себя жутко неловко. Но она понимала, что должна высказать Еве всю правду. Ибо никто, кроме нее, этого не скажет. И набравшись смелости, терпения в груди, Астрид продолжила:

- Да. Я так думаю. Разве не ты подошла ко мне, дабы познакомиться? Разве не ты рассказывала мне, и только мне, все свои секреты? Я привела тебя в первый в твоей жизни ночной клуб. Пусть это был готический бар. Я всегда и во всем тебя поддерживала, и ты всегда могла на меня положиться. Я никогда тебя не подставляла. Мы были лучшими друзьями в мире, и даже больше! Теперь посмотри на себя по внимательнее. В кого ты превратилась? Ты стала патологическим эгоистом, зацикленным на собственном успехе, который должен быть лучше, чем успех твоей матери, чтобы ты не чувствовал себя дерьмом…

- Заткнись! – взорвалась Ева.

Ее глаза мгновенно стали мокреть. Астрид так же не сдержала эмоций и пустила слезу. Обе они пытались выглядеть спокойными. Но внутри у них были антициклоны.

- Ты ничего не знаешь! И меня не знаешь! Совершенно! – усиливалась истерика Евы.

- И даже то, что ты рассказывала?

- Это ничего! Это всего лишь пыль на твоих глазах, по сравнению с тем, что у меня в душе творится! Ты хочешь, чтобы я тебе сказала что-то? Так я сейчас скажу!