Городок Карагол отходил ко сну, гасли окна в домах, когда в свете недобитого фонаря возникла обтрепанная личность. Смертельно уставший человек оперся на трансформаторную будку, обозрел пустую окраинную улицу. Перевел дыхание и заковылял по обочине. Свалился под оградой, оторвал штакетину от горизонтальной перекладины и перелез на участок. Он постучал в окно бревенчатого домика, за которым поблескивал электрический огонек. Распахнулась створка, кто-то ахнул от удивления. Его схватили сильные женские руки, заволокли в комнату. Нескладная девица с немытой головой захлопнула фрамугу, задернула штору.
– Господи, Вадим, я чуть в обморок с тобой не упала… – Она подхватила его под мышки, доволокла до кровати. Но он не стал ложиться, сел на пол, прислонившись к кровати спиной. Она свалилась перед ним на колени, стала ощупывать, осматривать.
– Ты в порядке, не ранен? Боже, на кого ты похож… Горе ты мое Федорино…
– Все в порядке, Настюха, просто дико устал… Такое состояние, словно в меня КамАЗ с прицепом врезался. – Он уперся ладонями в пол, хотел подняться, но передумал.
Настя по прозвищу Фрикаделька продолжала охать над ним, порывалась куда-то оттащить, шуршала аптечкой, выискивая непонятно что. Она не спала до появления Вадима, решила подкрепиться перед сном: на столе рядом с компьютером обретались разорванный пакет с кефиром и надкусанный багет.
– Как дела, Настеныш? – просипел Вадим.
– Фигово, – она печально развела руками. – Вот грущу… под хруст французской булки… – и смутилась. – Прости, Вадим, но ничего упоительного в этом вечере нет… Все потрясены, весь город только об одном и говорит, просто в голове не умещается, дичь какая-то. Тебя менты ищут и целая рота солдат с Клюевской зоны…
– Я знаю… Слушай… – Он напрягся. – Я не сильно тебя подставляю?
– Не обижай, Вадим, – она опять присела рядом, обняла, зашмыгала носом. – Мы все тебя так любим, господи. Ты только не волнуйся, с чего бы они стали следить за моим домом? Кто я такая? Банальная Фрикаделька, никому не нужная… Отец в командировке в Н-ске, он ни о чем пока не знает, одна живу. Всех допросили, трясли вчера весь вечер, еще и сегодня приходили, выспрашивали, куда ты мог податься. Я им популярно объяснила, что не имею представления, куда ты мог податься. Полагаю, поверили, больше не придут, не бойся! Вадим, я не могу… – девушка заревела, стала размазывать слезы по щекам. – Вы все там мучились, страдали, а я с девчонками банкетный зал наряжала, шарики надувала, ленточки вешала, пропади они пропадом… Лучше бы я с вами поехала, не было бы сейчас так хреново. Мы ждали вас, дорожку ковровую постелили, пацаны аппаратуру отладили, тамаду опохмелили. Потом Сенька Пчелкин прибежал весь белый, стал такое рассказывать…
– Кто выжил? – он погладил ревущую девушку по волосам.
– Господи, так ты не знаешь… – ее лихорадило от рыданий, она едва не грызла ему плечо. – Вадим, я не могу об этом говорить… Нади больше нет… Твоих родителей больше нет – все погибли у этих проклятых «тройняшек»… Борька Шустов погиб… Максим Горелов пока жив, он в коме, в Новокузнецк увезли, врачи сомневаются, что выживет… Твой дядя погиб, Иннокентий Иванович – его в воду бросили, а он плавать не умел… Девчонки погибли – Тамарка Ходасевич и твоя двоюродная Зойка… Вовка Куделкин, Иван Петрович Муромский… Семеро раненых, их по больницам развезли… Илья, кузен Нади, уже в больнице скончался, а у его Машки пуля в челюсти застряла, вытащить не могут…
– Что с родителями Нади?
– Все плохо, Вадим. Оба живы, но такие тяжелые… Алевтина Валентиновна в себя не приходит, возможно, и не придет – у нее две пули из живота удалили. Валерий Леонидович в сознании, но говорить не может – пуля пробила позвоночник, он парализован…
Она ревела так, что Вадиму приходилось ее успокаивать. У множества людей сломалась жизнь после этой проклятой свадьбы…
– Ты ведь голодный, – вспомнила девушка и вытерла глаза. – Ты хоть что-нибудь ел за эти дни?
– Нет, Настя… – отозвался Вадим.
– Я сейчас соображу покушать…
– Не надо, – он схватил ее за руку. – Не могу я есть, Настюха, кусок в горло не лезет, не переводи добро.
– Но как же так? – Она растерялась.
– Нормально все. Ты же не хочешь, чтобы меня тут стошнило на пол? Лучше водички принеси…
– Да, да, я сейчас. – Она засуетилась. – Заодно звоночек один сделаю…
Девушка вернулась через пару минут. Вадим уже поднялся, сидел на кровати, сжимая голову. Она загрузила ему в рот горсть таблеток, сунула ковшик с колодезной водой. Он жадно пил, давился, вода стекала на колени.
– В ментуру звонила? – пошутил Вадим.
– Спасибо, дорогой, – обиделась Настя. – И это за то добро, что я…
– Шучу я, Настеныш… Прости, это даже не шутка, это тупость какая-то…
– Я Шершню звонила. Сейчас примчится.
– С Шершнем все в порядке? – встрепенулся Вадим.
– Да чего с ним сделается, – отмахнулась Фрикаделька. – Живой он, по башке прикладом получил, небольшое сотрясение мозга, только на пользу. Люди рассказывали, – она пыталась улыбнуться, – что Шершень успел в кого-то камнем засадить, а потом ему так засадили, что он под скалу брыкнулся…
Шершень примчался минут через пять – влез в окно, наспех одетый, бледный, с трясущейся губой. Кинулся к Вадиму, тоже стал его щупать, словно тот был каким-то раритетом, способным принести удачу.
– Фу, живой… – в изнеможении опустился рядом. – Ну, ни хрена себе кунштюк, жили не тужили, называется… Слушай, Вадим, ну, это трэш какой-то, до сих пор не могу это дело в башку затолкать.
– Ты в курсе, что творится? – спросил Вадим.
– Весь Карагол, блин, в курсе… – зачастил Шершень. – Трижды на допрос приглашали – дважды по беглым зэкам, а в третий – по тебе и местам, где изволит отсиживаться ваше высочество. Могут за домом наблюдать, но я как будто проверился, огородами шел, на рожон не лез. Здесь глухо, Вадим, тебе отсюда надо ноги делать. Знаю, что все у тебя хреново, но ты помни, приятель, что выхода нет только из гроба. Зэки драпанули с зоны под Клюевкой – на шару ломанулись, внаглую, воспользовались внезапностью и неурочным временем. Полдень ведь – какие, на хрен, побеги? Напали на караулку, когда там только четверо было, забрали оружие, двоих прирезали, двоих – с собой, типа заложники, грузовиком пробили ворота, и в бега… Цирики аж облезли от такого нахальства. Снарядили погоню, а те в лесу машину бросили, заложников прикончили и давай пешим порядком на запад пробиваться… Их бы в натуре взяли, Вадим, кабы не наша «Чайка». Уплыли из-под самого носа. Мимо Карагола пролетели – эта посудина такая быстрая… А дальше – куча извилин… тьфу, излучин, места глухие, только туристы изредка. Их гнали на полном серьезе – с вертолетами, с катерами, вояк согнали сотни три. Бесполезно. Как корова языком слизала. Сегодня днем нашли нашу «Чайку» – стоит, пришвартованная в бухточке, с вертолета не видно, потому что скала нависает, на судне только труп капитана Черняги – хомут на беднягу надели… Это километрах в сорока от Карагола. Дальше по течению – палаточный лагерь и восемь трупов… Студенты из Барнаула отдохнуть приехали. Всех постреляли, а девчонок еще и снасильничали перед этим. Парней раздели – так что теперь они в гражданской одежде щеголяют. Это звери какие-то, Вадим. Просто звери – убивают, что водку пьют… Еще и умные звери, головы у них работают. Помяни мое слово, Вадим, – разгоряченно шептал Шершень, – если их сразу не поймали, то теперь уж точно не поймают. Растворятся на просторах, уйдут на дно, отсидятся у вольных корешей, ищи их теперь, свищи… Может, они здесь в соседнем районе, а может, уже в Белокаменной, или в Н-ске, например. Слушай, Вадим, я понимаю, что эти зверюги натворили и что ты к ним испытываешь… – как-то оробел приятель. – Блин, у тебя такая рожа, ты бы видел свои глаза… Забудь о мести, дружище – это не ты, это ТЕБЯ сейчас с собаками по всей России искать будут. Да что нашло на тебя, на фига ты стал пулять по тем воякам? Нет, я понимаю… – сокрушенно вздохнул Шершень. – Мне Дуська с кассы рассказала – подружка Надина, она сбежала при первых выстрелах, из кустов все видела, что это солдаты твою Надю… – Шершень напрягся и замолчал.
