– И нас не забудьте щелкнуть! – кричала мама Вадима, повисая на руке у отца.

Фотосессия удалась, хотя, с точки зрения Вадима, места здесь были несколько мрачноватые. Впрочем, невеста в белоснежном платье их украшала наилучшим образом. Фотограф усиленно бегал вокруг гостей и новобрачных, с бедняги ручьями струился пот. Каждый счел своим долгом сняться с женихом и невестой. Порисовавшись перед объективом, гости возвращались на судно, распечатывали новые бутылки. Позевывал в кулак капитан в своей рубке. Сокрушалась теща, что невеста испачкала платье – но это не беда, она взяла с собой некое новомодное чистящее средство, отличный повод его испытать…

– Это несправедливо! – кричал захмелевший Борька. – Вадиму досталась самая красивая невеста! Вы только посмотрите на нее!

– Справедливо! – смеялся Вадим. – Всем поровну, а мне – чуть больше! В этом и состоит вселенская справедливость!

– Слушайте, кончайте, а? – гундел Шершень. – Ну, сфоткались – и ладно. Поплыли обратно, скоро в кабак, чо вас так растаращило на эту природу?

– Шершень, успеешь напиться! – смеялась Надя. – Вадик, подсади меня на этот камень, здесь такой хороший вид…

Вадим тоже не спешил. Отличный повод полюбоваться на свою жену… И вдруг закралось в душу беспокойство. Просто так, на ровном месте, заноза застряла в горле. Что за фигня? Он замешкался, завертел головой. Вроде все нормально. Фотограф что-то переводил на своем аппарате. Гости толпились у трапа – уже немного подуставшие. Оживленно общались сваты – темы для беседы оказались не только общими, но и наболевшими. Хохотали девчонки, приближалось время ловить букет невесты, этот вопрос они усиленно и обсуждали. «Шершня берите в компанию, – беззлобно язвил Максим. – Пусть ловит». «Не буду я ловить никаких букетов, – испуганно бубнил Шершень. – Вам надо, вы и ловите». «Фрикаделька пусть ловит, – пролепетал потеющий Борька. – И за Шершня замуж выходит, вот похохочем…»

– Ну, Вадим, ну, подсади же, – игриво водила бедрами Надюша. – Чего ты завис, Вадим?

Неожиданно в дебрях тальника за «тройняшками» прогремела автоматная очередь.

Поначалу никто не понял, что за дела? Послышался резкий, отрывистый, лающий звук. За ним еще один, третий, четвертый. Вадим онемел, в горле пересохло. Это же реально автомат Калашникова… Никакая не трещотка местных вымирающих народностей… И снова разразилась вакханалия. Слышались крики, хлестали лающие очереди. Кто-то прорывался через кусты к побережью и палил из автоматов. Вадим впал в ступор. Люди тоже вели себя неправильно, застыли, охваченные столбняком. Он перехватил испуганный взгляд мамы, настороженный взгляд отца. Озадаченно сморщился Максим, не донесший сигарету до рта.

– Это чо, уже салют? – тупо брякнул Шершень.

Через какое-то время Вадим опомнился, срочно приказал всем забраться на судно. Схватил в охапку растерявшуюся Надю. Платье хрустело, девушка извивалась. Но поздно было что-то предпринимать. События стали развиваться стремительно. Стрельба нарастала, приближалась, от нее уже закладывало уши. Над зарослями тальника стояла отборная матерщина. С сиплым воплем:

– Братва, шевели ходулями, шмыри на хвосте!!! – из куста левее скалы вывалился небритый тип с воспаленными глазами – в оборванной фуфайке, кирзовых сапогах, с автоматом – весь такой характерный, дальше некуда.

Завизжали девчонки, возмущенно загалдела мужская часть собрания. «Зэки сбежали из колонии!» – пронзила мысль Вадима. Здесь зона строгого режима в восьми верстах – за деревней Клюевкой. Как быстро все сменилось, воцарился ад. Различался отдаленный собачий лай – охрана с зоны висела у беглецов на хвосте.

– Алмазно, братва! – уродливая гримаса пересекла небритую физиономию. – Здесь свадьба, пля… Гы-гы, многие лета! И транспорт! Гуляем, пацаны!

Мужчина бросился вперед с автоматом наперевес. А из кустов выпрыгивали еще двое – потные, запыхавшиеся. Топали по каменной площадке, лыбясь от уха до уха. Вадим непростительно тормозил, все это было бредом, какой-то вздорной, извращенной постановкой. Он машинально прикрыл собой перепуганную Надю, стиснул кулаки. А двое уже протопали мимо. От них разило потом, возбуждением, страхом.

– Секи, Кирпич, какая бикса! – гоготал «флагман», похабно подмигивая Вадиму. – Чо, брателло, упал на нее?

– Ага, шедевральная чувиха, Череп… – хрипел бегущий следом. – Эх, щас бы времени чуток, мы бы ей скормили шведский бутерброд…

Вадим опомнился, начал отступать, отталкивая Надю, заслонял ее собой. Она испуганно ойкнула, скатилась в какую-то яму, цепляясь за склон свежеокрашенными ногтями, жалобно взирала на Вадима. А события разворачивались как в кино. Тот, что вылупился первым, уже махал автоматом перед оцепеневшими людьми, рычал, как бензопила:

– А ну, кыш, бакланы, расступись! Не задалась сегодня свадьба, ну, бывает! Эй, рулило, заводи мотор, да живо, пока не замочили!

– Вы кто такие? Что вы хотите?! А ну, уходите немедленно! – визжала теща, махая кулаками под носом у зэка.

– А мы как диарея! – хохотал зэк. – Приходим внезапно!

Люди столпились у трапа, никто не расступался. Доходило трудно, никто не верил, что может произойти что-то страшное. Зэки рвались к судну, грубо отшвырнули обозленную Алевтину Валентиновну, кто-то врезал по глазу Валерию Леонидовичу. Он схватился за голову, упал на колени. Убедившись, что Надя в яме, Вадим помчался к трапу, горя от негодования, но что-то не заладилось, зацепился за шероховатость лакированным носком и рухнул на каменную поверхность, отбив весь левый бок – от плеча до колена. Возмущенно взревел Максим, заголосил толстяк Борька. Еще кому-то из гостей все происходящее крайне не понравилось.

– А ну, пшли на… отсюда! – проорал Максим и мастерски засадил зэку промеж глаз. Того отбросило на товарища, и началось…

Разъяренные беглецы открыли огонь на поражение. Разбегались обезумевшие от страха люди, хлестала кровь. Зэки поливали свинцом направо и налево, орали в возбуждении, истошно голосил тот, кто первым начал, теперь с фингалом между глаз:

– А ну, брысь, народ!!! Есть еще желающие загреметь в деревянный макинтош?!

Зверски болел отбитый бок, кружилась голова. Вадим поднялся на колено, круги плясали перед глазами, онемели конечности. В кустах еще кто-то был, сдерживал натиск погони. Творилось что-то невозможное. Кому-то удалось спастись, трещали кусты. Метнул увесистую каменюку Шершень. Валялись люди, залитые кровью. Стонали раненые. Максим попытался привстать, опираясь на колено, харкал кровью. Борька Шустов плавал кверху пузом рядом с трапом, глаза его были открыты, а вода вокруг становилась подозрительно красной… Стонала теща, тянулась к неподвижному тестю. Не шевелился отец Вадима, кровь толчками выходила из горла. Дрожала в конвульсиях мама Елизавета Петровна – она неловко лежала на боку, глаза ее блуждали, такое ощущение, что женщина кого-то искала… Вадим что-то кричал, куда-то ковылял – оглохший, наполовину ослепший. А зэки уже гремели по трапу, прыгали на «Чайку».

– Череп, в рубку! – орал громоподобным басом плечистый зэк с тяжелым взглядом, вращаясь с автоматом.

Жилистый тип в разодранной фуфайке метнулся на капитанский мостик, треснул прикладом остолбеневшего капитана, вдавил автомат ему в живот и что-то прокричал. Капитан бросился к своим приборам, задергал рукоятки. Вспенилась вода за кормой. Звонкая затрещина, отпущенная отморозком по кличке Кирпич, – и пожилой дядя Вадима Иннокентий Иванович, спрятавшийся за рундуком на палубе, с жалобным криком полетел за борт. Выпал сотовый телефон, запрыгал по настилу, видимо, дядюшка собрался позвонить в милицию (а может, и позвонил).

– Лютый, здесь бухло есть! – радостно заголосил Кирпич. – Правда, шнапса ни хрена не вижу, один шампунь! Это чо, блин, безалкогольная свадьба?!

– Забудь про бухло, Кирпич! – рычал Лютый. – Держать оборону, ложись! Педаль подними, пригодится! – махнул он подбородком на упавший мобильник. – Где эти двое, мать их?!

В кустах продолжали надрываться автоматы. Вадим не успел доковылять до трапа, споткнулся о распростертое тело отца, поднялся, давясь слезами. А из кустов показались еще двое – оба тощие, щетинистые, отнюдь не секс-символы. Первый проорал: