До поздней ночи длились тщетные уговоры. Послы короля напрасно старались добиться мира перед определенным в договоре сроком, напрасно пробовали использовать самые разные способы — каштелян и Ян Кароль оставались неумолимыми.
Епископ Гедройц покидал дворец Ходкевичей не в самом лучшем настроении.
— Мы сделали все, что могли, — сказал он Яну Завише, — но все напрасно. Завтра может быть страшный день, и наше место — возле воеводы, чтобы не дать ему поднять меч. Если будет нужно — грудью станем перед их пушками, и пусть стреляют, если хотят! Разве же мы можем позволить начать такую смуту в стране, подать такой губительный пример?
— Не должны позволить, — ответил Завиша, — но я сомневаюсь, что они нас послушают.
— Об этом лучше не думать, — остановил его епископ. — Пойдем завтра утром к воеводе и будем у него весь день, шагу без нас не дадим ступить. Именем короля запретим ему браться за оружие, ни на шаг не отойдем от него, может, тогда его проймет спасительный стыд.
— Дай-то бог! — согласился Завиша. — И те, и другие настолько разъярились, что нам уже не на что больше надеяться. Но что будет, то будет!
С этим они и разошлись.
В корчме Мальхера
Как раз напротив дворца Ходкевичей стояла корчма пана Мальхера, одна из самых посещаемых в городе. В ней продавали медовуху и вино. Мы навестим его в тот вечер, когда это заведение было заполнено самой пестрой публикой. Необычайная теснота, все переполнено, за всеми столами сидят, лавки, стулья, скамейки заняты; сквозь толпу почти невозможно пробраться, голоса почти невозможно разобрать в сплошном шуме и гаме. В одном месте почти дошло до драки, уже тащат из ножен сабли, сдвинули набекрень шапки, подкрутили усы и подбоченились. А неподалеку видишь проявление величайшей дружбы: горячие объятья, прочувствованные слезы над кувшином вина. По углам о чем-то таинственно шушукаются; отовсюду слышны возгласы:
— Пан Мальхер, бутыль ковенского меда сюда!
— Подайте нам вина!
— Два кубка нам!
— Бутылку настойки сюда!
— Кто наступил мне на полу?
— Не «тыкайте» мне, вельможный пане!
— Убирайся отсюда или получишь по лбу!
И так далее…
Посреди самого большого зала в камине пылал огонь, вокруг него расположилась солдатня, пьют, веселятся, идет игра в кости. Немного дальше играют в карты в окружении зевак, в углу слушают какого-то балагура.
В темном углу пристроился пан Брожак. Он склонился над кубком кисленького винца и тяжко вздыхал, все никак не мог забыть того «духа», который предрекал ему смерть. Свой страх Брожак пытался утопить в вине.
— Почему я должен умереть, зачем мне умирать? — бормотал он. — Неужели я так плохо жил, неужели столько зла сотворил, столько нагрешил? Как будто нет. И кому я так нужен на том свете, и неужели никому уже не нужен на этом? Хоть убей, не пойму.
По мере того, как вина в кубке убавлялось, смелости у него прибывало, он находил себе утешение.
— Быть того не может, чтобы я умер! Я еще хочу пожить! Я здоровый и сильный. Этот дух мог быть вовсе и не вестником смерти. Может, он хотел всего лишь остеречь меня от беды. А может, мне все это показалось. Ведь кому ни расскажу, все смеются, говорят, что это бред, никто не хочет верить. Но я-то помню, что видел духа, я не был пьян, это точно.
В то время, когда он таким образом рассуждал и размышлял, в корчму вошел Тамила. Пан Брожак с дружеской улыбкой встал со скамейки и поспешил ему навстречу.
— Привет! А я вас ждал!
— Видит бог, и мне вы очень нужны! Я как раз спешил увидеть вас и поговорить. У меня есть к вам дело.
— Какое? — спросил пан Брожак. — Если хотите позаимствовать у меня денег, то сразу скажу — даже шелега за душой у меня нет. Последний талер недавно отдал в костеле, а жалованья мне пока не платят, потому что деньги идут на оплату наемников, а придворные вынуждены ждать.
— Нет, речь вовсе не о том! — воскликнул Тамила. — Вот только я не знаю, как вам все объяснить…
— Да что там такое? О каких хитроумных вещах вы хотите толковать?
Тамила помолчал, потом сказал:
— Нет, сначала мы это дело запьем. Вино развяжет мне язык, а вам распахнет сердце.
— Да ну? — удивился Брожак. — Так в этом деле не обойдется без сердца?
— А как же, — улыбнулся Тамила и подозвал хозяина. — Пане Мальхер, кварту хорошего вина!
— Иду, иду! Сейчас будет вино.
Через минуту вино подали, и Тамила, подпоив Брожака, начал рассказывать ему о своем деле.
— Вот что, пане, хотите заработать несколько червоных венгерских злотых?
— Очень хочу! — воскликнул Брожак. — Карманы мои пусты, даже локти кафтана повытерлись. Но я соглашусь, если заработаю честно, не идя против совести.
— К совести это не имеет ни малейшего отношения! — заверил Тамила. — Дело в том…
— Не тяните, говорите скорей!
— Дело вот в чем: мне нужно, чтобы вы провели меня в ваш дворец, а потом вывели.
— Что? Что? — вслушиваясь во все более тихий шепот Тамилы, переспросил Брожак. — Зачем? Для чего вам это?
— Не скажу, потому что вам нет нужды знать об этом. Так согласны или нет?
Брожак задумался так, что даже забыл о початом кубке.
— Так, так. А не пахнет ли здесь изменой? — спросил он после минуты молчания. — А скажите мне, пане, кто вы такой? До сих пор я не спрашивал, думал, ну вот — хороший человек, и все тут. Но теперь я все же прошу, скажите, кто вы есть, зачем вам нужно попасть в наш дворец?
— Вам так уж хочется это знать? — спросил Тамила.
— Но мне надо знать, — стоял на своем Брожак.
— Ну, выпьем еще, и тогда я вам расскажу.
— В самом деле, выпьем.
— Так и быть, расскажу все, как есть. Только следите, чтобы нас кто- нибудь не подслушал. — За вас, пане Брожак!
— Ваше здоровье!
— Ну, так вот, слушайте. Я небогатый родственник пана канцлера.
— Да что вы говорите? В самом деле?
— Истинная правда! — заверил Тамила и продолжал. — При его дворе у меня довольно солидное положение.
— Ваш пан канцлер против нас, — прервал его пан Брожак, покачав головой, — он зять воеводы!
— Но католик!
— Да, католик, что правда, то правда. Ну и зачем же вам надо попасть во дворец?
— Придется мне все вам открыть.
— Этого я и жду.
— За вас, пане Брожак.
— Ваше здоровье, пане. Кстати, как вас зовут?
— Меня?
— Вас.
— Зовут меня… Да вы пейте, пейте, вы не выпили еще.
— Вы еще себе ни разу не доливали. А я дважды. Так как вас все же зовут?
— Как зовут? — Тамила подыскивал подходящее имя. — Гречина.
— Гречина — это фамилия. А имя?
— Ян (пусть будет Ян), — подумал Тамила и тихо добавил, — только не называйте его в корчме.
— Ну, что ж, хорошо, пане Гречина. Так что же вас заинтересовало в нашем дворце?
Тамила прошептал ему на ухо:
— Черные очи!
— Что, что? Не понимаю.
— Я влюбился. Там у вас среди придворных княжны Софии есть одна девушка, я хотел бы ее увидеть.
— Скажите только какая, — усмехнулся в усы пан Брожак. — Я их всех хорошо знаю. Они часто посылают меня за чем-нибудь в город. Как ее зовут?
— Как зовут? — подхватил Тамила, почесывая голову. — Вы совсем не пьете, пан Брожак. За вас!
— За ваше здоровье, пане Гречина!
— Тише! Я же просил вас…
— Забыл! Так как ее зовут?
— А вы угадайте!
— Как же, попробуй, угадай, их же там много. Этих паненок, и каждая как куколка. Кто знает, которая полонила ваше сердце.
— А все же попробуйте!
— Может, панна Малгожата, высокая брюнетка? Бледненькая такая.
— Нет, не она.
— Веселая Ульяна?
— ?
— Пухленькая, невысокая блондиночка.
— Угадали!
— Точно?
— Зачем мне врать? Вот я и хочу уговорить вас отвести меня к ней, хочу пусть даже издалека увидеть ее. Вот для чего мне надо пробраться во дворец Ходкевичей.
— Но вам не попасть к ней, там такая экономка! Охраняет их, как цепной пес.
