Кажется, что это должно было раздуть еле тлевший огонь «крестовой лихорадки». Пропаганда крестовых походов Вальтера фон дер Фогельвайде 1228 года, очевидно, последнее, что дошло от него до наших дней, заканчивалась призывом: «Так давайте же освободим Гроб (Господень)!» Но стройный хор призывов к борьбе заглушили голоса новых пророков из среды приверженцев Йоахима фон Фиоре, которые предвещали скорое исполнение старых эсхатологических желаний и надежд. Как в императорской, так и в папской партиях, пылала лихорадочная вера в «последнего императора Фридриха», от которого многие ожидали, что он передаст империю и корону Иерусалима в длань Господню.

Об этом мечтали люди, измученные неистовой борьбой высших правителей христианства, и эти смутные надежды так и остались связаны с именем Фридриха II Гогенштауфена. На текущие политические решения они, конечно, не повлияли.

На следующий день после въезда отлученного от церкви в Иерусалим архиепископ фон Цезария наложил на город интердикт. Вскоре этот «духовный бойкот» стал сказываться, и император решил вернуться в Италию.

В то время в Святой Земле творил один союзник и пропагандист Фридриха, чьи шпрухи Вальтер фон дер Фогельвайде передал под своим псевдонимом «Freidank» (свободная благодарность):

Сирийские бароны призвали второго сына Фридриха, годовалого Конрада, унаследовавшего от своей уже умершей матери палестинское королевство, на иерусалимский трон. Император, состоявший регентом при своем сыне, но сам носивший королевский титул, не мог и думать о том, чтобы дольше оставаться в Палестине, раздираемой межпартийными распрями. Он переправился в Аккон, где подстрекаемый недоброжелателями народ бросал в него нечистотами, и вернулся в Апулию. Папа освободил всех его подданных от клятвы верности и при поддержке союза ломбардских городов начал вооруженную осаду сицилийского королевства. С помощью распускаемых повсюду слухов, что император мертв, тесть Фридриха Иоганн фон Бриеннэ, перешедший на сторону Папы, смог захватить большую часть Апулии. Поговаривали, что временный правитель империи, герцог Людвиг Баварский, уже наполовину решил дело в пользу Папы. Тем не менее, когда Фридрих 10 июня 1229 года сошел на берег Бриндизи, население встретило его дружелюбно. Его прибытие сразу изменило положение: солдаты Грегора вынуждены были отступить обратно в папскую область. В благородном порыве Фридрих распустил свое войско на границе, чтобы призвать Папу к переговорам. На это предложение понтифик согласился только тогда, когда пропала последняя надежда на помощь ломбардских и немецких союзников, а нехватка денег сделала невозможным дальнейшее ведение этой бесперспективной войны.

Парламентерами Фридриха выступили его лучшие дипломаты: Герман фон Сальца и Томас фон Капуа. Глава ордена немецких рыцарей и кардинал одержали в конце концов победу. Психологическая война императора заключалась в проявлении чрезвычайной любезности для скорейшего освобождения от проклятья. Договор, заключенный летом 1230 года в Кепрано (после переговоров в Сан Германо), иногда сравнивали с унижением Генриха IV в Каноссе (1077). Такая точка зрения сложилась из того, что обе стороны при переговорах были на равных. Однако, необходимо помнить, что папская власть значительно выросла во мнении христиан после того, как были проведены реформы, приведшие к спору за инвеституру. По всеобщему мнению, императору досталась роль исполненного раскаяния сына, удостоившегося отеческих воспитательных розг Ватикана, несмотря на жестокую критику некоторых действий курии. То, что другу Калифа аль-Камила не было присуще послушание такого сорта, доказывают поручительства многих созванных императором князей, которые Грегор счел необходимыми для подкрепления императорского обещания.

Отпущение грехов стоило Фридриху признания за Папой владений в старом Patrimonium Petri, папской области в Риме, вплоть до побережья марки Анкона. Понтифик мог теперь запретить войску императора проход через эти территории. Кроме того, император должен был отказаться от дальнейших королевских прав в сфере сицилийской церкви (освобождение клириков от государственного суда и всеобщих налогов, отмена необходимости королевского согласия при епископских выборах). Личная встреча двух владык христианского мира в Анагни скрепила официальное примирение, которое в сущности было лишь перемирием, так как Папе не удалось окончательно ослабить своего светского противника, в то время как последний явно не собирался надолго терять свой суверенитет, и уж тем более на Сицилии. Тем не менее, этот непрочному миру суждено было продлиться почти целое десятилетие. За этот промежуток времени Фридрих II окончательно стал «Stupor mundi» – «Удивлением света». Сразу после заключения мира он с энтузиазмом приступил к возведению государственного здания в своем сицилийском королевстве. Исследователи, не придающие большого значения различным общественным предпосылкам, называют это государство «первой абсолютной монархией». Определенное внешнее сходство с так называемым просвещенным абсолютизмом 18 века, конечно, существует.

Сначала Фридрих со всей своей энергией провел реформу сицилийского государственного управления и административного права. То, что, казалось, состояло в простом собирании и дополнении уже имевшихся правовых норм, на самом деле было глубокой реорганизацией государственного аппарата Сицилии, все еще базировавшегося на феодальных основах, и превращение его в современное централизованное бюрократическое государство чиновников.

Pax et iustitia, мир и правосудие, испокон веков должны были быть путеводными звездами любого средневекового правителя. Показательно, что во времена двуцарствования в 1212 году Вальтер фон дер Фогельвайде косвенно призывал императора Оттона «морально победить» тогда еще слабого «поповского императора» Фридриха путем заключения с ним длительного мира. Теперь же это могло означать лишь «fride ... bi der wide» – «мир под угрозой виселицы». В то время в развивающихся княжеских государствах не было общего объединяющего императорского права. Частная вражда и частная юстиция были в порядке вещей. В Германии было бы невозможным запретить это и заставить нарушителей отвечать перед государством, суть которого они представляли себе весьма абстрактно. Этой реформе противостояли бесчисленные судебные суверенитеты светских или духовных феодалов, прежде всего князей, присвоенные самовольно или законные. Только непосредственное присутствие короля или императора обеспечивало судопроизводство высшей инстанции. На Сицилии же монаршую волю должны были постоянно исполнять его уполномоченные представители – чиновники.

В «Ассизах из Капуа» (1220) была проделана бoльшая часть предварительной работы. Фридрих приказал опросить пожилых людей, чтобы как можно больше выяснить о норманнском праве. Для систематизации было использовано главным образом собрание законов римского императора Юстиниана, датированное 528 – 534 годами, которое в дальнейшем повлияло на немецкое право, известное, как Corpus iuris civilis.

Юстиниан считался средние века образцом справедливого владыки. Воплощением же мира слыл император Август, с правлением которого в Римской Империи воцарилось долговременное спокойствие. Время его правления было отмечено в глазах современников рождением Спасителя. Чтобы почтить великого римлянина, а также намереваясь со временем самому стать вторым Августом, Фридрих назвал законченный осенью в Мелфи свод законов «Liber Augustalis», «Августинианская книга». В величественном слоге этих законов, которые при всех связях с традицией представляли собой актуальное живое право, а также в построении этого монолитного труда чувствовались риторический дар и небывалый организаторский талант. Содействие придворных юристов, прежде всего знаменитого Петруса фон Винеа (рассказ о нем еще впереди), подразумевалось само собой. И все же данный труд считается единоличным и самым значительным произведением Фридриха. На протяжении столетий Liber Augustalis считалась в других государствах образцом свода законов. Ее значение для трансформации средневекового мышления становится ясным уже из предисловия. В то время как церковные теоретики рассматривали государство как «результат грехопадения», и этим оно извиняло свою функцию инструмента классового господства, Фридрих открыто заявил: господство берет свое начало в природной необходимости (neсessitas). Этой мыслительной схемой, заимствованной у арабских толкователей учения Аристотеля, он проводил параллель между собой и государством. Это стремление свести все к разумному началу и природно обусловленным потребностям отражается и в законе о браке. Брак объявлялся «физической необходимостью» для поддержания рода человеческого. Его святость при этом оставалась непререкаемой. Так мышление постепенно освобождалось от потусторонней мистики и обращалось к реальной жизни. Строго контролируемая чиновничья иерархия квалифицированных юристов сделала традиционную судебную власть сословных представителей практически бессмысленной. Они созывались теперь лишь изредка, чтобы формально санкционировать решения придворного совета. Компетентный судья должен был сам выдвинуть обвинение, если ему были в какой-то мере известны нарушение или проступок, а затем в соответствии с процессуальным кодексом изложить состав преступления. Этого так называемого инквизиционного делопроизводства, в котором государство выступало в роли частного истца, еще не существовало на этот момент нигде в Европе. Божий суд (ордалия) был отменен, пытки и дуэли отошли в правовой практике на второй план.