Литмир - Электронная Библиотека

Светлана правильно истолковала его молчание.

– Ты что же, решил посвятить Петю в наши непростые отношения? Чтобы у него появилась куча вопросов, на которые мы не можем ответить? А подумал ли ты, что мы рискуем навсегда лишиться его уважения? Молчишь? Так-то!

– Вот что я предлагаю. Думаю, это удобно нам обоим, – добавила она, чувствуя, что он воспринял ее доводы. – Приезжай к нам в театр сегодня или завтра – днем, около двух. К этому времени у меня заканчиваются репетиции, и мы найдем где поговорить. Скажешь, что ко мне, и тебя проводят. Согласен? Тогда до встречи!

Михаил призадумался: так они должны согласовать какую-то версию, наверно красивую историю, которую Светлана сочинила для сына. Он испытывал досаду: неохота начинать со лжи. Но ведь она права: как ребенку объяснишь все, что произошло? А не говорить ничего тоже нельзя. И вообще, сын задаст ему много вопросов и придется на них отвечать…

Нет, не может он ждать до завтра! И, отменив ряд намеченных дел, Михаил поехал в театр.

Светлана уже собиралась отправиться домой, когда услышала:

– Светлана Ивановна, к вам пришли-и!

«О Боже! Где его принять? Не здесь же, в гримуборной…» Нет, надо придумать что-то другое… И она пошла к нему навстречу – с трепещущим сердцем, не зная, что ему сказать, что сделать… Вот он – она издали увидела его высоченную фигуру… Ноги у нее подкосились и ее охватило такое волнение, что она чуть не потеряла сознание. Ее дорогой, любимый… Наконец-то. Она задыхалась от переполняющих ее чувств. Тот, что был, – и не тот: родное, знакомое лицо прорезали суровые морщины, а в рассыпавшихся по-прежнему соломенных волосах сверкает ранняя седина… Но широкое лицо такое же открытое, располагающее, а теплые карие глаза смотрят на нее как прежде, хотя она видит – в них застыла душевная боль.

Он подошел к ней вплотную, взял ее руки в свои, и так они стояли некоторое время молча, напряженно всматриваясь друг в друга, не в силах вымолвить ни слова. Михаил первым овладел собой, и глаза у него посуровели. Тяжело дыша, он отпустил ее руки и отстранился с горькой улыбкой.

– Вот мы и встретились, Света. Рад видеть, что ты все такая же красивая.

Он вспомнил, с каким радостным чувством возвратился к ней с чужбины, вообще все, что пришлось из-за нее пережить, и на лицо его набежала туча.

– Что, здорово изменился? – Он неправильно истолковал ее замешательство.

– Нет, что ты! Наоборот… ты… очень хорошо выглядишь. – Она смутилась, не вполне сознавая, что говорит. – Ведь тебе такое пришлось перенести…

Вместо всех этих слов броситься бы ему на шею, прильнуть к нему, вновь почувствовать его тепло, но ведь это нелепо – такой порыв, после стольких-то лет… Разумеется, она сдержалась – видела его незажившую обиду, отчужденность.

– Пройдем в зал, Миша, сейчас никого нет. Сядем где-нибудь и спокойно поговорим. Друг с другом, вижу, нам сейчас ни к чему объясняться. Время тебя вылечит.

– Согласен, Света, на любой вариант, лишь бы мы договорились, что отныне будем вместе растить сына и он примет фамилию своих предков. Иначе и быть не может!

– А ты разве сомневаешься в моем согласии? Иначе и разговора бы этого не было. Прости, но… ведь официально у тебя нет никаких прав! Ладно, пойдем. – Она взяла его под руку и повела в свободную ложу бенуара.

Удобно уселись рядом на мягких сиденьях, и Светлана мягко, но решительно начала:

– Теперь слушай меня внимательно. С Петенькой мы о тебе уже знаем вот что: отец жив, и скоро мы увидимся. Пришлось дать объяснение твоему многолетнему отсутствию – такое, чтобы и он, и другие поверили. Сам понимаешь, как это для всех нас важно! – Она вздохнула: – Противно лгать сыну, но всю правду говорить ему нельзя, сам понимаешь. Пришлось сочинить свою версию.

– Какую же, интересно?

– Потеря памяти, амнезия. – Она опустила голову, смущенная – неловко смотреть ему в глаза: ведь дождалась бы, не вышла замуж – не понадобилась бы эта ложь. – Я ему сказала всю правду о тебе, но объяснила, что не вернулся к нам, так как после контузии не помнил, кто ты и откуда. Вернувшись, сразу уехал в Западносибирск, там и пробыл до последнего времени.

– Поня-ятно, – протянул Михаил. Объяснение, пожалуй, логичное, но ложь его угнетала. – А что же вернуло мне память сейчас?

– Новая контузия… там, на кладбище… Все ведь знают об этой диверсии… и Петя тоже.

– Ловко придумано. – Миша грустно улыбнулся. – Значит, так: первый раз шарахнуло – забыл откуда родом, второй – шарики стали на место. Тебе бы романы писать!

– А что, есть другие предложения? – рассердилась Светлана, и тон ее стал жестким: – Сам виноват, что все эти годы не знал сына! Я пыталась тебе сказать, а ты и слушать ничего не хотел. Мне пришлось придумать эту ложь, чтобы не травмировать психику ребенка. И еще: чтобы и окружающие нормально восприняли внезапное появление пропадавшего отца. Неужели непонятно?

– Ну будет! Начнем выяснять, кто в чем виноват, – зайдем слишком далеко, – мрачно возразил Михаил. – Ладно, я согласен, будем придерживаться этой версии. Не беспокойся, я все понял и запомнил дословно.

– Вот и отлично! – облегченно вздохнула Светлана и поднялась, давая понять, что – больше обсуждать ничего не намерена. – Теперь можешь приходить, когда тебе будет удобно. Звони нам, пожалуйста!

– А можно прийти завтра к шести?

– Хорошо, мы с Петей будем ждать.

В среду утром Степана Алексеевича разбудил телефонный звонок. Он взял трубку и лицо у него тревожно вытянулось:

– Светочка? Чего так рано? Маму нужно? С Петенькой что-нибудь? Ладно, сейчас я ее разбужу, только не плачь! – постарался он успокоить дочь, теряясь в догадках, что могло ее так расстроить.

Вере Петровне полночи нездоровилось и она приняла снотворное, но стоило ему прикоснуться, сразу открыла глаза. Увидев в его руках трубку радиотелефона догадалась, что звонит дочь, и испуганно спросила:

– Что там у Светы? Петенька заболел?

– Сейчас узнаешь. Мне не сказала, – обиженно проворчал Степан Алексеевич, передавая ей трубку.

Он терпеливо подождал конца их разговора и хмуро поинтересовался:

– Ну что там у Светы? Михаил не оправдал надежд?

– Да, не оправдал, – с горечью подтвердила Вера Петровна. – Светочка всю ночь не спала.

– Что, плохо встретились? Он был с ней груб?

– Нет, дорогой, встретились хорошо, если учесть, что произошло и сколько лет не виделись. Даже согласовали легенду, объясняющую Петеньке, как его отец воскрес из мертвых и почему так долго пропадал.

– Так из-за чего же она убивается?

– Представляешь, Степочка? Он… не явился! А они, – глаза Веры Петровны заволокли слезы, – так его ждали! Петенька, – всхлипнула, – даже стихи ему написал. Бедная моя доченька, – зарыдала она, уткнувшись в подушку.

Степан Алексеевич ласково обнял жену, попытался успокоить:

– Наверно, что-то ему помешало. Нет, я не оправдываю Мишу! – поспешно добавил, видя ее протестующий жест. – Не чувствует, видно, еще ответственности. Свете нужно взять его в оборот! У нее слишком мягкий характер. Вот, Надя бы на ее месте…

– Что Надя? – обиженно вскинула на него глаза Вера Петровна.

– Я хочу сказать: Светочке бы – Надину хватку. Смотри, как моя дочь этого «нового русского» заарканила! И издателя, с кем до него встречалась, тоже держала на коротком поводке.

Его слова больно задели Веру Петровну – она даже привстала на постели.

– Что значит, Степа: «твоя дочь»? А Светочка тебе кто? И если уж на то пошло – я не одобряю Надину «хватку». Ни к чему хорошему это не приведет. Зря ты ее поощряешь!

– Нисколько я ее не поощряю! – вспыхнув, возразил Степан Алексеевич. – И мне не по душе Надины бесшабашность и тщеславие. Не раз пытался вразумить дочь, – смягчает тон. – Я говорю «моя» лишь потому, Веруся, что не ты, к сожалению, ее родила. А Светочку я тоже люблю, и у меня сердце за нее болит!

Но Вера Петровна еще не отошла и обиженно ворчала:

– Но все же – не так, как за Надю. Хотя Света, – гордо посмотрела на мужа, – не побоюсь сказать – лучше воспитана. Ей чувство собственного достоинства не позволяет проявлять эту «хватку»!

53
{"b":"18955","o":1}