Почти сразу после известия о гибели балтийского броненосца в адрес Морского министерства начали поступать многочисленные предложения о помощи в поиске и поднятии «Русалки». В журнале «Морской сборник» за февраль 1894 года была опубликована статься штабс-капитана Золотухина «О средствах, предложенных для отыскания броненосца «Русалка». В ней автор предложил использовать для поиска тралы нескольких конструкций одновременно. Еще один автор «Морского сборника» предложил искать «Русалку» с помощью магнитной стрелки, реагирующей на большую массу металла, находящегося на дне. По замыслу автора проекта, надо было дождаться, когда Финский залив покроется льдом, и на санях объехать весь залив. Где стрелка поднимется в вертикальное положение – там и следует весной искать затонувший броненосец.
Некий мещанин Фрумкин рекомендовал для поиска броненосца делать химический анализ воды на предмет нахождения в ней частичек ржавчины: где процент содержания ржавчины будет более высоким, там и следует искать пропавшую «Русалку».
Кто-то предлагал вооружить тралами весь Балтийский флот и протралить весь район между Ревелем и Гельсингфорсом. Другие советовали обратиться к Николе Угоднику, и любимый морской святой непременно укажет место гибели корабля.
Несмотря на неудачу поисковых работ осенью 1893 года, с началом навигации 1894 года поисковые работы были возобновлены. Для поиска «Русалки» было решено использовать все технические новинки того времени. Организованной еще зимой поисковой партии на этот раз были даны рекомендации министерства и сводились они к следующему.
Во-первых, необходимо было тщательно обследовать водное пространство на три с половиной морские мили к северу, востоку и югу от маяка Эрансгрунд и на три четверти мили к западу от него. В министерстве считали, что именно этот район является наиболее вероятным местом гибели «Русалки». Во-вторых, следовало осмотреть водолазами и обследовать тралами все пространство у камней и островов в окрестностях Гельсингфорса. Предполагалось, что «Русалка» могла затонуть в результате удара о камни у входа в финские шхеры. Общее руководство всеми поисковыми работами было возложено на командира Свеаборгского порта капитана 1-го ранга Вишнякова. К огромному неудовольствию газетчиков, на этот раз все поисковые работы во избежание всевозможных слухов предполагалось проводить при минимальной огласке.
Тральное дело на рубеже XX века пребывало еще в самом зачаточном состоянии. На вооружении всех флотов мира состояли самые примитивные тралы. Между двумя судами закрепляли проволочный трос длиной 213 метров. Затем оба судна давали одинаковый ход и тащили за собой образовавшуюся петлю. На трос предварительно вешали груз с таким расчетом, чтобы трос не ложился на дно, а шел над ним на высоте нескольких метров. Если трос задевал за какое-либо препятствие, суда останавливались для выяснения природы препятствия. Участвовавший в тралении лейтенант В.И. Ларионов (впоследствии участник Цусимского сражения на броненосце «Орел») писал:
«Тралили, собственно, не очень-то старательно и даже недобросовестно, так как пароходы не шли строго по вехам, а, стало быть, оставляли мертвые пространства, а к тому же частенько подтягивали середину трала ближе к корме, чем бы это следовало».
Водолазы, обследовавшие прибрежную часть предполагаемого района катастрофы с парохода «Буксир», тоже ничего не обнаружили. К. тому же тогдашнее развитие водолазного дела не позволяло опускаться ниже 53 метров.
Для участия в поисках «Русалки» был задействован даже кронштадтский воздухоплавательный парк. Воздушный шар транспортировала винтовая шхуна «Самоед». Сидя в корзине под шаром на высоте 400 метров, наблюдатель, вооруженный биноклем, терпеливо обозревал водную поверхность в надежде обнаружить на мелководье темное пятно – верный признак затонувшего корабля. Однако из-за ила и цвета воды это начинание закончилось ничем. Очевидец пишет:
«Камни и банки заметны на глубине до 20–25 футов при благоприятных условиях освещения. Большие отмели до шести сажен глубиною издали заметно отличаются от более глубоких мест цветом воды, причем, однако, рассмотреть какие-либо предметы, лежащие на дне, невозможно…»
15 августа последовал приказ прекратить поиски. Впоследствии лейтенант Ларионов вспоминал:
«…Осталось неосмотренным пространство площадью в 7,2 квадратные морские мили, и, по-моему, это пространство наиболее важно, так как оно значительно дальше от плавучего (Эрансгрундского. – В.Ш.) маяка. Большая часть осмотренного нами района, я думаю, и не могла похоронить у себя «Русалку», так как в таком случае надо предположить, что она могла пройти почти незамеченной мимо маяка, что трудно допустить, даже принимая во внимание пасмурность».
Почему были прекращены поиски именно в момент, когда оставался необследованным наиболее вероятный район нахождения затонувшего броненосца, остается лишь догадываться. Скорее всего, видя, что ажиотаж вокруг пропавшего без вести броненосца начал понемногу утихать, флотское начальство предпочло заняться делами более насущными. В конце концов генерал-адмирал великий князь Алексей Михайлович объявил: «Задействовав все возможные силы и средства, я убедился, что «Русалку» отыскать немыслимо, если на помощь не придет сверхъестественное счастье».
Поиски погибшего броненосца закончились, однако расследование по факту его гибели только набирало обороты. Особой комиссией был произведен анализ технического состояния погибшего корабля, итогом которого стал соответствующий акт. Документ гласил, что по своему состоянию «Русалка» была вполне пригодна для плавания в прибрежной зоне еще в течение 18 лет. В 1891 году «Русалка» была поставлена в док, где были произведены необходимые корпусные работы. Тогда же на броненосец были поставлены новые котлы, рассчитанные на работу в течение 8–9 лет. Водоотливные средства были в полной исправности, их имелось вполне достаточно, чтобы удалять воду, которая собиралась в трюме. Официальное заключение следственной комиссии о техническом состоянии «Русалки» гласило:
«…Корпус погибшего броненосца, служивший 26 лет… находится в той степени исправности, которая представлялась достаточной для судна, несшего службу в артиллерийском отряде исключительно на Ревельском рейде и имевшего возможность совершить свой переход к месту назначения и обратно при самых лучших условиях погоды и притом в наибольшей части пути закрытыми шхерами; и что равным образом машина, котлы и водосливные средства на броненосце «Русалка» находились в исправном состоянии, которое само по себе, без содействия каких-либо побочных обстоятельств, не могло быть причиною гибели броненосца».
После предварительного расследования лично императором Александром III было велено назначить суд по делу «Русалки». В его состав вошли два военно-морских судьи, четыре временных члена в вице-адмиральских и контр-адмиральских чинах, в том числе начальник управления кораблестроения и старший морской флагман Балтийского флота. Председателем суда был определен опытнейший моряк вице-адмирал Пилкин 2-й. Обвинителем выступал младший флагман флота контр-адмирал Скрыдлов. Судебные заседания проходили в Кронштадте с 28 по 30 января 1894 года.
Старший судостроитель Глазырин, прекрасно знавший устройство и техническое состояние корабля, высказал на суде свое предположение, что при особенно сильном волнении причиной гибели «Русалки» могло стать попадание воды через люки в рубках, через закраины кожуха дымовой трубы и зазоры вращающихся орудийных башен. «Русалка» могла перевернуться, если из-за остановки машины ее развернуло бортом к волне. Сильный порыв ветра и мощный водяной вал могли положить броненосец на борт, вследствие чего он должен был зачерпнуть бортом большую массу воды. Это еще более уменьшало его поперечную остойчивость. С верхней палубы вода несколькими потоками через имевшиеся отверстия лилась вниз, и буквально нескольких минут было достаточно, чтобы при очередном крене она перелилась на подветренный борт и сместила центр тяжести корабля настолько, что он перевернулся и пошел ко дну.
