Восемнадцать человек показали, что командир со старшим офицером ежедневно били Савельева по лицу, ставили на ванты, сажали на бак, пороли линьками. Боцман Ларионов признал, что по приказанию командира он самолично не один раз бил Савельева линьками.

О всех других офицерах, кроме командира и старшего офицера, матросы отзывались только положительно.

На этом комиссия свою работу завершила. Дело о гибели клипера грозило перерасти в разбирательство о порядках, царящих на кораблях российского флота, и о бесправном положении матросов. Подобное разбирательство уже выходило за рамки компетенции комиссии. В «заключительном мнении», поданном генерал-адмиралу, комиссия отметила возможность версии с раздавленными ударными трубками. Что касается версии сознательного подрыва крюйт-камеры кондуктором Савельевым, то комиссия записала по этому поводу следующее:

«…Савельев был человек ленивый, беспечный и не совсем трезвый. Строгость же командира и старшего офицера нередко доходила до того, что, кроме телесных наказаний, ставили его на ванты, привязывали к бушприту и били по лицу, так что редкий день мог пройти ему без обиды. Понятно, что такая жизнь в продолжении трех лет могла довести человека до отчаяния; перед самым же взрывом старший офицер приказал ему идти на бак для наказания по окончании работ. Савельев же с некоторого времени предавался излишнему употреблению вина и, как должно полагать, в утешение от испытываемого им взыскания в этот день также выпил двойную порцию рому; и хотя после этого прошло уже пять часов, но, работая в душной и тесной крюйт-камере, доведенный побоями и угрозами до крайности, он, под влиянием предстоявшего наказания, мог, при своей бесхарактерности и малодушии, в минуту досады решиться положить всему конец – лишить себя жизни вместе со всеми сослуживцами на клипере. Нельзя, однако же, не заметить, что большинство сослуживцев его отвергает возможность этого умысла, предполагаемого только кондуктором Федоровым».

Так как пункт о кондукторе Савельеве был последним, следовательно, комиссия ненавязчиво, но все же давала понять, что склоняется именно к версии об умышленном подрыве «Пластуна».

Закончив работу, комиссия вице-адмирала Панфилова передала все материалы в морской генерал-аудиторат (прообраз нынешней военной прокуратуры). Там, внимательно изучив бумаги, поставили вопрос: не мог ли взрыв быть вызван какими-либо конструктивными недостатками самой крюйт-камеры. Изучение этого вопроса было поручено известному мореплавателю контр-адмиралу Унковскому. Им были изучены крюйт-камеры однотипных с «Пластуном» клиперов и допрошен строитель «Пластуна» штабс-капитан Василевский. Однако никаких серьезных недостатков в конструкции клиперной крюйт-камеры выявлено не было. Зато было выявлено, что истинное положение дел на «Пластуне» весьма отличалось от показного. Вопреки требованиям Морского устава осматривать командиром и старшим офицером крюйт-камеры один раз в четыре месяца и каждый раз после сильной качки, на «Пластуне» она осматривалась раз в год, никто не инструктировал и не проверял матросов, привлекаемых для работы в крюйт-камере, отсутствовали периодические проверки безопасности фонарей. Кроме этого вскрылся факт, что в крюйт-камере «Пластуна» хранились не только гранаты, но и бомбы. Во время одного из штормов они так завалили входную дверь, что ее потом долго не могли открыть. Удивило аудиторов и полное незнание офицерами состояния корабельной артиллерии, в то время как вахтенные начальники должны были владеть этим вопросом.

Генерал-аудиторат в целом согласился с выводами комиссии, признав, что и он склоняется к версии об умышленном подрыве клипера кондуктором Савельевым, хотя при отсутствии должного контроля со стороны командования за содержанием крюйт-камеры корабля там могло произойти что угодно. В отношении содержателя крюйт-камеры было определено:

«При отсутствии всякого подозрения Савельева в умышленном взрыве и при отсутствии какого-либо указания на подобное намерение со стороны его, Морской генерал-аудиториат, имея в виду, что не только участь подсудимого, но и память умершего человека должны быть дороги для судящих, положил: устранить всякое подозрение на погибшего кондуктора Савельева в учинении умышленного взрыва».

В конце концов генерал-аудиторат пришел к выводу, что «обнаруженные из следственного дела упущения и противозаконные действия должны быть отнесены единственно к вине командовавшего клипером и старших офицеров, лейтенантов: барона Дистерло и Розенберга, за что и следовало бы, по важности оных, предать их военному суду, но, за смертию обоих, заключение делаться не будет».

В окончательных выводах, которые легли на стол императору Александру II, о кондукторе Савельеве уже не упоминалось. Наиболее вероятную версию, вокруг которой, собственно говоря, и крутилось все расследование, решили предать забвению, чтобы «не огорчать» государя и не вызывать нареканий в адрес флота и царящих там порядков. Вспомним, что шел I860 год – канун отмены крепостного права, когда подавляющее большинство офицеров все еще относилось к подчиненным, как помещики к своим рабам, когда на всех государственных уровнях кипели страсти «за» и «против» отмены крепостничества. Именно поэтому, скорее всего, членами генерал-аудитората и было принято решение не выносить сора из избы. А поэтому в заключительном акте значилось:

«1. Гибель клипера «Пластун» отнести к несчастию по неосторожности, вследствие бывшего на нем беспорядка по содержанию артиллерийской части.

2. Так как виновные в этих беспорядках погибли при последовавшем взрыве, то настоящее следственное дело оставить без дальнейших последствий, а убытки по стоимости клипера и всего бывшего на нем и у нижних чинов казенного имущества, равно издержки, употребленные при обследовании дела, принять на счет казны.

3. Спасшимся с клипера «Пластун» офицерам, медику и нижним чинам, как ни в чем не причастным к гибели клипера, выдать не в зачет… офицерам полугодовое, а нижним чинам годовые оклады жалования и, сверх того, выдать нижним чинам обмундирование, какое кому следовать будет».

Просмотрев представленные ему бумаги, Александр II на заключительном акте размашисто начертал: «Быть по сему». Больше никто и никогда расследованием случившегося на «Пластуне» не занимался.

Истинные причины трагедии клипера так и остаются неизвестными, и вряд ли уже когда-нибудь удастся узнать что-то новое в этом давнем и запутанном деле. Однако наибольшую вероятность все же имеет именно версия сознательного подрыва корабля доведенным до предела издевательствами и побоями своих командиров кондуктором Савельевым. Что ж, вполне возможно, что отчаявшийся что-либо изменить в своей невыносимой жизни человек именно так решил положить конец своим страданиям.

Бывая в Кронштадте, я всегда захожу в городской Летний сад. Там под сенью вековых деревьев как-то по-особому ощущаешь дыхание кронштадтской истории, истории всего нашего флота. В глубине сада находятся два скромных памятника. Первый – мичману линейного корабля «Азов» А. Домашенко, пожертвовавшему собой ради спасения матроса. Второй памятник – это напоминание еще об одной трагедии. Этот памятник не спутаешь ни с каким другим. На вделанном в гранитную глыбу флагштоке – приспущенный Андреевский флаг. И хотя он чугунный, буквально с нескольких метров кажется, что он из чистого шелка. Рядом с камнем якорь, как символ последней надежды. Это памятник пропавшему в океане клиперу «Опричник». Когда-то поэт-маринист Алексей Лебедев посвятил этому памятнику стихотворение. Там есть такие строки:

Семьдесят три – это количество матросов на погибшем клипере.