Администраторша взглянула на доску объявлений, висевшую сбоку от ее небольшой будки.

— У нее групповая терапия через пятнадцать минут, потом танцевальная терапия, — она посмотрела на меня. — Вы уверены, что она ждет вас?

Я улыбнулся:

— Уверен.

Появился еще один работник в джинсах и футболке. Его послали к Кэрол проверить, ждет ли она меня на самом деле.

— Чувствуйте себя, как дома, — сказала администратор. — Сядьте, выпейте кофе.

Я последовал ее совету. Сидя с последним номером журнала «Vogue», я смотрел вдаль. Я понимал, почему Кэрол поехала сюда. Это помогло ей в последний раз. А сейчас поможет?

Я ожидал, что Кэрол будет выглядеть, как шаркающая тень, одетая в ночную рубашку или в мешковатый спортивный костюм, что ее волосы будут спутанными и грязными. Но ее волосы сияли, лицо было свежим. На ней был спортивный костюм, который отлично сидел на ней. Он превосходно облегал ее чувственные формы.

Когда я встал, она дала мне знак, чтобы я сел. Она тоже села на диван, на двусмысленном расстоянии.

— Ты выглядишь превосходно, — сказал я. Но, прикоснувшись к руке Кэрол и слегка сжав ее, я почувствовал, что она была вялой. Присмотревшись, я увидел, что хорошо наложенный макияж маскировал ее бледность и печаль. Теперь, когда она села, ее тело сжалось внутри костюма.

Она едва улыбнулась.

— А ты выглядишь ужасно, — сказал она. Перед тем как уйти из квартиры Терри, я попытался сделать хоть что-нибудь со своей головой, но мне это не удалось.

Теперь я смущенно гладил свою щетину. Еще один житель этого рая сел прямо напротив нас, чтобы почитать журнал и громко похлебать кофе.

— Здесь есть более укромное местечко? — спросил я.

— У нас здесь нет секретов, — уныло ответила Кэрол. — Здесь все конфиденциально.

— Я скучал по тебе. — Это прозвучало неубедительно.

Лицо Кэрол напряглось.

— Я здесь, чтобы разобраться со своими чувствами, а не твоими.

— Прости.

— Я здесь не из-за чувства вины, — сказала она.

— Тогда почему ты здесь? — спросил я. Мне казалось, что я столкнулся с каменной стеной учебников по терапии, в которых все связанное со светским разговором было помечено как ошибочное.

— Здесь есть пожарные, банкиры, домохозяйки, владельцы магазинов и рок-звезды, — сказал она. — У них неудачные браки; работа, которую они ненавидят; наркотики; выпивка; анорексия; даже боязнь сыра. Все что хочешь! — Она закрыла глаза. — Для некоторых людей пребывание здесь — это попытка изменить свою жизнь. Я же здесь, чтобы заполнить пустоту. Я пытаюсь заполнить пробоину, оставленную «Джефферсон Траст», Джей Джеем и всем остальным, — Кэрол посмотрела на меня. — Во всяком случае, я пытаюсь взять под контроль некоторые вещи.

— И ты находишь такие вещи?

Она на секунду взглянула на высокие окна.

— Я не знаю. Но, кажется, это хорошее место, чтобы начать все заново. — Выражение ее лица стало более мягким, и я принял это как добрый знак. — Я видела программы новостей, Фин. Здесь не одобряют, когда мы соприкасаемся с внешним миром, по крайней мере на начальных этапах. Но я видела их. Видела тебя. Как ты справляешься?

Справляюсь? Я уже даже не пытаюсь справляться с этим. Я борюсь. Разрушить разрушителя или быть разрушенным.

— Они убили моего отца, они отмывают деньги для нерезидентных индийцев, они…

Кэрол прикоснулась к моим губам, чтобы сдержать поток слов отчаяния.

— Прости, — сказала она дрожащим голосом. — Я не должна была спрашивать тебя. На самом деле я не особо хочу знать о твоем отце, Мэндипе, Аскари и о Кетанах. О любом из них. Эта информация вряд ли поможет мне. Детектив Манелли был здесь и спрашивал меня о Джей Джее и о тебе. Ты был прав, Фин. Я сказала ему правду, все от начала и до конца, но он даже не захотел выслушать меня. Он уверен, что ты являлся владельцем машины, что мы с тобой больше чем друзья и что ты используешь меня. Он был довольно любезным, но у него своя правда. Может быть, он поймет свои ошибки, может, нет. Честно говоря, это дело вообще мало заботит меня сейчас. Нам необходимо сконцентрироваться на нашей собственной правде, — Кэрол встала.

Мне хотелось сказать, что моя правда — это и ее правда. Но больше всего мне хотелось поговорить с ней о том, что случилось с моей матерью. Мне ужасно хотелось излить свою душу, свою скорбь. Но глядя в измученное лицо Кэрол, я думал о том, что вряд ли нам удастся откровенно поговорить в ближайшем будущем. Ее изоляция была направляемой, хорошо срежиссированной. Ей разрешалось разобрать, а затем собрать свою душу под четким наблюдением врачей.

И ее правдой было то, что у нее все еще была мать.

Кэрол закрыла лицо ладонями. Она выглядела такой несчастной.

— И, пожалуйста, не спрашивай меня о НАС.

Она развернулась и начала удаляться от меня, но потом остановилась и повернулась ко мне, обвела взглядом зал: других пациентов, высокие окна, стихи и картины на стене.

— Я не знаю, правильное ли это место, — прошептала она. — Это можно назвать пространством, куда хочется попасть, но не местом, которое делает тебя лучше.

— Я всегда думал о тебе как о женщине, которой не требуется становиться лучше, — сказал я.

— Все мы заболеваем иногда. Загадка заключается в том, чтобы знать, когда тебе нужны таблетки, а когда просто убежище, чтобы спрятаться.

Вдруг я осознал, что мужчина, прихлебывающий кофе, пристально наблюдал за нами с Кэрол. Мне захотелось сказать ему, чтобы он катился куда подальше.

— Ты уже была здесь раньше, но ты вернулась, — тихо произнес я. — То, что произошло, никуда не делось, не так ли? Здесь ты не освободишься от прошлого.

— Я разговариваю с терапевтами, и знаешь, кое-что начинает проясняться. Я анализирую свое прошлое, и кое-что из него помогает мне разобраться в моем настоящем. Иногда мне кажется, что врачи готовы работать только с воспоминаниями, ну и давать таблетки, конечно, — Кэрол улыбнулась. — Во всяком случае, мое детство слишком скучно, чтобы считаться с ним, оно вряд ли поможет понять, почему я чувствую себя так сегодня.

— По-моему, того, что произошло, явно хватит, чтобы перевесить все недостатки детской жизни. Мир безвозвратно изменился для нас обоих, Кэрол. Тебе не нужен терапевт, чтобы понять это. И, мне кажется, ты уже сама знаешь это.

Кэрол снова села.

— Я просто хочу избавиться от страха, — пробормотала она. — Он нависает над нами. Тогда он навис над Джей Джеем, как облако.

— Что так испугало Джей Джея? — спросил я. — У него было все, и он все потерял, включая свой разум. Что привело его к сумасшествию? Не пойми меня превратно, Кэрол, ты сводишь меня с ума, ты можешь свести с ума любого мужчину, но я не думаю, что именно ты сделала Джей Джея таким, каким он стал. Ты только присоединилась к его танцу безумия, но не ты затевала эту пляску.

— Я никогда не знала, где нахожусь, когда была с ним, — сказала она. — Его настроения, его двойная жизнь… я — в одной, Миранда и двое детей — в другой, — Кэрол нахмурилась. — Кроме того, это была не двойная жизнь, это была тройная жизнь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Начнем хотя бы с того, что изначально его фамилия была не Карлсон. Его настоящая фамилия Карлштайн.

— А почему Джей Джей изменил ее, ты не знаешь?

— Он никогда не говорил об этом. Кое-кто другой рассказал мне.

— Кто, Кэрол?

— Это не важно, — сказал она, поежившись. Кто бы это ни был, он пугал ее.

— Все имеет значение, — настаивал я.

— Его брат, — наконец произнесла она. — Я думала, что он не играет никакой роли.

Некоторые точки начали сближаться друг с другом. Старый хиппи с хвостом, тот, который был на похоронах Джей Джея. Может быть, он и был той неназываемой тенью, которую не мог назвать Радж, возможно, он был охранником двери Джей Джея, высшим управленческим составом, о котором говорил Аскари.

— Он был дьяволом на плече Джей Джея. Он смеялся над ним, издевался, — продолжала Кэрол. — Он упрекал Джей Джея в трусости из-за того, что тот скрывал свое происхождение. А Конраду Карлштайну наплевать на то, что он еврей. Для него все было лишь шуткой, в особенности религия. Мир был игрушкой, а Джей Джей содержал его игровую комнату. Джей Джей платил за все: его одежду, дом, машины, за все. И все, что он получал в качестве благодарности, были издевки.