Йонас сидел на полу в отведенной им комнате, увлеченный новой игрушкой, которую только что подарил ему Кристиан Согард. Майор по званию и правая рука ее отца, Согард был красив и уверен в себе. Он часто бывал у них в доме, улыбался Луизе, гладил мальчика по голове, дарил ему солдатиков в форме. Йонас обожал эти игрушки, любил находиться рядом с Согардом и играть с ним в войну.

В детском саду у Йонаса сегодня произошла стычка с одним мальчиком – его снова дразнили из-за отца. Согард поехал забирать его, вмешался, привез домой.

Луиза понимала, чего добивается Согард. Похоже, отец хотел того же. Причины распада армейских браков были немногочисленны и предсказуемы. Разлука либо скрепляла семью, либо ломала. Исчезновение Рабена в утробе датской системы принудительного психиатрического лечения оказалось даже хуже его шестимесячных назначений в Ирак и затем в Афганистан. Тогда она, по крайней мере, знала, когда ждать его домой. Правда, это могло случиться и раньше срока – если бы его привезли на носилках или в гробу.

– В школу определяют по месту жительства, папа. Йенса скоро выпустят. Он получит работу. Мюг говорит, на стройплощадках не хватает рук. Плотники…

– То есть ты покинешь нас? В лазарете тебя обожают. Ты нужна нам здесь.

Луиза работала медсестрой в лазарете при воинской части: хорошая работа, мизерная зарплата. Но там она чувствовала, что в ней нуждаются, ее ценят, и это было важно.

Ярнвиг взял кружку с кофе.

– Ты действительно думаешь, что его освободят?

– Конечно. Ему лучше. Нет никаких причин держать его там. Ты бы и сам это понял, если бы увидел его.

– А если опять откажут? Ты ждешь уже два года.

– Я прекрасно знаю, сколько я жду. Я считаю каждый день.

– Ты ждешь, а тем временем откладываешь свою жизнь на потом. От этого страдаешь ты, страдает Йонас…

Она всегда считала отца привлекательным мужчиной. Высокий, с горделивой осанкой, уверенный, честный, порядочный. Ей было пятнадцать, когда ее мать вышла из дома, села в самолет и улетела в Испанию, чтобы начать жизнь заново, без них. Боль от потери до сих пор была жива и в отце, и в дочери.

– Йенс – отец Йонаса, и я люблю его. Если тебе это не нравится, то мы немедленно уедем отсюда.

Он откусил сэндвич и стал перелистывать бумаги, лежащие перед ним на столе.

Раздался стук в дверь. На пороге стоял Саид Биляль, один из младших офицеров. Из нового поколения рожденных в Дании мусульман, он был сыном иммигрантов. Темноволосый, смуглый, по-видимому, без друзей. Если он и улыбался когда-нибудь, Луиза этого ни разу не видела.

Биляль стоял с каской в руке, в полевом обмундировании, вытянувшись по стойке смирно.

– Майор Согард сказал, что вы хотели узнать последнюю информацию о погрузке.

– Позже, – сказал Ярнвиг, не поворачивая головы.

– Прошу разрешения обратиться по поводу младшего капрала…

– Позже. Благодарю.

– Этот солдат не очень-то счастлив, – заметила Луиза, когда Биляль ушел.

– Ну и что? Скоро он будет в Гильменде. Они служат, потому что таков их долг. Мы не ждем от них радостных песен и плясок.

Она вернулась в их комнату к Йонасу и Кристиану Согарду, села рядом с ними на полу.

– Я хочу показать папе новую игрушку, – сказал Йонас. – Когда мы его увидим?

Она поцеловала его мягкие светлые волосы.

– Скоро.

Внимание Согарда было направлено в большей степени на нее, чем на Йонаса, и она не возражала. Майор был симпатичным и заботливым. Вот уже два года она жила как вдова или девственница, и общество мужчины, который бросает на нее восхищенные взгляды, вносило приятное разнообразие.

– А когда? – спросил Йонас.

– Очень скоро, – ответила Луиза Рабен уверенно и улыбнулась в ответ на улыбку Кристиана Согарда.

Карстен Плоуг всей душой ненавидел перемены, и это означало, что приход нового министра он воспринял в штыки. Это же как жениться на незнакомке. Чиновник никогда не знает, что ждет его завтра.

– И где его носит? – ныл он, глядя на Карину.

– Я не знаю.

– Пора ему начать вести себя, как подобает министру королевы.

– Для Бука все это пока в новинку. – Странное послание снова возникло у нее на экране. – Его назначили только утром.

– Удивительно, сколько вреда можно причинить делу всего за один день. Он полностью проиграл Биргитте Аггер. А теперь и Краббе уверен, что может вытирать об нас ноги.

Она снова попыталась пройти по ссылке, указанной в сообщении.

– Да что за ерунда такая!

Плоуг подошел и встал у нее за спиной.

– Вот увидите, это от Министерства финансов. В пятницу их очередь организовывать выпивку. Кто-то решил пошутить.

Она задумчиво теребила в руках светлую прядь волос.

– Да нет же, от них приглашение пришло уже пару часов назад. И этого адреса нет в списке контактов.

За дверью послышались шаги. В кабинет решительно вошел Бук, он был в синем свитере, совершенно неподходящей фиолетовой рубашке и без галстука.

– Краббе уже здесь, – сказал Плоуг. – Где вы были?

– Выходил. Мы договаривались на семь. Терпеть не могу, когда люди приходят раньше времени. Пойдемте…

Эрлинг Краббе сидел за столом для совещаний – уже с видом триумфатора.

Он поднялся, пожал Буку руку почти доброжелательно, улыбнулся Плоугу и Карине.

– Я сегодня был слишком резок, извините. Тяжелый день. Головная боль. Прошу простить меня. Итак, к делу…

– Ситуация очень простая, – бодро перебил его Бук. – Ни сейчас, ни в будущем мы не пойдем на компромисс ни в чем, что касается конституционной защиты основных демократических ценностей.

Худощавый политик ошеломленно уставился на него.

– Ни угрозы, ни кампания запугивания как с вашей стороны, так и со стороны террористов нашей позиции не изменят. Ясно ли я выразился?

– Весьма, – кивнул Краббе, справившись с шоком. – То есть правительство считает, что без нас оно будет лучше работать?

– Вовсе нет. Но – таково ваше решение. Разумеется, если вы выйдете из коалиции, мне придется более подробно обосновать нашу позицию.

Бук положил на стол свой портфель и достал из него пачку документов.

– Я не историк и не юрист. Но я проконсультировался и с теми, и с другими по поводу ваших предложений. Насколько мне известно, датское правительство только раз за всю историю отказалось от правового союза на основании расхождения во взглядах. Взгляните…

Он передал бумаги Краббе. Плоуг тоже приблизился, посмотрел и отошел с удрученным видом. Это были снимки времен Второй мировой: нацистские солдаты на улицах, винтовки на изготовку, штыки подняты, на обочинах испуганное население.

– Это было в тысяча девятьсот сорок первом году. Тогда мы отвергли союз с Коммунистической партией. Да, нас подталкивал к тому вермахт. Мне нет нужды рассказывать вам, к чему это привело. Ваш дед, несомненно, упоминал этот факт.

Краббе бросил снимки на стол.

– Такие вещи нельзя сравнивать.

– Наши эксперты по конституционному праву уверены в обратном. Вы найдете их соображения вот в этих документах. Буду рад, если передадите наш разговор своим коллегам…

– Не оскорбляйте меня.

Большая ладонь Бука взметнулась в воздух.

– Поистине, Краббе, в моих мыслях не было ничего подобного. Вопрос очень простой. Желает ли Народная партия стать частью широкой коалиции и способствовать принятию закона, о котором просят службы безопасности? Или вы хотите остаться в одиночестве со своим особым мнением, которое в последний раз было озвучено, когда нацисты управляли Копенгагеном и при этом обращались с нами как с рабами и марионетками?

– Министр… – пробормотал Плоуг.

– Нет. – Бук одарил улыбкой их обоих. – Он сможет сам ответить.

– Печально, – сказал Краббе, направляясь к двери и оставив документы лежать на столе. – Вы сами не знаете, что делаете, Бук. Я ошибался, недооценив вашу некомпетентность.

– Я не могу сидеть здесь весь вечер, – пробурчал Странге. – Можете поконкретнее? Зачем ему это снимать на видео?