Багиров отлично понимал, что главное обвинение в его адрес — это многолетнее близкое знакомство с Берией, и старался не столько обличить поверженного товарища, сколько сам оправдаться. Ему на пленуме прямо предъявили обвинение, что он не сообщил в Москву о разговоре, который имел с ним Берия по вопросу об установлении республиканских орденов.

"А вы позвонили товарищу Маленкову по этому вопросу?" — ехидно осведомился кто-то.

"Я не звонил", — сокрушался Багиров.

"Плохо", — констатировал голос из зала.

"ЦК об этом не знал", — с сожалением заметил Булганин.

"ЦК не знал, а он, оказывается, с республиками разговаривал, — подхватил Маленков. — Мы впервые узнали только сейчас". Как будто министр внутренних дел, первый заместитель председателя Совета Министров на каждый звонок в столицу союзной республики, в самом деле, должен получать санкцию Президиума ЦК!

Багиров заявил:

"Берия связался по вопросу о том, что произошло в Литве, что он хотел сделать с Украиной, Литвой. Он это, видимо, пытался распространить дальше не только на те области и районы, которые имеют не такой долгий срок установления Советской власти. Он по этому вопросу ко мне, в Центральный Комитет и Совет Министров не мог обращаться и не обращался. По его поручению звонили министру государственной безопасности (здесь оговорка Багирова — МГБ в тот момент не существовало. — /Б. С./) республики Емельянову о том, чтобы представить сведения о национальном составе работников МВД. Он, пока, видимо, с этого начинал. Товарища Емельянова также просили дать соображения о том, кем его можно заменить из числа местной национальности. Емельянова, так же как и десяток других товарищей, вырастила Азербайджанская партийная организация. Емельянов ответил человеку, который по просьбе Берия звонил, что поскольку требует сведения по национальному составу министр, то я могу сообщить через вас, но в отношении того, кем можно меня заменить, прошу обратиться в ЦК и в Совет Министров, потому что я сам сюда не садился, меня выдвинули на эту работу.

Эта попытка получила осечку. Здесь товарищи могут сказать, почему я не позвонил в ЦК, не поинтересовался. Нужно сказать, что у нас ежедневно бывают десятки звонков. Пока вчера меня Никита Сергеевич не вызвал, не сказал, я не знал, и когда мне он сообщил, то меня это не поразило. Ведь Берия сидел в Президиуме ЦК и звонил нам…"

"— Никто не предъявляет вам обвинения, — раздраженно перебил Багирова Маленков, — речь идет о разоблачении Берия.

— Ты так объясняешь это, потому что все знают и я знаю, — вступил в дискуссию Хрущев. — Когда тебя встретили и спросили — звонил Берия, ты говоришь — нет, а я говорю — его арестовали. Ты его знаешь больше других, поэтому люди и говорят, ты должен рассказать, ты больше знал его, чем я, хотя я его тоже очень хорошо знал.

— Правильно, — загудели люди из зала.

— В отношении звонков, — продолжал заметно сникший Багиров. — Я уехал отсюда после смерти товарища Сталина 16 марта. За это время он один раз мне звонил. За 15 лет своего пребывания здесь, в Москве (я не хочу снимать с себя ответственность за то, что я не мог раскусить этого человека, не в оправдание себя я это говорю), я у него был один раз дома, и то с товарищем Сталиным, а в остальное время всегда встречал так, или заезжал за мной он. Но особенно в последние годы он почему-то избегал.

— Товарищ Багиров, — раздался голос с места, — когда Вы начинаете оправдываться, то делаете это не в полный голос. Вы скажите, что ЦК за последние годы забыли…

— Я? — удивился Багиров.

— Ходили к шефу, — подтвердил неизвестный член ЦК.

— Я? — еще больше удивился Багиров.

— И ходили все время к Берии", — подытожил аноним.

Теперь Багиров ощутил дыхание смертельной опасности, но все же попытался закончить оправдательную речь. Вышло жалко: "Не знаю, есть ли такое основание у товарищей предъявлять мне такое требование, может быть, оно и имеется, но я, например, ЦК ни на минуту не забывал и по всем вопросам, когда мне нужно было разрешать их, всегда звонил кому-нибудь из секретарей ЦК. Я Берия шефом Азербайджана не мог считать, хотя он и пытался это делать. Это другое дело. Может быть, товарищ Игнатов выступит и более подробно скажет, но я не могу на себя этого взять и сказать о том, что я обходил ЦК. Я больше вам скажу: всегда, когда я здесь бывал, и в ЦК, и во все министерства, во все организации ходил, и если на то пошло, очень редко, когда у Берия наедине".

— Это другое дело, — удовлетворенно заметил кто-то в зале. Наконец-то Мир Джафар Аббасович начал колоться!

— Я хочу рассказать, как есть. Это дело Пленума ЦК, как он будет реагировать.

И участники пленума отреагировали весьма сурово. М.А. Суслов зло заметил:

— Инструктора ЦК побаивались ездить в Азербайджан.

— В Азербайджан? — изобразил удивление Багиров.

— Да, в азербайджанские организации, — подтвердил Суслов, — боялись, что у вас есть шеф.

— Не знаю, может быть, — растерялся Багиров.

— Товарищ Багиров, — прервал его Маленков, — ты оправдываешься, не нужно этого. Ты был близок к Берия, не этот вопрос сейчас обсуждается.

— Правильно, — поддержали Георгия Максимилиановича.

— И пленум поэтому недоумевает, — продолжал Маленков. — Ты оправдываешься, защищаешься. Тебя видели больше, чем всех других, обнимающимся с Берия. (Маленков предпочел забыть, как Никита Сергеевич только что притворно каялся, как они с Георгием Максимилиановичем обнимался с Берией, разумеется, в благих целях разоблачения врага народа!/ — Б. С./). Не в этом дело совсем, не нужно говорить об этом, он разоблачен.

Багиров вконец запутался, чего же все-таки от него хотят старшие товарищи, то ли разоблачения Берии, то ли, наоборот, саморазоблачения его, Багирова, тесных связей с Берией. Похоже, что на самом деле Маленкову и Хрущеву требовалось последнее. А это в перспективе грозило лидеру азербайджанских коммунистов смертным приговором. И упавшим голосом он закончил свою путаную и сбивчивую речь:

"В отношении разоблачения я сказал и вот в отношении того, что Никита Сергеевич сказал вчера, я сказал.

Разоблачение Президиумом Центрального Комитета партии этого матерого, хитрого и ловкого врага, в свое время нерешительные действия Президиума являются лучшим доказательством правильности и прозорливости партии (Тут уж глава азербайджанских коммунистов совсем зарапортовался. — /Б. С./). Это есть гарантия, верная гарантия того, что любая попытка, с чьей бы стороны это ни было, поколебать единство рядов нашей партии будет беспощадно сокрушена…

Я, товарищи, не знаю, я считаю, что я был, есть и остаюсь до конца своей жизни верным великим заветам Ленина-Сталина, верным солдатом своей партии, в любой момент готовым на выполнение любых заданий партии и правительства.

Я не оправдываюсь, я хочу просто сказать, мне больно некоторые реплики товарищей слушать. Может быть, в моей работе много ошибок бывает, но единственное, что я всегда делаю, это одно: служить партии, служить народу, служить стране, служить социализму, служить коммунизму, — вот все, что я могу сказать".

Эта речь не спасла Багирова, хотя нельзя сказать, что она его погубила. Судьба несчастного секретаря компартии Азербайджана была предрешена отнюдь не теми тысячами невинных, которых Багиров загубил в период Великой Чистки. И не тем, что по части злоупотреблений, кумовства, взяточничества, роскошных дворцов, построенных для самого Багирова и его родственников, Азербайджан, как показали проводившиеся еще при Сталине проверки, занимал едва ли не первое место в Союзе. Товарищи из Президиума ЦК решили, что служить коммунизму Мир Джафар Аббасович больше не будет. Крах Багирова был вызван его близостью к Берии. Сразу после Июльского пленума Багирова сняли с руководства компартией Азербайджана, в 1954 году арестовали, а в 1956 году расстреляли по обвинению в незаконных репрессиях. Вместе с Багировым судили и С.Ф. Емельянова, который получил 25 лет.