– Добрый признак, – поддакнула Элен.
– У вас найдется что-нибудь поесть?
– Да.
Она встала и прошла на кухню. Там, натянув штаны, я к ней присоединился. Хоть я был весьма помят, но все-таки взял себя в руки. Пока она грохотала кастрюлями, я продолжал:
– От Марион потребовали, чтобы она предупредила кого следует, как только я назначу ей свидание. Ее вынудили усыпить меня, подмешав в выпивку микстуру. Она согласилась, потому что у нее просто не было другого выхода, да к тому же, ей не все сказали. Она, например, не знала, что и сама костей не соберет. А как только Нестор выведен из боя, весельчаки творят с ним, что хотят. Наверное, я был хорош, и они здорово поразвлекались. Они убивают Марион, наряжают, чтобы преступление сочли выходкой сексуального маньяка – в костюм, извлеченный со складов притона – и подстраивают все так, чтобы моя вина казалась очевидной. Они в приступе садизма, иначе не скажешь, одурманивают наркотиками девушку, а мне делают еще и укол, а шприц оставляют на самом видном месте. Если и после этого моя репутация извращенца не была бы доказана...
Я закатал рукав рубашки выше локтя. Маленькая красная точка. След от иглы.
– ...Они вели себя не слишком умно. Все это могло обернуться и против них. Газеты об этом не пишут, газеты никогда всего не пишут, ведь полицейские никогда не сообщают им всего, но судебный врач должен был обнаружить, что наркотик был введен Марион после ее смерти. Конечно, не исключено, что нашим дружкам было на это наплевать. Они просто хотели бы быть уверены, что на какое-то время вывели меня из строя. Короче, сделав все, чтобы отправить ударника-детектива в тюрягу, они смываются, оставив ключ, отсутствие которого сразу же нарушило бы весь их замысел, и закрывают за собой дверь вторым ключом. И предупреждают фараонов. К счастью, те не горят желанием двинуться с места в ответ на обычный телефонный звонок спешащего рядового обывателя. Однако наши друзья настойчивы... Но загвоздка в том, что к этому времени я выхожу из коматозного состояния... Они плохо рассчитали дозу наркотика. Элен, среди тех парней нет наркоманов. Наркоман взялся бы за дело с большим знанием. Они не наркоманы, они крепыши, парни с отличным здоровьем... А выйдя из коматозного состояния, я к счастью натолкнулся на свою преданную секретаршу, блуждавшую в окрестностях без всякой цели, просто так... Элен покраснела.
– Садитесь, – сказала она, расставляя посуду. Я сел.
– ...И их комбинация провались.
– Ну и ну! – заметила Элен, приступая к ветчине. – Каков этот Левиберг!
– Какой Левиберг?
– Разве вы не интересовались неким Рене Левибергом?
– Оставьте Левиберга в покое. Не взваливайте на него все грехи Израиля. Пусть полемисты из числа антисемитов устанавливают связь между ним и происшедшими вчера вечером событиями. Конечно, отчасти из-за него я отправился на улицу Луны на разведку, но там, сам того не желая и не подозревая, раскопал (или только начал) нечто такое, к чему он не имеет отношения, И чтобы я не мог копнуть поглубже, меня и решили убрать... Для них это было важно.
– Гм...
– Я вас не убедил?
– Право, не знаю.
– Послушайте, дорогуша... ох! простите! Допустим, что все разыгрывается по сценарию убийц Марион. Меня хватают фараоны. Но разве я с этим смирюсь? Как только меня схватят, конец игре в прятки. Я все выкладываю на стол. Я рассказываю, что разоблачил попытку шантажировать торговца тканями и все остальное. И как тогда поступят полицейские?
– Они рванут к Левибергу.
– Точно. Кем бы он ни был в их глазах, преступником или свидетелем. Если он намеревался избавиться от меня, я заодно укрыться от гнева закона, то поступил как глупый скворец. А я не принимаю его за скворца. Нет, малышка Элен, Левиберг слишком осторожен, чтобы действовать опрометчиво. И, к тому же, у него нет причины... Он пытался избежать скандала. Подумайте о его положении в обществе. Пусть между нами и пробежала кошка! Но у нас просто несовместимость характеров. Если бы он действительно был зол на меня, если бы я ему мешал, он в худшем случае, может, и убил бы меня или поручил меня убрать, но никогда не стал бы устраивать столь зрелищной комедии.
– Действительно, к чему была вся эта комедия? Почему вас просто не убили?
– Вы сожалеете?
– Не говорите чепухи.
– А вы ее не повторяйте. Частный сыщик – это все-таки сыщик и, в глазах многих людей, полицейский. Отнюдь этим не горжусь, но это так. А за убийство фараона приходится платить.
– В то время, как убийство Марион...
– Это разные вещи. Не заблуждайтесь на этот счет. Для меня шкура шлюхи стоит не меньше, если не больше, шкуры полицейского. Но судьи думают иначе.
– Убийц наградят, если схватят?
– Боюсь, что до этого не дойдет... Гм... Да, что-то в этой истории не сходятся концы с концами. Но я словно заново родился. Не следует от меня многого требовать. В любом случае, я придерживаюсь своего мнения относительно Левиберга.
– Потому что, после ваших признаний, полиция бросилась бы к нему?
– Да. И потому, что влипнуть в подобную затею, повторяю, навредило бы его интересам. Нетрудно это понять.
– Но улица Луны...
– Что улица Луны?
– В своих признаниях вы бы упомянули и улицу Луны?
– Очевидно.
– А разве такое упоминание не навредило бы их интересам? Даже простой обыск?
– Обыск в любом случае состоится. Полиция нравов скоро узнает, что Марион там работала. Этот вариант был предусмотрен, и вы можете туда отправиться, в этот притон, и спрашивать мадам Жозеф, если эта упомянутая беднягой Марион достойная матрона вообще существует.
Все пристойно и выглядит невинно... гм... да, скажем невинно, потому что следы заметены, так что я не испытываю ни малейшей потребности вести там розыск. Да и нельзя терять времени. Нет, Элен. Улица Луны и улица Постящихся просто несопоставимы. Первое место менее уязвимо, чем Дом Берглеви, опт, полуопт, различные ткани, пряжа и перевозки. То, что со стороны Левиберга выглядело бы глупостью, вполне могли себе позволить рыцари Луны.
– Может, вы и правы.
– Ну, конечно! Я, думаю, прав, предполагая, что люди, тайну которых я раскрыл или чуть было не раскрыл, не слишком беспокоясь о негативных последствиях, меня пытались временно устранить, одновременно пользуясь случаем, чтобы избавиться от девушки, которая слишком много знала. При аресте я бы на несколько дней застрял в тюряге, пока моя невиновность не была бы доказана. У них хватило бы времени исполнить намеченное. В ближайшие дни им понадобится полная свобода действий.
– Полиция может и ограничить эту свободу.
– Отнюдь нет. В ином случае они и действовали бы иначе. Опасаются они меня, а не полицейских. Они меня переоценивают. Черт меня побери. У меня ни малейшего представления о том, куда я влип. Да я и не жажду это узнать. Дело выглядит слишком опасным, чтобы я испытывал желание совать в него свой нос. Да мне и не платят за это.
– Желательно, чтобы ваше мнение не изменилось.
– Нет причины. Но если эту шутку сыграл со мной мой незнакомый собрат, шеф покойного Доливе, то он еще обо мне услышит.
– Кстати, я поручила Заваттеру и Ребулю, когда они передали мне свой отчет о Левиберге, заняться этим вопросом.
– Очень хорошо. Передайте мне отчет.
За исключением названий торговых или финансовых компаний и нескольких адресов, в частности резиденции Левиберга в шикарном пригороде и поместья в деревне, мои агенты не раздобыли ничего нового о Левиберге. Они лишь подтвердили информацию Эстер и то, что я уже знал. В обществе торговец тканями занимал солидное положение но из-за дурного характера не пользовался особой любовью людей своего круга. Тем не менее он вынашивал замыслы активного участия в общественной жизни. С этой целью он стремился приобрести газету "Меридьен", но вокруг нее завязалась активная борьба с другой группой (следовали подробности об этой группе), которая также имела виды на газету. По поводу его частной жизни сообщалось, что он живет отдельно от жены (на всякий случай следовали ее имя и адрес). Никто не знал, есть ли у него сейчас любовница. Была ли она вообще? Или он ее не имел? (Если необходимо, Ребуль этим займется.) Итак, ничего нового, разве что еще одно доказательство, что Левиберг все меньше и меньше походил на человека, способного замыслить покушение на меня. Подтверждалось, что он потерял бы больше, чем мог приобрести.
