Караджан, слова мальчика услыхав, бабки у ребят отобрал, отдал их обиженному — и спрашивает у него: — Ты, сынок, про Алпамыша сказал, а не скажешь ли, в каком зиндане сидит он? Отвечает ему мальчик: — Не могу я этого сказать. Разве ты приказа шаха нашего не знаешь: кто скажет что-нибудь про зиндан Алпамыша, голову тому отрубят, а скот его отберут. — Э, — говорит Караджан, — я тебе удружил, и ты мне удружи, — тихонько мне скажи, чтоб никто не слышал. — Тихонько можно, — мальчик отвечает. — Пойдешь отсюда вот так, в Чилбирскую степь, гору увидишь — Мурад-Тюбе называется. К этой горе приблизясь, увидишь холм большой, на холм поднимешься, — под холмом тот зиндан и есть. Только никому не говори, что от меня узнал… Караджану только того и надо было. Покинул он столицу калмыцкую и отправился в Чилбир-чоль. Дошел он до того холма, — действительно — зиндан под холмом оказался, — не зиндан, а пропасть бездонная! Сколько ни всматривался Караджан, ничего рассмотреть не мог в зиндане, — так он глубок был. Алпамыш взглянул вверх, увидел человека над зинданом. Караджан-батыр, девяностобатманный панцырь носивший, с ворону Алпамышу показался. Как узнаешь, кто там над зинданом находится! Решил так Алпамыш: «Это, наверно, какой-нибудь зинданчи, соглядатай шаха. Может быть, за головой моей пришел»… Но, чтобы не подумал вражий слуга, что духом пал конгратский пленник, встал Алпамыш во весь рост — и так вверх закричал: — Обо мне пришел справляться, зинданчи? Иль привет принес от шаха, от Тайчи? Шаху своему ты можешь доложить: «Алпамыш намерен очень долго жить!» Шаху своему скажи, не умолчи: Витязь Алпамыш самой судьбой избран! За отвагу брошен он тобой в зиндан. Если из зиндана выйдет Алпамыш, Ты, Тайча, башки своей не сохранишь! Витязя такого в яме ты гноишь! Ты нам показал калмыцкие дела, — Доброта твоя ловушкой нам была. Знай, что твой дворец разрушу я дотла! Сколько бы в неволе ни держал ты льва, Ярость львиная останется жива! Вот тебе, наушник, все мои слова! Услыхал это Караджан, сердцем расстроился и горькими слезами заплакал: «Друг мой, оказывается, и в зиндане храбрецом остался, — духом не падает!» — Так он подумал и, весть о себе подавая, говорит: — Скорбному немил белый свет! Знай, что здесь наушников нет: Преданный пришел к тебе друг, Тот, кто честь поставив на круг, [34]Стал тебе из недругов — друг, Много оказавши услуг. Долго говорить недосуг, — Я тебе напомнить могу, Шел я за тебя на байгу. Так тебе сказав, не солгу: Я перед тобой не в долгу, — Знай, что я — батыр Караджан! Гусь, что прилетел в Байсунстан, Нам принес посланье твое: «Жив, но заточен, мол, в зиндан…» Ведь сбылось желанье твое,— Пред тобой батыр Караджан! Весточку твою получив, Пламя своих мук утишив, Думая: «Покуда он жив, Я, кто им на выручку зван, Неужели, руки сложив, Дружбы осквернив талисман, Друга веры в друге лишив, Не рассею страха туман, Хоть и пеший — в эту страну Не пойду, батыр Караджан, Не найду тот самый зиндан, Где сидит мой друг Хакимхан!» Я к тебе пришел, Алпамыш, Я, твой побратим Караджан!.. Думая, что я — зинданчи, Соглядатай шаха Тайчи, Друга повергаешь ты в стыд. Бог тебе обиду простит, — Знай, что это — алп-Караджан Над твоим зинданом стоит! Мною припасенный аркан Я тебе бросаю в зиндан, — Обмотай арканом свой стан, Крепче завязать не забудь, Покидай проклятый зиндан, — Вытащу тебя как-нибудь! От тебя куда мне свернуть? Вместе мы отправимся в путь, — Бог даст — невредимы придем, В твой Конграт любимый придем, Дружно мы опять заживем… Ждет тебя родная страна, — Знай, что бесхозяйна она, Что Ултаном угнетена. Пламенем тоски сожжена, Ждет тебя в Конграте жена, Верная твоя Барчин-ай… Калдыргач, сестра твоя, знай, Много унижений терпя, По тебе страдая, скорбя, Чахнет, захворав без тебя… Сын твой, сиротою растя, О тебе мечтает, грустя, — Радости не знает дитя… Там тебя родители ждут, Сверстники-приятели ждут, Все тебя в объятия ждут… Истинную правду услышь, — Мужественным будь, Алпамыш: Много там врагов развелось, Власть им захватить удалось, — Всех поработить удалось! Возвратись в Конграт свой родной, Встреченный счастливой родней, Ласковой утешен женой, Славой свое имя покрой, Вражеские козни расстрой, Родину ты благоустрой. Ну-ка, в путь счастливый со мной! Узнал теперь Алпамыш Караджана, — подумал: «Много у него старания дружеского, да силы вытащить меня нехватит у него!» Бросил Караджан в яму свой шелковый аркан, обмотал им Алпамыш поясницу. Караджан, понатужившись, тянуть стал, — видит Алпамыш, что, пожалуй, хватит у Караджана силы, — и такая мысль ему в голову пришла: «Если ему, действительно, удастся вытащить меня и придем мы благополучно в Конграт, — народу много соберется, пир большой будет, стану я на пиру рассказывать что-нибудь, а Караджан тут похваляться начнет: „Мол, если бы я тебя, беднягу, не выручил, так бы ты и сгнил в калмыцком зиндане!..“ Не к чести мне будет похвальба его…» Спиною назад откинувшись, уперся Алпамыш ногами в стену зиндана. Чувствует Караджан — тяжелей стал Алпамыш. Понатужился он еще больше, — так потянул, что аркан оборвался, — Алпамыш на дно зиндана свалился. Довязывает Караджан аркан, снова Алпамышу конец бросает, а тот ему такие слова говорит: — На вершины гор высоких пал туман. Видно, не судьба покинуть мне зиндан! Время не теряй напрасно, Караджан: Ради друга ты в такой пустился путь! Через сколько мук пришлось перешагнуть! Свидимся еще, быть может, как-нибудь, — Я сумею сердца долг тебе вернуть. А пока не стой напрасно, Караджан! Все равно тебе меня не дотянуть: Я тебя намного тяжелей, мой друг. Голову свою ты пожалей, мой друг,— Здесь тебе стоять опасно, Караджан! Будь здоров и счастлив, отправляйся в путь, На меня, мой друг, обиженным не будь!.. вернуться Тот, кто честь поставил на круг… — то есть как ставку в игре. |
