– Мы ждем кого-то, повелитель? Зачем мы остановились в столь… поганой и замызганной дыре? – поинтересовался Гунар, осторожно отпив вина из мытого в горячей воде стакана.

Джодар-Мэйс кивнул и снова усмехнулся.

– Во-первых, Маркус уже еле жив и не передохнув дальше ехать не сможет. А во-вторых, мы и правда тут ждем кое-кого. И именно они выбрали это место для встречи. Я бы лучше в лесу заночевал прямо в канаве, чем тут. Но скоро сюда приедут две столичные шлюхи. У меня к ним дело. И дело очень важное, – он подмигнул Гунару и снова тихо рассмеялся, запив веселье крепким темным вином. Продолжать свою мысль он не стал и поверенный в дела Ордена Тайн, хорошо зная повадки своего повелителя, расспрашивать не решился, поскольку это все равно не принесло бы никакой пользы.

– Что думаете делать с Маркусом из Рейна?

– А что я могу с ним делать? Теперь он скорее всего умрет. Медленно, мучительно и глупо, как и все герои до него. Как почти все великие воины и величайшие идиоты этой земли.

– Жаль, – Гунар едва заметно опустил голову.

– Жаль? – встрепенулся шемит. – Его никто не заставлял снимать проклятие с ребенка, пусть даже он любит его мать и сам не подозревает об этом. Никто не принуждал его силой. С ним подобное вообще невозможно. Он первый клинок среди всех людей в Империи и кажется при этом один из самых глупых клинков. Он сделал свой выбор. Он решил умереть в муках, вместо того, чтоб выжить и закончить начатое им дело. Он идиот. Светлый, благочестивый идиот, которые вызывают у меня тихую злобу, грозящую мне однажды помешательством рассудка. Он взял лист Медридал себе. Сначала у него разболелись кости. Потом пошла кровь из носа и рта, а теперь посмотри на него, Гунар. И это всего за несколько дней, а что будет еще через десяток? Благодаря таким болванам как он, все, что я делаю, чаще всего и летит к чертям собачьим. Вокруг их героизма безжалостные фанатики устраивают культ, именем которого потом убивают бесчисленное количество людей, не похожих на умершего героя, но что более важно, очень похожих на них самих. Маркус умрет, принеся себя жертву ради любви. Он спас маленького и несчастного мальчика, который был страшно проклят. Он вынул из него стебель Медредала и даже я не смогу сохранить это деяние в тайне. Теперь он станет великим мучеником. Только неясно… Кто же теперь остановит армию фанатиков Инквизиции, имперских убийц Хорвата и Белый круг, кем бы все они не были? Ты и я? Безликие фигуры в огромной и сложной игре. Впрочем, как и всегда, этого не сделают великие народные герои. И мы с тобой героями тоже никогда не станем. Потому что о том, что мы сделаем, никто и никогда не узнает. И у нас с тобой нет права на героизм, Гунар. Мы не можем жертвовать собой ради такой банальности, как умирающее дитя. Это не священное писание. Это жизнь. У нас есть одно право. Закончить все это безумие ценой свой жизни или жизнями тысяч других, чтоб выжили все остальные. Чтоб сделать то, что необходимо вопреки героизму, необходимо быть карателем и мерзавцем, Гунар. А карателем и мерзавцем быть очень непросто, – тут он запнулся на полуслове, снова усмехнулся и проговорил. – Всем, кроме меня самого.

– Зачем вы согласились взять Маркуса с собой. Он у же с трудом держится в седле? Он даже вряд ли доживет до встречи со своим братом. А объяснять Рейвену из Рейна, что именно случилось, будет как мне кажется очень не просто. Он, насколько я слышал, очень скор на расправу и клинки его не менее непостижимы, чем копье его старшего брата.

– А ты попробуй ему откажи. Он даже сейчас непреклоннее смерти. Возможно, именно сейчас, он как нельзя более непреклонен, чем прежде. Пусть будет, что будет. В данный момент сводные братья из Рейна беспокоят меня меньше всего остального.

– Что вы думаете на счет Императора, мой повелитель?

– Ты имеешь в виду указ, который он якобы подписал, обвинив нас тобой в сговоре с Тьмой?

Гунар кивнул, в очередной раз опрокинув темный стакан и вытерев губы тыльной стороной ладони.

– Думаю, он даже не знает о том, что кто-то написал подобное от его собственного имени. И я хотел бы приложить все усилия к тому, чтоб он как можно скорее все это узнал. Уверен, он будет в гневе. Главное, чтоб нас не убили раньше, чем все это случится. Как я понял Иоганну-Вергилию уже на все ровным счетом наплевать и он полностью во власти нечистых сил, замешанных в деле Хорвата и возможно в чем-то еще более скверном. Большинство его людей скорее всего прибывают в таком же плачевном состоянии как и он сам. Гнев правителя нашей земли его совершенно не пугает, а значит дело приняло совсем уж скверный оборот. Они пойдут до конца, каким бы не был этот самый конец в их представлении. Но и это тут далеко на самое интересное.

– Что же тогда?

– Люди, которые были перечислены в этом безумном указе. Имена людей, которых нарекли еретиками. Почему такой странный и таинственный набор? Почему их выбрали, кто это сделал на самом деле? Мне срочно нужно связаться с Императором. Любой ценой и сделать это необходимо как можно быстрей и наиболее тайным путем из всех, что я успел создать. Неизвестно, кто теперь на нашей стороне, а кто против нас и как именно в данный момент выглядят эти самые стороны. В столицу нам с тобой соваться нельзя. Мы совершенно точно до нее не доедем, даже если с нами поехало бы десять человек вроде Маркуса из Рейна.

– Не потому ли мы с вами ждем в гости блудниц, мой повелитель?

Шемит усмехнулся и улыбка была полна хмурого одобрения.

– Быстро соображаешь, малыш. Меня будет кому заменить в случае, если меня прикончат до завершения этого дела. Ты абсолютно прав. Шлюхи, разъезжающие по нашей Империи, это как почтовые вороны, только во множество раз лучше. По всей земле у ворона нет врагов, кроме человека. Именно поэтому мы доверяем воронам наши письма. У шлюх тоже почти нет врагов в нашей Империи. Духовенство пыталось было запретить их ремесло и искоренить это как богомерзкую скверну, но каждая их попытка вязла словно телега в непролазных западных топях. Даже Инквизиция не взялась за них, сославшись на отсутствие прямого пособничества силам зла и тем более колдовству. Блудницам рады везде, где есть мужчины. Еще больше там, где у мужчин есть деньги, чтоб платить за удовольствия плоти. Их пропустят в любые запертые двери, даже те, кто никогда не сознаются в этом самим себе. И значит, они смогу доставить все что угодно и куда угодно, тайно и незаметно. Одна беда тут в том, что они, в отличие от воронов, умеют читать и берут золото у тех, кто предложит больше, поскольку от природы не умеют хранить верность кому-то одному. Но часто именно они в конце концов оказываются самыми верными слугами и друзьями, уже не раз меня спасавшими.

– В нашем деле самое ценное это доверие, мой повелитель. И это самое хрупкое и непостоянное из всего, что у нас есть. С одной стороны, трудно доверится тому, кто продает свое тело за деньги. А с другой, мы все так или иначе продаем себя. Кто сказал, что наши цели более важны, чисты и гуманны? К тому же, трудно искоренять то, чем сам постоянно пользуешься.

Переглянувшись, они оба весело рассмеялись.

Скоро им принесли свежий хлеб, жаренное мясо и вареные овощи. Деревянные блюда на сей раз несла уже сама хозяйка трактира. Невысокая полная женщина с плохой кожей и неприятной улыбкой, практически начисто лишенной передних зубов. На лице ее был иглами набит рисунок или клеймо, которое на востоке носили работорговцы, а работорговцев, пусть даже бывших, Джодар-Мэйс очень не любил. Шемит на миг задумался о чем-то из своего прошлого и нахмурил темные брови, а глаза его при этом стали еще более холодными и жестокими чем обычно.

– Желают ли господа чего-нибудь еще? – поинтересовалась хозяйка и глава Ордена Тайн буквально ощутил как она про себя корыстно облизнула пухлые, покрытые прыщами губы. Ее маленькие паучьи глазки замерли на руках гостей, в которых в любой миг могла появится чеканная медь или того паче темное серебро. Наверняка монета, которую он недавно отдал служаке, уже давно перекачивала в эти толстые сальные лапы. Впрочем, он за свою жизнь видел лица намного более страшные и испорченные и потому не моргнул даже глазом ,отрицательно мотнув головой.