Возле разбитого окна смотровой галереи сидел, подставив лицо резкому ветру, врывавшемуся сквозь пустую раму, черноволосый человек в белых одеждах. Мы подошли к нему.
Меченов был причесан и гладко выбрит, лицо его дышало молодостью, спокойствием, уверенностью. На щеке белел небольшой шрам, которым владелец, судя по всему, гордился. Меченов не смотрел на нас, сидя на скрещенных ногах. Белая ткань его кимоно топорщилась жесткими углами многослойного хлопка. Издалека веяло свежестью от одежды и человека. Оружия при нем не было видно.
— Вы все-таки пришли, — сказал он спокойно. — Уничтожили мою охрану, поднялись сюда. Настолько сильно хотели сорвать мои планы? А какое вы вообще имели право вмешиваться в них?
— Ты поступаешь неправильно, — неожиданно мягко ответил Шелест. — Для меня, как для человека, многие годы делившего с тобой сокровенную цель, этого достаточно. Ты предал нашу идею; для меня ты больше не существуешь.
— Как Виктория? — усмехнулся Меченов. — Ты убил ее только потому, что она разлюбила тебя?
— Она пыталась убить меня. По твоему приказу.
— Это не так, — возразил Меченов. — Но я не стану пытаться тебя в этом убедить. Мне жаль тебя: ты все потерял, что имел, и вдобавок проиграл спор со мной. Но признайся, ведь ты в глубине души признаешь мою правоту? Иначе ты не стал бы медлить, давая мне возможность осуществить мой план. Я сделал то, что надо было сделать, и ты это понимаешь, но не хочешь в этом признаться, и поэтому пытаешься уничтожить меня. Я прав?
Шелест медленно покачал головой.
— Не хочу с тобой спорить. И убивать тебя я не собираюсь. Мы равны по силам, к тому же я не забыл о годах дружбы, которые нас связывают. Я предоставлю выбор Мирославу. Пусть он определит, кто из нас заслуживает смерти, — глухо закончил фразу Шелест.
— Так вот для чего ты привел сюда этого молодого человека? — воскликнул Меченов. — Вот зачем втянул его в эти игры!
Прежде чем Шелест успел ответить, Меченов повернулся ко мне и произнес с мягкими интонациями:
— Ты многого не понимаешь, парень, и многое не видишь. Ты борешься против Иллюзиона — но ты даже сейчас находишься под его влиянием. Просто посмотри на лейбл.
Я скосил глаза — и увидел то, что меньше всего ожидал. В углу глаза мерцали буквы:
«Башня-1
Пользовательский модуль 24322
Дата создания: еизвестно
Автор: ихон Шелестов
Размер: 221, 14 Мб
Время загрузки: 0, 12 сек».
Я долго пытался сосредоточиться.
— Ты... Шелест, ты обманул меня? Опять? Это виртуальная среда, и все, что было, — лишь проекция моего мозга? Тогда... зачем все это? Зачем, ответь! Опять твои дурацкие опыты надо мной!
— Выйди из модуля, — спокойно сказал Шелест.
Я свел глаза, привычным образом фокусируя взгляд. И вокруг меня ничего не изменилось. Лейбла в углу зрения уже не было, но галерея, разбросанные тела и сидящий на скрещенных ногах Меченов остались.
— Что за... Это был виртуал или нет? — я окончательно запутался.
— Все было на самом деле, кроме одного момента, — сказал Меченов. — Это ты прошел весь путь от начала до конца, это ты уничтожил орду мутантов и пробился на вершину башни, словно на финальный уровень увлекательной компьютерной игры, это ты сейчас стоишь, направив на меня оружие, — ты один. Твой Шелест — всего лишь вирус, поселившийся в коре твоего мозга, виртуальная личность, проекцию которой ты видишь в своей реальности. Именно поэтому он не способен убить меня — только твоими руками. Но посмотри, что сделал я, — он повел рукой в сторону окна, где на фоне белеющего утреннего неба взвивались столбы дыма. — Я разрушил информационное поле этого города и тем самым разрушил структуру Иллюзиона. Я снял покрывало иллюзии с глаз миллионов людей, а ты благодаря своему Шелесту все еще не видишь истинной реальности.
— Не верь ему, — Шелест появился бесшумно, выйдя у меня из-за спины. — Он передергивает факты. Пытается замаскировать истинную реальность наслоением своего воображаемого мира, которым он укрывает тебя. Большая часть того, что ты видел сегодня, и то, что ты видишь сейчас, — это спроецированная им на тебя иллюзия, отрицательный уровень Омнисенса. Это он, а не я, виртуальный гость в нашем мире.
— Истинной реальности не существует, — сказал Меченов, обращаясь ко мне. — Она так же многослойна, как кожа твоего тела, так же прозрачна, как пленка сошедшего эпителия. Мы лишь на одном из уровней, и лишь одну из бесчисленного множества реальностей можем изменить. Ты ограничен в своем восприятии; если бы ты родился в ином мире, все было бы по-другому. Но вспомни свои путешествия между слоями миров, вспомни, что ты видел там и чего достиг.
— Ты слишком увлекся игрой на чужом поле, ты привык примерять на себя роль мессии в том мире, в который попал, — резко возразил ему Шелест. — И забываешь о том, что не всегда существует возможность все изменить одним лишь ударом, совершить единственное мирообразующее действие, чтобы перевернуть реальность. В мире Исполнителей и Артификсов это было возможно, а здесь — нет. Остановись, пока не поздно, Странник.
— Это всего лишь игра. Одна из бесчисленного множества игр в бессчетном множестве реальностей, — сказал Меченов. — Мы столько прошли вместе — неужели теперь ты расстанешься со мной и дашь себя обмануть какому-то призраку, утверждающему, что ты находишься в той самой истинной реальности, в существование которой ты сам не очень-то веришь? Посмотри, ведь мы сбросили Мастера Разума, управлявшего сознанием всех людей в этом мире. Теперь ничто не мешает нам построить новый мир, заложить новые законы. Ты ведь сделал это однажды, когда перепрограммировал Первого Исполнителя в башне, столь похожей на эту? Ты был Игроком, Странником... не хочешь теперь примерить мантию Создателя?
Я посмотрел на Шелеста, потом перевел глаза на Меченова. И в его бездонных зрачках увидел отражение собственных глаз — глаз Странника, расщепленного на сотни самостоятельных личностей, прошедшего сотни миров и в сотнях вселенных изменившего порядок мироздания по праву, которое он себе присвоил. Присвоил, потому что в одном-единственном мире он этого права был лишен.
Мне предстояло сделать выбор, кого из двух людей признать настоящим, а кого представить виртуальным персонажем и выбросить из своей реальности вместе с последними лоскутами распадающегося, как пепел сгоревшей бумаги, беспомощно-прозрачного, потерявшего все свои краски и яркие цвета Иллюзиона. И когда я выбрал, вокруг меня осталось лишь серое холодное утро, безжизненная телебашня да тихий шепот опадающих листьев.
* * *
Проблески нового дня вползали в башню серым дерюжным покрывалом бессолнечного рассвета. Стекол не было ни в одном окне, и резкий ветер, врываясь в галерею, студил раны, сочащиеся густой кровью, и пробирал до костей, заставляя клацать зубами. Заодно он подхватывал обрывки одежды и бумаги, разбросанные по полу. Некоторые лоскуты цеплялись за лежащие тела; трупы валялись в разнообразных позах, а между ними на полу чернели пятна засохшей крови.
Меченов-Разрушитель был Странником, а Странник был мною. Но теперь не осталось ни того, ни другого. Расщепленная личность, существовавшая в двух телах одновременно, покинула наш мир. А хороший парень Мирослав вновь стал тем, кем он был до встречи со Странником в киберпространстве — обычным человеком. Меченов же, с которым я на время породнился, исчез навсегда, оставив мне лишь свою память бывшего соратника Шелеста. Или, может быть, не исчез, а ушел Странником в дебри иллюзорных миров.
Странник. Многоликий призрак, толпа жаждущих справедливости двойников-идеалистов. А ведь это не больше и не меньше, чем общечеловеческая сущность, своего рода антипод гибернета — персонифицированная часть человеческого сознания, стремящаяся к переменам во имя высоких идеалов, изгнанная гибернетом из Иллюзиона в виртуальный мир, но прорывающаяся обратно в сознании таких людей, как Меченов или как я.
Я прислонился к стене и сел, подобрав колени. Сил почти не было, ни душевных, ни физических — суперпрепараты истощились в моей крови. Из правой руки, оставляя дорожку слизи, выполз, точно живой червяк, и упал на пол биопулемет; он походил на сжавшийся желудочек, не напоминая о том, что совсем недавно в его раздутом прозрачном нутре копошились смертоносные ксенофаги. Рука конвульсивно дергалась; мышцы медленно сходились, возвращаясь в привычное состояние.