— Отсюда не выйти, — сказало существо. — Тюрьма без решеток. Мстительное угрюмое заточение, обесчещенное иллюзией свободы. Ловушка для разума, неспособного смириться с реальностью в пятьдесят кубометров объемом. И жестокость бессмертия, не дающего ничего, кроме вечного бессилия.
— Ты — человек? — спросил Странник.
— Ага, был человеком, — подтвердил ржавотелый экспонат. — Сейчас от меня осталось только человеческое сознание. Плоть я утратил давно в бесполезных попытках преодолеть барьер. Ее замена, как видишь, не слишком-то хорошо выглядит. Зато кожа не пузырится и глаза не выгорают под этим сумасшедшим солнцем.
— Я слабо представляю, — медленно выговорил Странник, — как это можно потерять плоть и стать железным скелетом. Ты уж меня извини; никак в голове не укладывается.
— Попробуй — сам узнаешь, — фыркнул скелет и начал подниматься. Делал он это тяжело, долго, мучительно, издавая целую гамму зубодробительных звуков из разряда треска, визга и громыхания.
Но, встав, он начал преображаться. Посыпалась красноватая труха, потекли, смывая остатки ржавчины, струи жидкого металла, похожего на ртуть, и предстал совершенно новый скелет. Блистающий серебристыми сплавами корпуса и отполированными шестеренками, гибко и бесшумно переливающийся из одной формы в другую. Похожая на полиэтиленовую пленку кожа обтянула все металлические части конструкции и окрасилась бледно-розовым, имитируя цвет человеческого тела. И если закрыть глаза на мелкие неточности, то можно было представить, что перед Странником стоял настоящий живой человек.
Он был живой, хотя и не из плоти и крови.
— Можешь называть меня Джек, — сказал он.
— Очень приятно.
— Взаимно.
Они с деланым приличием раскланялись.
— Очень трудно создавать фактуру, — пожаловался Джек. — Я бы мог отрастить волосы и прочее, но это отнимает много сил, а по существу абсолютно бесполезно — рано или поздно все равно внешняя оболочка износится и превратится в труху.
— А... создать полноценное тело ты не можешь? — спросил Странник. — Из человеческих тканей?
— Нет, — покачал Джек головой. — Да и не имеет смысла. Человеческую плоть сложно воспроизводить, и она слишком недолговечна. Я предпочитаю работать с простыми и долгоживущими материалами — металл, камень.
— Но это же потрясающе, — сказал Странник. — Ты способен управлять материей на молекулярном уровне. С такими способностями ты не можешь выбраться отсюда?
Джек засмеялся, лицо его исказилось причудливой маской из смятой фольги.
— Я способен менять только то, что принадлежит мне. Только свое тело и сознание. Я ограничен человеческой матрицей, схемой своего организма, чертежом, заложенным природой. Если бы я мог как-нибудь по-другому изменить себя! Стать птицей, взлететь и погасить это чертово Солнце! Но я не могу. Наверное, мне удастся этого добиться, изменив свое сознание, но я боюсь манипулировать с такой тонкой структурой, как человеческий разум. Вдруг что-то испорчу и превращусь в бормочущего идиота?
— А ты не думал, — спросил осторожно Странник, — что такой выход не так уж плох в твоей ситуации?
— Во-первых, в нашей ситуации, — поправил его Джек. — А во-вторых, я сижу здесь, как принц Корвин в тюрьме Эмбера. Бессильный, разбитый, но не потерявший надежду на то, что когда-нибудь к нему придет сквозь стену темницы сумасшедший художник и нарисует выход.
— А я похож на того художника? — спросил Странник.
— Увы. Ты бы не стал задавать глупых вопросов. Долго ты будешь стоять без руки? Или тебе так нравится?
— Но что я могу сделать? — пожал плечами Странник.
— Как что? То же, что и я. Помочь тебе не могу, я не властен над чужой плотью, но подсказать попробую. Сосредоточься на своей руке — на ее абстрактном образе, какой она должна быть. И мысленно лепи ее из любого подручного материала.
Странник закрыл глаза и представил свою руку. Представил, как она возникает из небытия, как капля за каплей впитывает кровь и обрастает волокнами мышц, как натягивается, словно тонкая перчатка, кожа, поросшая мелкими завитушками волос. Открыл глаза и охнул.
Вместо руки шевелился какой-то обрубок цвета колбасного фарша и такой же консистенции. Странник конвульсивно дернулся, отторгая на уровне подсознания инородное тело, и «фарш» шлепнулся в песок, подозрительно быстро всасываясь и исчезая. Спустя минуту на раскаленном песке осталось лишь стремительно высыхающее темное пятно.
— Попробуй что-нибудь попроще. Из песка, например, — посоветовал Джек. — Представь себе контур руки и засыпь в него песок.
Странник снова сосредоточился, на этот раз не закрывая глаза, чтобы следить, что получится. И возле плеча закрутилась струйка песчинок, вьющихся и постепенно обнимающих основание новой руки. Потом начало расти предплечье, овеваемое легким ветром, приносящим с собой стаи крохотных частиц, которые липли одна к другой. Вот уже появились пальцы, с кончиков которых осыпались последние крошки строительного материала. В полнейшем замешательстве Странник пошевелил пальцами — рука повиновалась ему, рука двигалась согласно его командам, рука даже отдавала легким жжением в основании кисти; Странник чувствовал биение пульса, которого на самом деле не могло быть.
— Она же... песочная! — воскликнул он.
— А что тут такого? — удивился Джек. — Неважно, из чего она сделана. Это — рука. Понимаешь, в этом мире, где мы с тобой находимся, идея первична над материей. Есть идея руки — значит, эту руку можно создать, хоть из дерьма слепить. Есть идея человека — будет человек какой угодно, хоть стеклянный, хоть песочный, хоть гуталиновый. Можно как угодно трансформировать материальную форму, подгоняя ее под идею. Но саму идею, увы, изменить нельзя. Нам это, во всяком случае, не дано.
— Мир идеальных вещей, — пробормотал Странник. — Эйдосфера. Прямо как у Платона...
— Мы можем влиять только на самих себя, — грустно произнес Джек. — Только на то, что составляет нашу сущность, выраженную идеей. И не можем изменить окружающий мир. Вот если бы мы смогли изменить саму идею человеческого тела таким образом, чтобы найти лазейку в барьерах...
— А человек может создать себя из воды? — спросил Странник.
— Может. Только здесь воды мало. Придется из камня выжимать — это долго.
— А из воздуха? Из ветра? Из солнечного света? Может?
Джек пожал плечами.
— Из света — вряд ли. А из ветра... Почему нет. Только вряд ли у тебя получится. Нет здесь ветра и никогда не бывает.
— Тогда создай его, — сказал Странник и сбросил с себя одежду.
Джек молча встал перед ним и развел в стороны руки. Затем начал вращаться, сначала медленно, но постепенно увеличивая скорость. Его ладони-лопасти загребали воздух, и в грудь Страннику ударил ветер. Странник раскинул руки навстречу плотному воздушному потоку, который облегал тело упругим полотном; на него можно было лечь, заворачиваться в него, одеваться им. И Странник начал примерять к себе ткань воздуха.
Он почувствовал, как сбрасываются частицы кожи, словно сухие чешуйки облетая с лица, плеч, груди и ворохом ссохшейся плоти уносясь назад. А на место сползающей, как истлевшая рубашка, человеческой ткани ложился, застывая дрожащими от внутренней энергии волнами, упругий ветер. И так клетка за клеткой отлетела человеческая плоть, замещаясь идеально чистым материалом — не просто воздух, не просто молекулы азота и кислорода поймал Странник, но само их движение, саму энергию частиц поставил на уровень строительного материала для своего тела.
— Я — ветер! Я лечу! — воскликнул он, и Джек остановился и посмотрел на то, что парило перед ним — человеческое существо, руки которого были крылья, а тело — порыв стихии; человека, воплотившего в своей сущности другую идею и тем самым эту сущность изменившего.
— Ты все-таки был послан мне, чтобы освободить меня, — сказал Джек.
И Странник превратился в смерч, столбом протянувшийся от усыпанного желтым песком пола до раскрашенного в голубые тона потолка странной комнаты, казавшейся целой реальностью. Он разметал смешные барьеры, сдерживавшие мир изнутри одной лишь идеей барьера, — и мир разлетелся, как лоскуты разбросанного ветром тряпья.
