— Пусть будет легок путь Рри через Серую Долину! — подхватили вслед за мной волки. — Пусть будет легок путь!

Я растрогался собственной речью едва ли не до слез. Почему перед битвой я не смог сказать им ничего такого?

Среди волков я увидел престарелого отца Рри, его лицо сияло гордостью, я подумал, что должен подойти к нему.

Когда я дотронулся до его плеча, старик поднял на меня волчьи глаза и благодарно кивнул. Ему понравилась моя речь.

Очередь говорить перешла к Креоку. Он прокашлялся и громко произнес:

— Залмоксис верно сказал, о мертвых героях здесь еще прозвучит много речей. Я тоже скажу, но о другом. О том, кто вел нас, кто верил в нас, хотя нас было так мало и мы были так неопытны. Смотрите, вот он стоит перед вами, тот, чье имя будет являться Звероловам в ночных кошмарах. Они уже никогда не забудут, что среди волков появился Бешеный Пес!

Поднялся ужасный галдеж, и я даже не сразу понял, что это славят меня. Кличка, придуманная людьми, как оскорбление, превратилась внезапно в мое боевое прозвище. Сопровождаемый криками волков, я ушел к себе в пещеру, чувствуя, что силы покидают меня.

Не знаю, долго ли пролежал я здесь в полузабытье, когда Креок пришел ко мне. Он велел мне подняться, но ноги не послушались меня, и я рухнул обратно на свою лежанку. Тогда он поднял меня на руки и отнес в свою пещеру. Его жена промыла мои раны и перевязала их, напоила меня каким-то отваром, от которого я уснул долгим и глубоким исцеляющим сном.

Несколько дней, пока я был еще слаб, мне пришлось провести в семье Креока. Какими благословенными и умиротворяющими были эти дни. Пещера Креока словно существовала вне времени, будто была в Ином Мире. Я изо всех сил старался ощутить себя своим в этом уютном мирке любви и согласия, в этом чистеньком жилище, где всегда вкусно пахло, где все были довольны друг другом. Я пытался сродниться с этим миром хоть на время, ощутить себя членом этой замечательной семьи, похожей на все другие счастливые семьи своей безмятежной умиротворенностью, забыть хоть на время тревогу и тоску. Вендис и ее мать окружили меня нежной заботой.

Мне так хочется тишины и покоя — тишины в сердце и покоя в душе. Белая Волчица могла бы дать мне и то, и другое. За время жизни среди лаков эта мысль все чаще посещала меня, и тогда я с новым интересом рассматривал стройную фигуру Вендис, ее светлые, почти белые волосы, изящные, неторопливые движения молодой хищницы. Я предпринимал самые героические, самые серьезные попытки полюбить ее. Она была одухотворяюще красива, возбуждающе соблазнительна, я тянулся к ней всей душой, но в обществе ее, как и ни в чьем другом, не находил покоя.

Меня все чаще охватывало гнетущее ощущение падения, на миг мир менялся и обретал черты черного туннеля. Заботы о боеспособности и безопасности даков, подготовка к битве и сама битва со Звероловами вырвали меня из этого странного состояния, но теперь я начал вновь проваливаться в него. По ночам меня мучили кошмары. Отступившие на время, они вновь вернулись ко мне. То снилась мне окровавленная и хохочущая голова альбиноса — моего вождя Бренна. То видел я бредущего по высокой ржи странника с посохом в руке, он оборачивался и звал меня, и тогда я понимал, что это Гвидион. Я пытался бежать ему навстречу, но ветер бил меня в грудь, сбивал с ног и сталкивал в пропасть. И тогда я падал, падал, поглощаемый черной пустотой.

Меня растолкала Вендис.

— Что тебе снилось? Ты кричал во сне, — спросила она озабоченно.

Я удивленно смотрел на девушку, медленно приходя в себя, с трудом веря, что это был только сон. Видение казалось мне более реальным, чем эта чистенькая пещерка, в которой я очнулся.

— Что тебе снилось? — повторила свой вопрос Вендис.

— Мне снилось, — пробормотал я, все еще находясь между сном и явью, — что у меня есть крылья, словно у птицы, но только огромные, с черными перьями. Но почему-то, несмотря на эти крылья, я все время падаю, падаю, словно какая-то пропасть затягивает меня.

— Что тревожит тебя, Залмоксис? Вендис извлекла откуда-то костяной гребень и начала расчесывать мои спутанные от долгого лежания волосы.

— Меня тревожит человек в длинном плаще, — сказал я. — Он ждет меня и зовет во сне, он маг…

Я понял, что не смогу объяснить всего Вендис, не смогу подобрать слов, чтобы выразить то, что действительно мучило меня. Я словно попал в капкан и не знал, как из него выбраться.

— Во сне ты кричал, словно в бреду, звал кого-то. Кого ты зовешь? Что за странные имена?

— Имена?

— Да, ты звал Бренна, я помню, ты рассказывал, это твой погибший вождь. А еще — Морана, кто это? — Вендис коснулась рукой моего лба, где еще угадывались бледно-голубые следы, оставленные пальцами эринирской принцессы. — Но чаще всего ты произносишь странное имя, Гвидон, кажется.

— Гвидион, — поправил я ее, — неудивительно, ведь в каждом сне я ищу его.

— Это тот колдун в длинном плаще, да?

— Колдун? Да, пожалуй. Он друид. Нет, не так, Вендис, он ветер и звезды, он маяк в ночи, свет во тьме. Мне нужно к нему, Вендис, он ждет меня.

— Нет, нет, ты не должен к нему возвращаться, — воскликнула Белая Волчица, — он причинил тебе вред, он злой!

— Глупышка, мы считаем всех колдунов злыми, потому что нам непонятны их цели, нас пугает их могущество, они знают больше, чем мы.

Вендис долго молчала, обдумывая мои слова, потом неуверенно произнесла:

— Для тех, кто видит в темноте, не существует ни света, ни тьмы.

— Раньше я тоже так думал, Вендис.

— А теперь?

— А теперь я рад видеть твоего отца, — со вздохом облегчения воскликнул я, приподнимаясь на лежанке, и кивнул вошедшему Креоку.

Я был рад, что своим появлением он избавил меня от дальнейшего бессмысленного разговора с его дочерью. Отношение вождя даков ко мне переменилось. По любому поводу он советовался со мной и старался оказать мне всяческое почтение.

— Как ты себя чувствуешь. Бешеный Пес?

— Отлично, Креок, я был бы уже на ногах, если бы твои женщины не держали меня силой в постели. Вендис возмущенно фыркнула:

— Ты еще и сам не смог бы подняться. Вот неблагодарный, подумать только, зачем мы его лечим?!

— Ну, ну, — Креок ласково отстранил дочь от моей лежанки. — Воин должен стремиться встать на ноги как можно скорее, в этом нет ничего предосудительного.

Креок опустился на подстилку, на которой только что сидела Вендис, и продолжил:

— Я отправляю послов в Дальнее Племя. Это самые воинственные волки среди даков, вот чья помощь нам оказалась бы кстати. Келл и Макку пойдут туда.

Я удовлетворенно кивнул. Мой план объединить племена давно обсуждался среди волков, но прежде встречал больше возражений, чем поддержки. Волки привыкли жить обособленными группами на своих территориях, и каждый сам себя защищал. Но я считал, что, объединив усилия, мы сможем разделаться со Звероловами навсегда. Теперь и Креок склонился на мою сторону.

— Надеюсь, у них нет жрецов Залмоксиса? — спросил я озабоченно.

Креок широко улыбнулся:

— Теперь это не имеет значения.

— Почему? — удивился я.

Креок улыбнулся еще шире, обнажив желтые клыки:

— Жрецы здесь ни при чем, — сказал он. — Я никогда не верил в Залмоксиса, но теперь я верю в Бешеного Пса!

К середине зимы я подготовил новых воинов. Звероловы больше не появлялись, видимо, не могли опомниться от нанесенного им ущерба. Слава о нашей победе уже разлетелась по округе. Два племени волков прислали нам предложение объединиться. Одно из них, совсем небольшое, располагалось неподалеку. Малочисленная стая не решилась выслать своих лучших воинов на обучение, оставшись без защиты и добытчиков. К ним ушел Макку, чтобы обучать их на месте.

Второе племя, зовущее себя так же, как мы, даками, было в несколько раз больше нашего. Нам оно было известно под названием Дальнее Племя. Оно располагалось далеко на западе" в дебрях Бескрайнего леса. Волки этого племени узнали о Звероловах недавно. Прежде у них был всего один враг — Ниты — странный ночной народец, живущий в норах, вырытых под корнями деревьев. Ниты питались сырым мясом диких зверей, не гнушались и волками, а в голодные времена поедали собственных сородичей. Спали Ниты днем, а бодрствовали ночью. Волки издавна враждовали с ними.