— О! — воскликнул мсье де Эссаль. — Цветок любви! Очень удачное название, друг мой. Вам удалось почти невозможное — передать в запахе духов свежесть и красоту вашей жены. Конечно, столь точный «портрет» не может не носить ее имя.
Сердце Флер замерло. Она услышала, как мсье Деверо добавил:
— И в самом деле, Ален, никто не сомневается, что именно молодая графиня вдохновила тебя. Браво, мастер! Браво «Цветку любви»! Браво женщине — музе мастера!
У Флер появился вопрос, который она не могла не задать.
— Спасибо вам, господа, но не могут ли эти духи подходить какой-нибудь молодой даме — вот Селестин, например?
— Конечно, если женщина своей внешностью и темпераментом похожа на вас, ей подойдут такие духи, но Селестин?.. Ни за что! Ее тип красоты требует восточных ароматов — яркую ноту жасмина и пачулей, олицетворяющих изощренную страстность. А «Цветок любви» Алена — сама нежность.
Флер увидела на его лице мрачное торжество. Как же, наверное, она обидела Алена, отказавшись от подарка, созданного в ее честь! Глупость, что не поблагодарила его, еще большая — что своими руками отнесла флакончик в комнату Селестин. Спасение теперь только в том, если духи так и стоят на туалетном столике, никем не обнаруженные! В этот момент Флер нашла глазами Селестин, которая покидала компанию мужчин, слишком занятых профессиональной беседой о делах, чтобы уделить ей должное внимание.
Собираясь незаметно улизнуть, Флер миновала группу дам, собравшихся рядом со свекровью. Ей не хотелось, чтобы та заговорила с ней или втянула в общую беседу. У нее была цель, поэтому она спешила. Но у лестницы, ведущей на второй этаж, чья-то рука придержала ее за локоть.
— Куда ты бежишь в такой спешке? — спросил Луи, любуясь румянцем, залившим ей щеки.
— Я… забыла у себя в комнате… платок…
— Сейчас отправим служанку, — ответил Луи, не собираясь ее отпускать.
— Оставь, пожалуйста, — произнесла Флер, досадуя на задержку. — Ты же знаешь, я не могу приучить себя к вашей привычке все поручать слугам. Мне и в голову не придет просить другого человека выполнить то, что я с успехом могу сделать сама.
Луи вдруг прищурился.
— Ты сегодня выглядишь не совсем обычно, — с удивлением сказал он, заглядывая ей в лицо. — Я еще за обедом это заметил, но никак не мог объяснить. Сначала подумал, что это платье, которое так тебе идет, преобразило тебя. Потом я увидел, как смутили тебя рассуждения насчет духов, названных Аленом твоим именем. Тебя словно бросает из крайности в крайность. Что такое, Флер? Я же вижу — ты вдруг то оживлена, то полна мрачных предчувствий. То витаешь в облаках, то стремительно спускаешься с небес на землю…
Флер стало грустно при мысли о том, что перепады ее настроения стали достоянием любопытных глаз. Она даже со страхом подумала: а вдруг гости тоже это заметили?.. Впрочем, другие вряд ли отличаются такой проницательностью, как у Луи. Разве что Ален обладает тем же свойством, но он, в отличие от своего кузена, не может видеть чисто внешних проявлений ее настроений! Флер попыталась напустить на себя безразличный вид. Ей даже удалось рассмеяться.
— У тебя богатое воображение, Луи, а вино распаляет его еще больше.
Сходство между кузенами никогда так сильно не проявлялось, как в минуты, когда бывала задета их гордость; Луи вздернул подбородок, и она поняла, что обидела его.
— Ты хочешь сказать — я пьян? — холодно, как Ален, спросил он.
Флер совсем расстроилась. Она вовсе не хотела обижать Луи, но и не собиралась позволять ему лезть к ней в душу. К тому же с каждой минутой ее шансы незаметно забрать флакон все уменьшались.
— Нет, еще не пьян, но скоро будешь, — добродушно сказала она, — и maman опять расстроится. Лучше пойди и помоги ей развлечь дам. У тебя это замечательно получается, когда ты в форме. Уверена, они будут очень довольны.
Не дожидаясь его ответа, Флер заспешила вверх на лестнице…
Горничная уже прибрала в спальне Селестин, но духи стояли там, где их оставила Флер. Она на цыпочках подошла к туалетному столику, собираясь взять флакончик.
— Ты не хочешь объяснить, что делаешь в моей комнате?..
Селестин стояла на пороге, иронично усмехаясь.
— Извини, я по ошибке оставила здесь кое-что свое и теперь хочу забрать.
— Твое? — Селестин подошла к столику; ее глаза потемнели, когда она заметила флакон. — Откуда это взялось здесь? — требовательно спросила она.
— Я принесла духи перед обедом, — призналась Флер, поняв, что больше не может отвечать уклончиво. — Ты сама мне говорила, будто Ален создавал их для тебя, поэтому, когда ради собственного престижа перед гостями он попросил меня подушиться именно ими, я вежливо согласилась, но сам флакон вернула по назначению, то есть тебе… Теперь же я знаю, как ужасно ошиблась…
Селестин от злости аж позеленела:
— Ну и дьявольскую шутку он выкинул!
Флер отшатнулась.
— Ты хочешь сказать — он нарочно сделал это, чтобы задеть тебя? — прерывающимся голосом, спросила она.
— А зачем же еще? Я должна была догадаться, что он что-то затевает, когда вместо меня взял себе новую ассистентку. Но я и представить не могла, как он обведет меня вокруг пальца! Сколько времени я провела, слоняясь по лаборатории и ничего не делая… Я хотела быть под рукой, если ему вдруг потребуется моя помощь, и что же получила в награду? Пощечину от жестокого графа, который не успокоится, пока не преподаст мне хороший урок!
— Ты хочешь сказать, — Флер пыталась ухватиться за соломинку, — все время, пока вы были в лаборатории, ты почти его не видела?
Селестин презрительно фыркнула.
— Да, детка, и это тоже было частью моего наказания — он хотел отомстить мне за мои воображаемые грехи! Но не надо тешить себя ложной надеждой, дорогая, будто между нами все кончено. Посмотри в лицо правде! Как ты думаешь, почему мужчина, который якобы равнодушен к женщине, сводит с ней счеты? Загадки здесь нет — наши с ним чувства, можно назвать единством противоположностей: любовь — ненависть, которые гораздо сильнее того сахарного сиропа, который вы, англичане, трепетно называете лю-бо-вью… Если я позову, он тут же придет, как бы жена ни взывала к его чувству долга! Мать может напоминать ему хоть каждый день о его обязательствах по отношению к супруге, но Ален связан со мной гораздо более крепкими узами, чем законный брак. Он сам знает это, знает графиня, а теперь вот и ты.
Как Флер могла спорить? По своему опыту она знала, что Ален тем сильнее обижает человека, чем ближе тот ему. И потом, с самого начала подозревала — между ним и Селестин было нечто скрытое, которое оба не демонстрировали явно, но все-таки существовавшее.
Она гордо выпрямилась и, молча, направилась к двери.
— А как же духи? Разве ты не за ними пришла?
Флер собрала все силы, чтобы ответ прозвучал спокойно.
— Распорядись ими по своему усмотрению, пожалуйста. Я все равно никогда не стану ими пользоваться…
Доносившиеся с улицы голоса и шум автомобильных моторов свидетельствовали — торжество закончено. Селестин повертела в руках флакончик, и таинственная улыбка заиграла у нее на губах. План созрел, она знала, как поступить…
Флер тоже услышала, как гости расходятся, но не смогла заставить себя к ним спуститься. Зная, что семья придумает какую-нибудь причину, извиняющую ее отсутствие, она с облегчением плотно закрыла дверь своей спальни. Здесь не надо было притворяться, будто между ней и Аленом все в порядке. Целый вечер изображая любимую и любящую жену, Флер была в напряжении, теперь же силы оставили ее.
Она в изнеможении рухнула на кровать. Однако спасительный сон не шел, мысли путались. Слова Селестин насчет отношений с Алленом, казались ей правдой и полуправдой одновременно. Еще до свадьбы тот ясно дал понять Флер, что не предлагает ей любви и не ждет ответной, но твердо обещал сделать их семейную жизнь, по возможности, благополучной и фактически старался все для этого сделать. Неужели же власть красавицы Селестин до сих пор столь сильна над ним? Ответить на этот вопрос он мог только сам. А в его честности Флер никогда не сомневалась.