Эмма затянулась сигаретой и сделала шаг назад, мельком заглянув вниз, в маленькую каюту под ними. Она увидела две одинаковые койки, разделенные деревянным столом, маленькую плиту, соседствовавшую с небольшой раковиной, и стенной шкаф напротив. Три остальных стены каюты были заняты книжными полками, забитыми книгами в бумажных обложках. Все казалось устроенным для спокойной и комфортной жизни.
Чезаре наблюдал за девушкой какое-то время, затем сказал:
— Если хотите, можете пойти вниз и сделать нам кофе. Все необходимое найдете в шкафу.
Довольная, что может чем-то заняться, Эмма спустилась в каюту. Ей было интересно почувствовать себя коком на маленьком камбузе. Поставив кастрюльку с молоком на плиту, она стала перебирать книги на полках, но, к ее огорчению, все они оказались на итальянском языке. Эмма открыла шкаф и приступила к исследованию его содержимого.
Там оказался небольшой бар с богатым выбором спиртных напитков, а на полках обнаружилось много хрустальных бокалов, фарфоровой посуды и даже столовое серебро.
Эмма задумалась, закусив губу и глядя на это великолепие. Неужели все эти вещи так нужны графу Чезаре? Или это только дань уважения его бабушке, которой приятно осознавать, что кое-что из фамильного богатства семьи Чезаре сохранилось? Действительно ли графу все равно, что его продают ради восстановления былого богатства семьи? Эмма тяжко вздохнула и покачала головой. Думать об этом сейчас было еще более неприятно, чем в тот день, когда Челеста впервые начала обсуждать эту тему. Эмма понимала — ей не следует быть такой чувствительной, но, по ее мнению, мужчина, продающий себя за деньги, подобно проститутке, заслуживает презрения.
Она нагнулась и открыла дверцу шкафчика под раковиной. Интерес к частной жизни других людей был чужд ее натуре, но почему-то этот шкафчик пробудил в ней любопытство. Видимо, подсознательно она хотела найти разумную причину поведения графа и оправдать его в своих глазах.
В шкафчике Эмма обнаружила лишь футляр от гитары. Она нахмурилась, вспоминая, как увидела графа в то первое свое утро в палаццо входящим украдкой именно с таким вот футляром в руках.
Эмма была знакома с парнем, хорошо игравшим на гитаре, и даже сама пыталась подобрать на слух какую-то мелодию. Ее знакомый утверждал, что у нее есть способности. Действительно, музыка давалась ей легко, а игра на гитаре успокаивала нервы. Эмма вытащила футляр и открыла крышку в надежде увидеть гитару и немного поиграть, чтобы расслабиться. Но, к ее удивлению, гитары там не оказалось. Вместо нее она обнаружила полный комплект снаряжения для подводного плавания: черный прорезиненный костюм, маску и приспособление для дыхания. Недоставало только акваланга. Как странно!
— Basta! Dio[9], какого черта вы тут делаете?
Эмма вздрогнула и виновато повернулась к графу Чезаре, прижав пальцы к губам.
— Синьор… — Она запнулась.
Чезаре спустился в каюту.
— Я спросил, что вы делаете? — проворчал он раздраженно. — Как вы посмели совать свой нос в чужие дела, подобно любопытной кошке?
На щеках Эммы запылал яркий румянец от чувства неловкости, которое охватило ее в этот момент.
— Простите меня, синьор, — сказала она, справившись наконец с растерянностью, но все еще не понимая, в чем, собственно, ее обвиняют.
— Этого следовало от вас ожидать! Не припоминаю, чтобы разрешал вам копаться в моих личных вещах!
От этих слов Эмма пришла в себя, и место замешательства заняло чувство негодования.
— Ради бога! — воскликнула она возмущенно. — Что я такого сделала? Открыла старый безобидный гитарный футляр, в котором и гитары-то нет!
Чезаре, казалось, справился наконец со своими эмоциями. Резким щелчком он закрыл футляр и холодно сказал:
— Scusi, синьорина. Я был груб с вами. Но буду очень вам признателен, если в дальнейшем вы не станете проявлять любопытства к моим личным вещам.
Эмма вздохнула. В конце концов, это ее вина, и что бы она там ни думала, он совершенно прав, выражая свое недовольство ее поведением.
— Я тоже прошу у вас прощения, — медленно проговорила она и вдруг почувствовала запах гари. — Ой! Молоко! Посмотрите, что случилось!
Чезаре снял с плиты сгоревшую кастрюлю и поставил ее под струю воды в раковину. Холодно взглянув на Эмму, он пожал широкими плечами и сказал:
— Ладно, не будем больше об этом. Давайте выпьем по баночке пива вместо кофе. Очень жарко, и хочется пить.
Эмма кивнула и поднялась по ступенькам на палубу. Чезаре вытащил из шкафчика пиво, достал два стакана и последовал за ней. Эмма присела на скамью на корме и взяла из рук графа стакан. Она все еще никак не могла оправиться от всего случившегося и считала, что сегодняшний отдых испорчен окончательно.
Чезаре опустился рядом с ней на сиденье и сделал большой глоток из своего стакана, затем лениво вытер рот тыльной стороной ладони, улыбнулся и сказал:
— Ладно! Все хорошо, Эмма, все хорошо. Примите мои извинения. Но время от времени происходят события, которые вы не можете понять, а я не могу объяснить их вам.
— О чем вы? — спросила Эмма, повернувшись к нему и продолжая медленно потягивать пиво.
— Может быть, однажды вы узнаете. А сейчас я хочу, чтобы вы забыли, что открывали этот футляр и видели его содержимое, si?
— Забыть? — Эмма нахмурилась.
— Правильно, забыть. Я слишком многого прошу?
Эмма отрицательно покачала головой, все еще пребывая в расстроенных чувствах.
— Хорошо. Тогда мы опять друзья. Но должна сказать, я не рассердилась бы так, если бы вы копались в моих вещах и просматривали мои книги.
— Дайте мне слово, что никому не скажете об этом случае. Ни единой душе!
— Конечно, — коротко ответила Эмма, небрежно отбросила рукой назад волосы и отвернулась от графа, перенеся все свое внимание на медленно текущие воды лагуны.
Остров, который Чезаре выбрал для пикника, был маленький и пустынный. На берегу, как и обещал граф, стояло небольшое шале. Как только они причалили, Чезаре быстро разделся и нырнул в прозрачную серо-голубую воду, с восторгом смывая с себя липкую вялость жаркого дня и нервное напряжение от их ссоры на катере.
Эмма проявила осторожность и сначала решила обследовать шале — нет ли там кого. Это был маленький домик с тонкими, но крепкими стенами и с застекленной дверью, закрытой на задвижку. В единственной его комнате стояли несколько плетеных стульев, стол и комод, совершенно пустой. Осмотревшись, Эмма вышла из шале в тот самый момент, когда граф Чезаре появился из воды. На нем были бледно-голубые плавки, с тела еще стекала вода, и мокрые волосы облепили голову. При виде его загорелого мускулистого торса у Эммы перехватило дыхание и свело живот. Граф достал из кучи вещей, сваленных им на берегу, оранжевое полотенце и начал вытирать грудь и плечи. Заметив Эмму, он спросил:
— Ну? Заходили в шале?
Эмма расстегнула «молнию» на тунике и затем нервно ее застегнула, вспомнив, что купальник остался в маленькой полотняной сумке, которую она собрала с собой. Но девушка уже не помнила, взяла ли ее на катер. Сейчас ей стало казаться верхом глупости совместное купание с графом.
— Я хочу переодеться, — сказала она, оглянувшись на шале.
— Подождите немного, еще рано. Идите сюда, присядьте. Искупаетесь чуть позже, si?
Эмма засомневалась, найдут ли они, о чем поговорить, но все-таки села рядом с ним на песок. Однако ее опасения не оправдались: граф оказался приятным собеседником. Эмме трудно было сдержаться и не рассказать ему всю правду: о стажировке в госпитале, о тяжелой болезни и прочих моментах ее недолгой, но трудной жизни. И все же она пересилила себя, старательно делала вид, что хорошо знает Нью-Йорк, и молилась, чтобы ее ответы совпадали с ответами Челесты.
Чезаре лежал на полотенце и изучал Эмму через прикрывавшие глаза ресницы. Сейчас он выглядел моложе своих лет. Несмотря на беспутную жизнь, которую он временами вел, граф умудрился сохранить здоровье и энергию, чему в значительной степени, видимо, способствовали его занятия спортом. Хотя по его вальяжному виду и поведению в увеселительных заведениях вряд ли можно было догадаться о его спортивных увлечениях.
