— О, моя бедненькая….

Я взяла руку Ричарда и поцеловала его ладонь.

— Не нужно меня жалеть. Ты уже поправился, и ты снова со мной. Я самая счастливая женщина на свете.

— Дорогая… — тихо сказал он дрогнувшим голосом, и я почувствовала, что Ричард по-прежнему любит меня, что мне не нужно больше волноваться за его здоровье, что все снова хорошо.

Мы провели божественное воскресенье, ничего не делали, а только лежали в постели, разговаривали, бродили по квартире и снова разговаривали. Все проблемы отошли куда-то в небытие. Мы наслаждались обществом друг друга.

Он с беспокойством оглядывал меня и вновь, и вновь говорил, что я стала совсем худой и выгляжу несколько болезненно. Я ответила, что, наоборот, так хорошо мне уже не было давно, что я себя чувствую невероятно счастливой.

— Да, я вижу это по твоим глазам. По ним сразу все видно, моя дорогая Роза-Линда.

Выходить нам никуда не хотелось, и я приготовила еду сама. Пока мы ужинали, по радио передали «Пастораль» — одно из любимых произведений Берты, и наш разговор направился в соответствующее русло.

— После школы Марион собирается отправить ее в одно из престижных учебных заведений в Париже. Но Берта хотела бы поехать учиться музыке в Дрезден или Флоренцию. Я поддерживаю ее в этом решении, она уже очень хорошо играет.

— Бедная Берта! Она была с самого детства яблоком раздора. А если у нее еще и артистическая натура, то все обостряется до предела.

— Именно так, — задумчиво проговорил Ричард, — а мне совсем не хочется превращать ребенка в орудие воздействия родителей друг на друга. Я собираюсь раз и навсегда определиться в этом вопросе и дать понять Марион, что не отступлю от своего решения.

— Как бы я хотела помочь тебе, — вздохнула я.

Ричард вдруг встал со своего места и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Если бы ты только знала, как я жалею, что не могу познакомить тебя с дочерью. Она бы, без сомнения, влюбилась в тебя.

Я почувствовала, как мои щеки покраснели от удовольствия. Ничего более приятного он просто не мог сказать. Я мягко ответила:

— Уверена, что и она очень бы мне понравилась. Иначе ведь и быть не может, потому что Берта твоя дочь.

— Ты полюбила бы ее не только из-за этого. А просто из-за нее самой. Она замечательная… Я только молюсь, чтобы самый трудный период ее становления как-нибудь не осложнился чересчур настойчивым вмешательством Марион.

— Но ведь ты всегда будешь рядом, Ричард, — приободрила я его.

Он снова очень внимательно посмотрел на меня и сказал, что уже через неделю собирается приступить к работе. В Ракесли, сообщил мне Ричард, он все равно чувствовал постоянное беспокойство, связанное с бизнесом и со мной.

— Если бы ты была рядом, я бы поправился гораздо быстрее. Ты мне необходима, Роза-Линда.

Сейчас, когда я пишу эти строки, снова приближается Рождество. За окном большими хлопьями падает снег. В комнате очень холодно, даже огонь в камине не смог прогреть всю квартиру.

Ближайший уик-энд обещает быть скучным и тоскливым. Ричард уехал в Глазго. Я сижу и пишу эту историю. Ричард видел несколько отрывков и был удивлен. Он считает, что у меня определенно есть писательский дар и что мне обязательно нужно писать. А все писатели обычно пишут именно о том, что они хорошо знают, что пережили сами. Так почему бы не начать карьеру со своей собственной истории?

Неделю назад я получила письмо от Кетлин из Брайтона. Она звала меня на Рождество, и на этот раз я собираюсь принять это приглашение.

Еще до Рождества я получила подарок от Китс — абонемент в библиотеку «Таймс», невероятно порадовавший меня. Китс всегда знала, что я люблю.

Перед моими глазами вновь проплыл образ этой женщины в ее кринолинах, огромных шляпах, с необъятной грудью, украшенной жемчужным ожерельем. Я очень любила ее.

Ричард тоже прислал мне подарок. Очень милый жакет из морского котика и муфту. Я померила этот наряд с красным платьем. Все смотрелось потрясающе. Когда меня увидел в таком виде Ричард, он сказал:

— Ты похожа на француженку, которая собралась покататься на коньках по Сене. Думаю, не один художник захотел бы иметь такую модель.

Он всегда мне говорил, что чисто внешне я больше походила на француженку, чем на англичанку. И теперь я стала постоянно ходить в этом наряде, потому что он очень нравился Ричарду.

Я же купила для Ричарда новый альбом с репродукциями картин Леонардо да Винчи. Книга вышла всего недели две назад, и я была уверена, что Ричард вряд ли успел приобрести ее.

Я собиралась подарить ему альбом на следующей неделе, когда Берта уедет в школу.

Рождество прошло, приближался Новый год. Я продолжала писать свою книгу и очень увлеклась этим. Но сегодня мне пришлось все отложить, потому что Ричард пришел попрощаться. Через два дня он уезжал в Америку. Как мне не хотелось, чтобы он ехал. Он сказал, что эта командировка связана с его бизнесом. Но меня беспокоило не это. Я сразу же представила, сколь долгий перелет ему предстоит, и мне стало страшно. Я вдруг ощутила какое-то странное беспокойство. Мне хотелось отговорить его от этой поездки. Но разумеется, это было не в моих силах. Он только посмеялся над моими нелепыми предчувствиями и, поцеловав меня в голову, сказал:

— Глупышка! Самолет — это такая экономия времени и собственных сил. Неужели ты хочешь, чтобы я мучился на корабле?

Я знала, что все это правильно и глупо так пугаться из-за поездки. И тем не менее мне трудно это было объяснить словами, моя интуиция заставляла меня беспокоиться. Я поняла, что просто сойду с ума, дожидаясь его возвращения.

В эту встречу я дала ему ту часть своей книги, которую успела написать. Он сказал, что прочитает ее, когда вернется из Америки. Ричард собирался отвезти рукопись на работу и положить ее в свой сейф.

Ночью после его ухода я не могла заснуть. На меня навалилось непонятное, совершенно необъяснимое отчаяние. Наверное, просто нельзя так сильно любить. Я ждала его. Больше не могла ничего делать. Не могла даже писать.

Но он обязательно вернется ко мне и скажет:

— Господи, как я соскучился, Роза-Линда. Я люблю тебя.

Питер Коррингтон-Эш отложил рукопись в сторону. Читать все это было слишком тяжело. Слава богу, что он уже добрался до конца.

Питер закрыл глаза. Да, он был потрясен известием о смерти брата. Но эта девочка, похоже, была просто раздавлена смертью Ричарда. Все оплакали его и теперь смогут жить дальше. А ее мир рухнул, она не сумела перенести эту потерю.

А что теперь будет с Робертой? Как она справится со всем этим? Теперь ее будущее полностью зависело от Марион. Что собой представлял брак Ричарда и что означали последние события для его ребенка, Питер прекрасно понял из только что прочитанной рукописи Розалинды.

Чем больше Питер размышлял на эту тему, тем больше он уверялся в том, что непременно должен вмешаться в ситуацию. Это его долг перед погибшим братом. Ему необходимо заниматься девочкой, поощрять ее музыкальные устремления, противостоять Марион.

Бедная маленькая Роза-Линда! Она так сильно любила Ричарда, она так много страдала. Но ведь Марион жива, и ее бессердечность, и бесконечный эгоизм все еще не потеряли своей разрушающей силы. Кто-кто, а вот Марион точно страдать не будет. Ну если только почувствует некоторый дискомфорт в своем материальном положении, да и то ненадолго.

Почему все так с ними случилось? Почему эта девочка должна была умереть сегодня ночью? Неужели это жизнь мстила им за те счастливые дни, когда они были вместе? Неужели это такой тяжкий грех — любить друг друга? О, люди и сама жизнь слишком завистливы, слишком жестоки к тем, кто посмел играть не по общепринятым правилам.

Внезапно раздался стук в дверь. Питер быстро встал и закрыл книгу.

Ночной портье клуба принес записку, текст которой ему только что продиктовали по телефону. Звонила медсестра из госпиталя Принцессы Марины. Мисс Розалинда Браун, сообщила она, скончалась полчаса назад, не приходя в сознание.