Дима Кравченко писал: «Если бы нас связывала давняя дружба…» Он прав. Дружба — необходимый участник любой экспедиционной группы. Но она не панацея в трудных испытаниях. Дружба, симпатии людей еще не гарантируют от неприятностей. Однако если при подборе симпатии людей друг к другу не учитываются, то позже это наверняка приведет к осложнениям.

Если нас спросить, без чего мы прожить не можем, то мы упомянем непременно о воде, пище, воздухе, но забудем о такой острой потребности, как общение. Один доброволец, пробывший в условиях экспериментального одиночества, записал в дневнике: «Много раз мне говорили товарищи, в шутку конечно, о чертике, жившем за холодильником. А за холодильником всегда слышался шум. Источником слабого шума в сурдокамере была работа фреоновой установки холодильника. Во всяком случае, я отметил, что если бы чертик вдруг вышел, то, думаю, нам было бы о чем побеседовать, я не прочь был бы с ним поговорить».

В книге У. Уиллиса, совершившего одиночное плавание на плоту, есть такие мысли: «Человек нуждается в общении с себе подобными, ему необходимо с кем-то разговаривать и слушать человеческие голоса… В прошлую войну многие моряки в одиночестве носились по океану в шлюпке или на плоту… Мне пришлось плавать с такими матросами, и я знаю, что с ними произошло. Мы так и говорили про них: „Помешался на плоту“. Существует еще и психологическая изоляция, „социальное одиночество“. Оно, пожалуй, страшнее физического. Здесь человек находится среди людей — и не может утолить стремление к общению, как жаждущий в океане не может напиться соленой водой».

Конечно, в конце любого трудного дела, не говоря уж об экспедиции или зимовке, у человека истощается нервная система. Это наблюдали многие. И. Д. Папанин писал: «Но, правду говоря, мы устали. Это стало чувствоваться во всем: и в отношениях друг к другу, и в работе». П. Д. Астапенко: «Трудно передать своими словами состояние психики, возникающее полярной ночью. Зимовщики в эти месяцы несут невидимое бремя, чувствуют какое-то напряжение, так или иначе сказывающееся на поведении людей». Ю. А. Сенкевич: «Нечто неуловимое и бесформенное висело над нами, зудело в уши, заставляло злиться по мелочам, лишало сна, обволакивало полем вялости и апатии…»

И мы на «Заморе» к концу изрядно вымотались. Раздражал каждый пустяк.

Может, виновницей была страшная теснота? Каждому участнику похода нужно место — в кубрике, палатке, экспедиционном балке. И это место приходится высчитывать так же скрупулезно, как и количество провианта на дорогу. Высчитывать до начала похода, а не надеяться, что потом все образуется само собой.

В книге Юрия Сенкевича «На „Ра“ через Атлантику» перечисляются «скучные истины», которыми мы пренебрегли, отправляясь в плавание на «Заморе». Вот они:

1. При комплектовании экспедиционной группы необходимы проверочные групповые тренировки.

2. Проверочные тренировки должны быть многократными и длительными, с тем чтобы участники будущей экспедиции имели возможность хорошо узнать друг друга еще до старта.

3. Условия проверочных тренировок должны быть максимально приближены к «боевым».

4. В проверочных тренировках весьма желательно участие специалиста-психолога.

5. Рекомендации психолога важны не только при подборе группы, но и при распределении функций внутри ее, в частности при назначении руководителя.

6. Высокая степень профессиональной подготовленности членов группы — даже оставляя в стороне остальные аспекты — с чисто психологической точки зрения уже обязательна.

7. Экспедиционная группа должна представлять собой союз единомышленников, спаянных и вдохновленных сознанием важности поставленной цели.

Конечно, нам следовало попытаться найти общий язык. Понять, что всякое бывает: и трения, и конфликты, маловероятно, что все могло пройти без сучка и задоринки. Искусство совместного действия как раз в том и состоит, чтобы вовремя преодолевать, смягчать трудности, находить выход из накаленной обстановки. Но таких попыток никто из нас не предпринимал.

Тогда можно было бы пройти по северным морям с меньшими нравственными потерями, несмотря на штормы, туманы, мели, льды, плохую экипировку. Достойная цель и чуткая дружба придали бы нам сил побороть все невзгоды.

Дима давал мне читать свой дневник. Он вел его с тех пор, как начал строить «Замору». Сколько труда и времени ушло на строительство даже такого небольшого катера! И наверное, ему было обидно — приезжает какой-то посторонний человек и говорит, что мал запас топлива, нет штурманского инструмента, надо установить рацию и т. д. Но я говорил об этом, так как знал, что могло нас ожидать в северных морях, знал о штормах и туманах, мелях и подводных камнях, которые действительно встретились нам в пути. Ведь лишь благодаря чистой случайности плавание закончилось в общем-то благополучно.

Впрочем… За то время, пока «Замора» шла к Диксону, а я валялся на больничной койке, ветер трижды достигал скорости 25 метров в секунду, два раза — 35, один раз — 42, наконец он обрушился с ураганной силой — 52 метра в секунду. Почти все сооружения на западном Таймыре — полярные станции, автономные радиомаяки, гидробазы, зимовья промысловиков — получили повреждения.

Нагонный западный ветер поднял воду, и она через губы, заливы, устья рек устремилась, как цунами, в тундру. Ветер сносил антенны, срывал крыши, разрушал склады, а береговая волна громила все это подхваченным плавником. Пострадали даже океанские суда. Что было бы с «Заморой», очутись она в открытом море в это время?..

Поскольку рации на «Заморе» не было и никаких вестей от нее не поступало, редакция журнала «Вокруг света», проследив за погодной обстановкой, немедленно послала на Диксон компетентного человека Георгия Сикачинского. Тот поднял на ноги начальника штаба морских операций А. М. Кашицкого, капитана-наставника В. А. Куровкова, начальника узла связи гидрометеостанции В. А. Левковского и других ответственных товарищей. Как раз в это время в море находились караваны судов, люди и в штабе морских операций и на радиостанциях были замотаны до предела. Но они все-таки нашли время запросить о «Заморе» все полярки. Синоптики Валерий Власенко и Михайл Мартыненко переворошили горы синоптических карт (за сутки восемь новых карт), строили предположения, куда могло загнать катер, где он отстаивается. В курс событий были введены милиция, моряки погранохраны, полярники. Многие были настроены мрачно: «С Арктикой надо на „вы“».

Через несколько дней начальник узла связи В. А. Левковский по радио сообщил Сикачинскому следующее: «Ваши товарищи находятся на полярной станции на мысе Лескина в 90 километрах от Диксона. Учитывая, что мне дана власть, и исходя из соображений малых размеров судна, плохого состояния его корпуса, разболтанности двигателя и жестокой штормовой погоды, я запрещаю им дальнейшее продвижение… Энтузиазм похвален, но никому не нужны бессмысленные жертвы». Позже узнали, что Левковский не то в шутку, не то всерьез бросил фразу: «Катер сжечь, команду связать и караулить».

Оказалось, однако, что на мыс Лескина прибыла не «Замора», а другой «самодеятельный» катер! Он-то и был задержан и силами флота отбуксирован на Диксон. Штаб морских операций не мог предполагать, что кроме «Заморы» кто-то еще совершает странствие в полярных водах. Он не стал уточнять, наши это или не наши. То, что экипажу неизвестного катера была оказана помощь, поставило под угрозу судьбу «Заморы», о которой перестали беспокоиться, полагая, что она обнаружена и находится в безопасности.

Когда все это выяснилось и истекли последние сроки предполагаемого прибытия «Заморы» на Диксон, Сикачинский поставил обо всем в известность райком партии. Здесь вместе с инструктором Константином Анатольевичем Койниным он обсудил все варианты спасения «Заморы», вплоть до организации поисков с помощью авиации, судов гидробазы и метеослужбы. Договорились, что штаб морских операций даст сообщение всем судам, находящимся в районах от острова Белый до Диксона. При необходимости решено было вызвать авиацию из Дудинки, провести оповещение промысловых рыболовецких бригад в устье Оби и Енисея, организовать береговые поисковые группы.