«Королевская рать сейчас ворвется в крепость…»

Берлин, 1938

Дорогой Жак.

Я всегда был того мнения, что жизнь накрепко связывает встречи, которые нам суждены на ее протяжении. Для меня все началось десять лет тому назад. Мне выпало повстречать людей большого ума, которые не довольствовались теми рассудочными объяснениями происходящего, что навязывает нам казенное образование.

На первый взгляд, наш век избрал технику и прогресс. Но я из тех, кто считает: быть может, никогда еще время не было столь благоприятно для духовного обновления. Немного найдется людей, имеющих смелость отмести привычные ответы, которые уже много веков фабрикуются для нашего успокоения. Но на сложные вопросы простых ответов нет. Утверждать обратное — явная, чистейшая ложь. Как бы меня ни оспаривали, как бы ни клеветали и ни угрожали, я не отрекусь от своих писаний. Я убежден, что истина рано или поздно восторжествует.

Уезжая из Германии, я еще не знал, что в мирной с виду деревушке в Арьеже обрету ключ к самому строго охраняемому секрету мировой истории. Но за чинными рядами домиков и повседневным бытом простых людей подчас проглядывают такие откровения природы, которые могут опрокинуть устои цивилизации. Нет хуже слепоты, чем нежелание увидеть тайну, с которой соприкасаешься вплотную. Я не нахожу извинений жителям этих деревенек: они закрывают глаза на окружающие их чудеса, лишь бы не усомниться в привычных

убеждениях. К счастью, есть еще люди, способные поколебать устоявшиеся догмы. Без ложной скромности могу сказать, что я из их числа. В ходе своих изысканий я имел случаи встретить и других свободомыслящих. В таких случаях я всегда прежде всего старался заручиться их доверием.

Надо признать, я приехал в Юсса-ле-Бен, еще плохо зная те места. Чтобы узнать место, мало прочитать несколько книжек. Но очень скоро я понял, что поиски мои идут по верному следу, и это было для меня откровением истины.

После 1931 года жизнь моя потекла по-новому. С большим пылом и, признаюсь, с некоторым безрассудством я ринулся на поиски. Я еще не знал, как далеко они меня заведут!

Искренне твой

Отто Ран.

За каким же бесом полез он в эту дыру?

После долгого и тяжкого пути (в конце марта солнце было уже довольно жарким, а бесконечные пересадки с постоянным страхом опоздать на поезд всегда неприятны) Ле Биан ступил, наконец, на перрон маленькой станции Юсса-ле-Бен. Он, конечно, и не ожидал, что местное начальство устроит ему встречу с оркестром, но на станции было до того уж тихо, что он поразился. Ему даже показалось, что он явился в эту тишь незваным гостем. Зачем он вообще отправился в эту поездку? Поистине, большую любовь к неизведанному надо иметь, чтоб пуститься в такую езду без смысла и толка.

Железнодорожный кассир в огромном не по голове кепи сосредоточенно подсчитывал выручку за билеты. Когда Ле Биан обратился к нему, он даже головы не соизволил поднять.

— Сударь, — спросил историк, — будьте любезны, не подскажете ли, где здесь гостиница «Каштаны»?

— На дороге. С той стороны.

Сказано было коротко и неясно, но до Ле Биана дошло: большего ожидать не приходится. Он в первый раз столкнулся с арьежской грубоватостью; вскоре он к ней привык и уже не обижался. Впрочем, кассир забыл сказать ему одну маленькую подробность: гостиница «Каштаны» действительно существовала, но не работала. Историк посмотрел на неказистый заброшенный дом, отметил про себя, что он подпирает массив скал и стоит идеально для того, чтобы отправляться на прогулки по окрестностям, не выходя на дорогу. Странно, но с первого же взгляда на этот облупившийся фасад Ле Биан понял Отто Рана. Человек, который здесь поселился, хотел и находиться среди жителей поселка, и в то же время быть от них в стороне.

Впрочем, Пьеру было не до мыслей об Отто Ране. Первым делом нужно было найти комнату на ночлег. Молодой человек перешел большую дорогу и направился в деревню. Он открыл дверь кафе, где за стойкой блондинка в платье в белый и красный цветочек протирала тряпочкой запылившиеся бутылки. Было без четверти двенадцать — как раз время выпить аперитив, и Ле Биан заказал себе рюмку горькой настойки. Когда хозяйка ее подала, он спросил, какую гостиницу она бы ему посоветовала на несколько дней. Блондинка назвала несколько отелей и семейных пансионов, а потом особенно порекомендовала гостиницу «У источника», где, как ей казалось, с тех пор, как они переменили постельное белье, стало всего приличнее. Ле Биан спросил ее, насколько возможно там найти сейчас номер. Блондинка состроила забавную рожицу, задрав верхнюю губку домиком, и ответила, что сезон уже начался, курортников много и в центре жилье найти нелегко, «но, как говорится, ничего не просить — так ничего и не получишь». Ле Биан улыбнулся: если в такой деревушке, как Юсса, есть центр, то где же у нее окраина? Но вслух он ничего не сказал, а только поглядывал на блондинку. Та, горделиво водрузив себя по ту сторону стойки, решительными движениями драила бутылку очередного ликера. То ли под действием настойки, то ли просто так — Ле Биан спросил ее прямо в лоб:

— Вы никогда не слыхали про Отто Рана?

Хозяйка сменила равнодушие на явную неприязнь.

— А вы сюда зачем явились? — искоса посмотрела она на клиента. — Нам тут неприятности от всяких зевак не нужны. У нас курорт с хорошей репутацией.

— Простите, — удивился Ле Биан: он не ожидал такого отпора. — Я просто из любопытства. Я, понимаете, прочел в газете…

— А вы газетам не верьте, — категорично заявила блондинка, убирая тряпку. — Писакам платят, чтоб болтали, а о чем они болтают — сами не знают.

Ле Биан не стал продолжать беседу и тем паче углубляться в тему профессиональной этики журналистов. Он расплатился и вышел из бара. Солнце пряталось за большими белыми облаками и робко пыталось из-за них все-таки выглянуть. Под солнцем «центр» деревни выглядел дружелюбнее. Ле Биан повстречал двух курортников, направлявшихся в горячие ванны. Сколько во Франции таких водяных курортиков? Многие давно потеряли прежний шик, но все еще сохраняли старомодное очарование. И что бы делали мириады курортников, не будь здешняя жизнь церемониалом, расписанным по часам процедур и трапез? Время в местах такого рода течет совершенно особым образом. И Пьер этим пользовался, иногда позволяя себе даже приостанавливаться.

Уже в веселом настроении он прошел несколько шагов от кафе до гостиницы «У источника». Домик был ничем не примечателен: восемь окон по фасаду, каменная лесенка, коричневая крашеная дверь. Ле Биан заметил, что буква «о» в слове «источник» почти стерлась. То был рефлекс искусствоведа — в данном случае довольно-таки неуместный, но вот такие мелкие детали всегда бросались Пьеру в глаза.

Его встретила брюнетка, куда менее недоверчивая, чем блондинка из кафе. Она отвела ему лучший номер с окном на улицу и, заметила хозяйка, с видом на крутые утесы, если только деревья не загораживают. Ле Биан следил за собой, чтобы не произнести фамилию Рана, пока его еще не поселили. Номер был самый обыкновенный. Рядом с сыроватой (несмотря на покупку нового белья) постелью стоял ночной столик, на нем лампа с кретоновым абажуром. Комнату украшала единственная гравюра, висевшая напротив кровати. Гравюра изображала принужденно улыбавшуюся девушку с ведром воды в широком не по фигуре народном костюме. Ле Биан пришел к выводу, что это тонкий намек на горячие воды, которыми славен этот курорт. Он поставил кожаный саквояж на кровать, достал из него кое-какие вещи, которые захватил в недолгую поездку. Мельком взглянул на свои ботинки и подумал: нелегко будет в таких бродить по горам, как он задумал. Потом ему вдруг пришла в голову новая мысль. Он вынул из саквояжа книгу Отто Рана и положил ее на видном месте на стол у окна.