— Ты врешь. Смерть не бывает такой красивой.
— Спасибо за комплимент. И очень даже бывает. Кто сказал, что смерть — это старая бабка с косой и в черном? Все это лишь досужие домыслы, Костик.
С этими словами девушка садится на сваленное дерево и прикуривает сигарету.
— Фу, брось отраву, тебе это не идет.
— Спасибо за заботу, — премило улыбается она, но не бросает. — Ну так что, угадал, кто я такая?
— Ты мой ангел–хранитель. — Костя присаживается рядом.
— Молодец, два. Все‑таки я твоя смерть.
И Муконину стало страшно. Он встрепенулся, рванул и побежал. Побежал сквозь когтистые заросли маленьких деревьев, сквозь полумрак дремучего леса.
И долго, долго так бежал, пока не проснулся с потом на лбу.
— Ну что, пробудился, хлопец? — Лошадиное лицо Федора Капустина улыбалось. — Давай бодрись, скоро Самара.
— Да? — Костя удивленно потер глаза. — А сколько осталось?
— Километров двадцать, не больше.
Костя уставился на дорогу. Серая полоса полого поднималась в гору. Навстречу неслась легковушка.
— Эх, Костик, смурной из тебя попутчик, всю дорогу почти проспал, — добродушно протянул Федор Капустин.
— Да, блин, усталость сморила, — оправдался Муконин. — Нас никто по дороге не останавливал? В смысле, постов не было?
— Да нет, бог миловал. — «Камазист» прищурился, обозначив кустики морщин около глаз. — А вот перед городом будет натовский пост, нечто вроде таможни.
— И как скоро? — заволновался Костя.
— Километров десять осталось.
Муконин решил смотреть в оба. Как только эта таможня появится на горизонте, он дружелюбно попрощается с дальнобойщиком и сойдет с машины. А в город дальше будет пробираться пешком. Так безопаснее — ему уже давно пришел в голову этот план.
Часть третья
Ах, Самара, городок!
Глава восемнадцатая
Конечно, Федор Капустин удивился, когда Костя попросил остановить машину, но особого значения этому не придал. «Ну, как знаешь, дело хозяйское. Флаг тебе в руки и семь футов под килем!» — «И тебе — удачно разгрузиться».
Муконин соскочил с подножки больше чем за километр до поста и сразу завернул к лесу. (Впрочем, вскоре «КАМАЗ» встал: у шлагбаума выстроилась километровая очередь.) Костя пошел по скользкой тропинке вдоль кромки леса. «Главное, — думал он, — добрести до ближайшей автобусной остановки и забраться в какую‑нибудь маршрутку, если они вообще ходят. А там уж, попав в город, легко затеряться в толпе».
Дело шло к вечеру. Небо затянуло темно–серыми перинами. В воздухе веяло сыростью и выхлопными газами. Дул промозглый ветер, до завывания в ушах. Муконин поднял ворот и застегнул молнию на куртке до самой шеи. И прибавил ходу, чтобы согреться.
Однако же до остановки Костя шел почти час. Но зато с маршруткой повезло сразу.
— Э, подожди, да? У тебя кредитка есть? — недобро спросил смуглый водила кавказской национальности, перекрыв механическим поручнем вход в салон.
— Какая кредитка? — Костя сделал глупый вид.
— Ты че, не местный? На маршрутках тока те ездят, у кого кредитки есть.
— А это пойдет? — Костя достал приготовленную монету в один доллар.
Глаза южанина засветились, волосатая рука змеей захватила деньгу.
Костя уселся впереди у окна, за водительской спиной. В салоне было всего три пассажира: бабулька с котомками в шубейке и старомодном платке, парень с плеером и малиновой челкой в черной куртке с белой надписью «USA», грузная женщина на вид лет сорока пяти в пальто и берете, злобно стрелявшая глазами.
Микроавтобус резво понесся в город, скрипя всеми частями, милю однообразных пригородных поселков и микрорайонов с тускло–оранжевыми и серыми домиками. Костя уставился в окно. Кончился поселок и потянулся бесконечный бетонный забор промышленной зоны. Черным по серому кричали длинные лозунги граффити:
СМЕРТЬ ЯНКАМ! НО ПАСАРАН! ОНИ НЕ ПРОЙДУТ! КТО К НАМ С МЕЧОМ ПРИШЕЛ, ТОТ ОТ МЕЧА И ПОГИБНЕТ! НАТО ПОДЛЫЕ ПИНДОСЫ БЕГИТЕ ПОКА НЕ ПОЗДНО А ТО СДОХНИТЕ ЗДЕСЬ! NATO USA FUCK YOU!
Забор кончился, и показалась линия железной дороги с несущимся куда‑то летучим голландцем — одиноким черно–красным электровозом. Затем электровоз исчез в гуще деревянных домов — потянулся нудный и долгий частный сектор. Живет ли тут кто‑нибудь, спросил себя Костя? Во всяком случае, признаков жизни не наблюдалось. Часть домов обгорела, некоторые сгорели дотла, и одни лишь почерневшие русские печки горевали среди обугленных развалин. Костю затошнило от этой убогости. Маршрутка так нигде и не остановилась. И желающих выйти, конечно, не было. Парень с плеером сонно сомкнул глаза, бабушка уткнулась в пол, юродиво шевеля губами, а женщина в берете принялась зачем‑то рыться в своей сумочке.
Наконец начался настоящий город. Побежали кирпичные и панельные жилые дома, большей частью пятиэтажные. Светофоры не работали. На перекрестках творилось черт–те что. Все дружно сигналили клаксонами, будто соревнуясь, кто громче. Пассажиры уткнулись в окна.
— Твою маму, ты чтобы провалился! — выругался водитель.
Маршрутка с визгом затормозила, тряхнув клиентов, перекатилась на обочину и медленно поехала дальше. Женщина в берете недовольно кашлянула, парень с малиновой челкой поправил наушник, бабушка что‑то обидчиво пробормотала под нос. Костя увидел, как выскочивший из‑за поворота БТР проехал по встречке, против движения, стенка к стенке.
БТР выглядел несколько необычно, на крыше реял синий натовский флаг с четырехконечной звездой, а рядом — американский. Из люка человеческой частью кентавра высовывался кудрявый боец в зеленой шляпке с волнистыми бортами и, белозубо улыбаясь, показывал средним пальцем характерный знак.
Кавказец послал его на три буквы, и микроавтобус вернулся в свою колею.
Дальше поехали без приключений. Костя попытался прочитать название улицы. Зубчаниновское шоссе. Кажется, что‑то отдаленно знакомое. Если ехать еще какое‑то время вперед, то можно добраться до площади Кирова, а уж там до Севиного дома рукой подать. Только бы вспомнить дорогу.
Муконин уже составил для себя первое впечатление. Окрестности Самары явно стали какими‑то серыми и малолюдными, по сравнению с тем, что было десять лет назад. Нет, прохожие, конечно, присутствовали, но никто не слонялся просто так, все спешили, вдавив головы в плечи или озабоченно озираясь по сторонам.
Маршрутка снова затормозила. На этот раз появилась муниципальная остановка. За перекошенным остановочным пунктом простирались походившие на строительную свалку развалины дома. Костю кольнуло. Эти развалины между двумя многоэтажками пугали пустующим местом, как будто оступился Кинг–Конг и раздавил дом. Дом был явно взорван и сложился как карточное строение. Но на развалинах ни души, и люди как ни в чем не бывало забирались в маршрутку, словно они не замечали — так казалось Косте, — как будто их не касалось. «Что же вы, ребята? — хотелось ему спросить. — Как же так? Ведь сколько народу тут полегло?» Они залазили с гамом и тянули руки с кредитками, маленькими красными карточками.
Маршрутка понеслась дальше. Впереди показался рекламный экран «Street vision». На большом мозаичном полотне красовался румяный гамбургер. Под ним бежали слова:
ЧИКЕН БИГМАГ ДЛЯ МАЛОИМУЩИХ С ГОРОДСКОЙ ПРОПИСКОЙ — ВСЕГО 1 доллар ПЛЮС ДВУХСОТГРАММОВЫЙ СТАКАН КОКА–КОЛЫ
Аппетитная прослоенная булочка сменилась на экране изображением разноцветной колонны людей с шарами, идущей навстречу. Сквозь колонну пропечатались красные слова:
СВОБОДА, ДЕМОКРАТИЯ, БРАТСТВО! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОВОЛЖСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА!
«Какая чушь! — подумал Костя. — Тысячелетиями, сколько существует сознательное человечество, ему кто‑нибудь втемяшивает сомнительные идеалы. Много таких находилось, которые предлагали свободу, или справедливость, или равенство — братство, а чаще просто нагло ими прикрывались. Были и те, даже и в бывшей России, которые заявляли о демократии, а потом постепенно сжимали народ в кулак. Так неужели их последователи и потомки настолько тупы, что полагают, будто можно по–прежнему прикрываться столь пустыми лозунгами? Или человечество до сих пор не поумнело и готово их принять?
