В голосе ее тоже не замечалось ни малейшего признака слабости. Картер попытался было представить гостей, но старуха бесцеремонно оборвала его на полуслове.

— Слоан и без того знает, кто мы, — вызывающе бросила она, словно подначивала вступить в спор, но тут же, чуть смягчившись, добавила:

— Я твоя прабабка, а это — твоя сестра Парис. Ты, конечно, Слоан.

Поскольку ее поведение и манеры не отличались вежливостью, Слоан решила отделаться коротким кивком, что, кажется, застало старуху врасплох и немного охладило пыл. Она решила перенести огонь батарей на Ричардсона.

— А это кто? — почти грубо спросила она.

На этот раз обычная вежливость не позволила Слоан промолчать.

— Это мой друг Пол Ричардсон, — бесстрастно выговорила она и посмотрела в сторону отца, на которого, очевидно, нападки старухи не произвели ни малейшего впечатления. — Я с самого начала предупредила, что приеду не одна.

— Да. Но мы, естественно, предположили, что это — дама, — свысока сообщила Эдит Рейнолдс. — Надеюсь, ты не собираешься спать с ним в одной комнате?

У Слоан едва не вырвался истерический смешок. Пожалуй, уместнее всего повернуться и навсегда покинуть этот проклятый дом. Но, вспомнив о навязанной ей роли, она попыталась выказать полное безразличие к провокациям старой ведьмы.

— Нет, мэм, мне это в голову не приходило.

— Не смей называть меня «мэм»! — рявкнула старуха. — Можешь обращаться ко мне «прабабушка».

В этот момент она как две капли воды походила на императрицу, неохотно дарующую незаслуженную милость ничтожной селянке, и Слоан немедленно решила, что в жизни не произнесет этого ненавистного слова. Но Эдит, не обращая внимания на мятежные взгляды правнучки, пронзила взглядом Пола.

— Сколько вам лет?

— Тридцать девять.

— Значит, можете считаться достаточно взрослым, чтобы соблюдать определенные правила приличия, принятые в этом доме, причем независимо от того, находитесь вы в обществе или наедине с самим собой. Надеюсь, я понятно выразилась?

— Кажется. То есть да, — поспешно поправился он, видя грозно сведенные брови старухи.

— Разрешаю называть меня «миссис Рейнолдс».

— Благодарю вас, миссис Рейнолдс, — учтиво ответил Пол, как две капли воды напоминая пристыженного сорванца-озорника. Куда только девался всемогущий агент ФБР, способный навлечь несчастье на всю семью!

Видя, что дело принимает тревожный оборот, Картер. счел нужным вмешаться.

— Парис, — окликнул он старшую дочь. — Я знаю, как ты ждала этой минуты.

Парис, словно актриса, дождавшаяся реплики партнера, грациозным гибким движением прирученной пантеры встала с дивана и растянула губы в улыбке.

— Разумеется, — мелодичным сдержанным голосом проговорила она и протянула руку с идеальным маникюром. — Как поживаете?

Ну словно в дурацкой мелодраме сороковых годов! Ничего не поделаешь, приходится соответствовать!

— Я тоже рада нашему знакомству, — ответила Слоан, пожимая пальцы этой совершенно чужой женщины, считавшейся отчего-то ее сестрой.

Но Эдит Рейнолдс уже устала от светской утонченности. Ей явно было не до этикета.

— Слоан и мистер Ричардсон, конечно, хотят освежиться с дороги и немного отдохнуть перед ужином. Парис покажет вам ваши комнаты. Мы садимся за стол в семь. Постарайтесь не опаздывать. И ни в коем случае не надевайте брюки, девочка.

Слоан, одолеваемая дурными предчувствиями, так боялась долгой изнурительной беседы с отцом и сестрой, что с невероятным облегчением восприняла двухчасовую передышку, отпущенную ей старой ведьмой. Хотя… хотя, знай Эдит, как терзается правнучка, вероятно, настояла бы на том, чтобы немедленно и подробно ее допросить.

— Парис позаботится, чтобы вы устроились как следует, — вмешался Рейнолдс, ободряюще улыбаясь. — Увидимся за ужином.

Слоан послушно последовала за сестрой. Пол на ходу фамильярно взял ее под руку, как, вероятно, и подобало приятелю. Девушка была настолько ошеломлена, что едва замечала окружающую роскошь. Ей даже в голову не пришло полюбоваться редкостными безделушками и подлинниками старых мастеров.

Наконец они прошли через холл и поднялись по длинной, изящно изгибавшейся лестнице с толстыми медными перилами и решеткой из кованого железа. Слоан подумала, что как ни удивительно, но именно Картер Рейнолдс кажется пока самым человечным из всех обитателей этого дома.

Добравшись до верхней площадки, Парис повернула направо и, не останавливаясь, дошла почти до конца коридора.

— Это ваша спальня, мистер Ричардсон, — сообщила она, открывая дверь в просторную комнату, декорированную в нефритово-зеленых тонах, с массивной итальянской мебелью. Открытые чемоданы Пола лежали на постели. — Если понадобится что-то, нажмите кнопку переговорного устройства на телефоне, — объяснила она, чуть поднимая уголки губ в светски-учтивой улыбке.

Пол предупреждал, что ее считают чересчур холодной и сдержанной, но ошибался: в Парис попросту нет жизни.

Бесчувственная кукла, робот какой-то!

Слоан сама не ожидала, что испытает столь острое разочарование. Парис даже двигалась так, словно делала па из поставленного придворным танцмейстером менуэта. Никакого покачивания бедрами, размахивания руками; плечи расправлены, голова поднята, взгляд устремлен вдаль.

— До ужина, Слоан, — тихо окликнул Пол. Испуганно встрепенувшись и мгновенно вспомнив, что совершенно вышла из роли, Слоан повернулась и сказала первое, что пришло в голову:

— Приятных снов.

— И тебе тоже.

В торце коридора оказалась еще одна дверь. Парис остановилась, распахнула ее и произнесла те же слова, только на этот раз обращаясь к Слоан. Даже интонации и искусственная улыбка были абсолютно одинаковыми. Но на этот раз Парис задержалась на пороге, словно чего-то выжидая — вероятно, комментариев по поводу обстановки. Слоан послушно оглядела стены, обтянутые бледно-розовым с кремовым шелком и элегантную французскую мебель, отделанную золочеными листочками. Ноги утопали в толстом восточном ковре.

— Как мило, — пробормотала она, оборачиваясь к сестре.

Парис плавным жестом тонкой руки показала на огромное, до пола, окно.

— С балкона открывается вид на океан. Зрелище потрясающее, особенно на восходе солнца.

— Спасибо, — неловко буркнула Слоан.

— Нордстром принес ваши чемоданы, — оповестила Парис, величественно кивнув на кровать под балдахином. — Послать кого-нибудь, чтобы помогли вам разложить вещи?

— Нет, благодарю вас.

Слоан со все возраставшим нетерпением дожидалась ее ухода. Да что же она торчит на одном месте?

Но Парис продолжала переминаться в дверях, и Слоан запоздало сообразила, что правила приличия требуют завести ни к чему не обязывающую беседу.

— Вы художница? — осведомилась она, не зная, что еще спросить, Парис уставилась на нее с таким видом, будто она заговорила на диалекте африканских бушменов.

— Нет. С чего вы взяли?

— Мне показалось, что это альбом для рисования.

— О, я совсем забыла! Да, но я не художница. Почему она отделывается короткими безразличными репликами?

Слоан раздраженно оглядела стройную брюнетку, картинно застывшую в дверной раме, словно модель «Bora», и сама испугалась крамольной мысли, неожиданно пришедшей в голову. А что, если Парис попросту застенчива? И до слез стесняется новоявленной сестры? Но так или иначе, толковать с ней — все равно что камни ворочать!

Слоан, тяжело вздохнув, сделала вторую попытку:

— Если вы не рисуете, для чего вам альбом? Парис немного замялась, но все же шагнула вперед и протянула Слоан толстую тетрадь с видом королевы, вручавшей скипетр служанке.

— Я моделирую новую линию женской одежды.

Слоан едва не застонала. И Сара, и Кимберли обожали болтать о тряпках, но она… нет, это просто невыносимо!

Однако Слоан послушно приняла альбом, и сестры уселись на кровать.

Даже на неопытный взгляд Слоан, сразу стало ясно, что творения Парис не предназначены для обыкновенных, средних женщин. Ничего не скажешь, высокая мода! Платья для коктейлей, официальных приемов, балов и вечеринок, каждое из которых должно стоить не меньше подержанного автомобиля в хорошем состоянии и последней модели. Отчаянно пытаясь найти подходящие слова для выражения восторга, Слоан продолжала переворачивать страницы, пока не наткнулась на платье прямого покроя, и сразу вспомнила, как Сара описывала свой любимый наряд из красного полотна.