— А ему, как видишь, больше нравится быть директором сельской школы. Вот уж кто на судьбу не жалуется ни звуком, ни ползвуком. Напротив, всегда и всем чрезмерно доволен.
— По-моему, все его ученики вырастут шутниками и юмористами.
Они еще долго сидели на диванчике, вспоминая студенческие годы, когда жизнь, как казалось теперь, состояла сплошь из веселого и смешного. За синим вечерним окном начал постреливать гром, и Ира заторопилась домой. К остановке она бежала под проливным дождем. Над крышами домов посвечивали молнии, в небе грохотало, по тротуарам неслись стремительные потоки. Обходить их не имело смысла — босоножки сразу же промокли насквозь. Дождь был теплый, густой и веселый, как в мае («Люблю грозу в начале мая…»). Потоки, несшиеся по не остывшему еще асфальту, тоже были теплые. В троллейбусе все были мокрые и все отчего-то улыбались друг другу.
Никто не хотел садиться в мокром на сиденья, все сбились на задней площадке и в проходе, со всех стекала на пол вода. У Иры тоже капало с волос, с подола юбки, а по спине растекались тоненькие щекочущие струйки.
Выпрыгнув из троллейбуса, она снова попала под дождь, побежала по лужам к дому. Уже совсем стемнело, на улице горели фонари, и свет их предательски маскировал лужи, делая их похожими на поблескивавший асфальт. Забежав в свой подъезд, Ира остановилась перевести дыхание. И увидела Свету, стоявшую у стены, где висели почтовые ящики. Рядом стоял какой-то мальчишка с портфелем, а Светин портфель лежал на батарее парового отопления. Лампочка светила сверху, с первого этажа, мальчишка стоял под лестницей, и лицо его было в тени.
— Что ты здесь делаешь? — отчего-то растерялась Ира.
— Ничего. Мы от дождя спрятались, — ответила Света.
— Пойдем домой, — сказала Ира и быстро пошла вверх по лестнице.
— Пойдем к нам, — сказала за ее спиной Света.
Голоса мальчишки Ира не услышала.
— Пойдем, ведь дождь. Посидишь немножко, — снова сказала Света.
Должно быть, мальчишка не согласился.
— Тогда пока, — сказала ему Света.
Ира обещала Павлу ни в чем не упрекать Свету. Себе Ира дала слово, что не будет больше раздражаться и повышать на Свету голос. Поэтому, когда вошли в дом, она спокойно спросила:
— Что это за мальчик?
— Из нашей школы, — ответила Света.
— Из вашего класса?
— Нет, он из восьмого.
— А почему ты сегодня так поздно?
— Мы убирали класс. Я сегодня дежурная.
— Ну хорошо, — сказала Ира и ушла в ванную.
Но мальчик «из восьмого» все-таки беспокоил ее. Она быстренько вымылась под душем, надела сухое белье, вышла на кухню и спросила Свету, которая чистила картошку над раковиной:
— А что, этот мальчик помогал тебе убирать класс?
— Немножко, — улыбнулась Света. — Но больше мешал. Мамочка, пожарим или сварим картошку?
— Отварим. Достаточно, больше не чисть. Разогреем кровянку. А что ты ела перед школой?
— Сварила яички.
— А колбасу?
— Не ела.
— Ясно. — Ира открыла холодильник с дарами Дарьи Игнатьевны. — Значит, ты и кровянку не будешь есть?
— Я ее не люблю.
— Ясно. Тогда, может быть, мы все это выбросим на помойку? — Ира старалась подавить в себе поднимавшееся раздражение:
— Но если мне не хочется?
— Раз не хочется — значит, не ешь. Поставь на огонь чайник. А что, этот мальчик провожал тебя домой?
— Нет мы просто вместе шли.
— Он живет в нашем доме?
— Нет, он живет в доме, где химчистка. Мамочка, а можно, чтоб он к нам приходил?
«Ну вот, начинается!.. — подумала Ира. — Вот откуда замшевые сапожки и беганье по ЦУМам.»
— Папа разрешил, я его спрашивала, — говорила меж тем Света.
— Ах, ты уже спрашивала! Когда же ты успела?
— Днем. Когда он мне звонил.
— Ах, вот оно что!
«Кто сказал, что девочки больше привязаны к матери, чем к отцу?! — с обидой подумала Ира. — Кто сказал, что мать первой узнает их сердечные тайны?!»
— И он, значит, разрешил?
— Разрешил. Только сказал, чтобы я тебя спросила.
— Этот мальчик тебе нравится?
— Ну… немножко.
— А чем он тебе нравится?
— Ну, мам… Не знаю… Ты так странно спрашиваешь.
«Когда любишь человека, не отдаешь себе отчета, за что любишь» — это Примадонна. Примадонна, Примадонна!.. Но при чем здесь Света и какой-то мальчик из дома, где химчистка?.. Нужно как-то умно объяснить Свете, что… ей всего тринадцать лет, всего седьмой класс… Конечно же ей рано думать о мальчиках!»
— Светик, ну зачем ему к нам приходить? — ласково заговорила Ира. — И когда приходить? Если днем, когда нас нет, то он помешает тебе готовить уроки. А вечером мы с папой дома, у нас всякие дела, а для него мы чужие люди. Ему будет неинтересно.
— Ну, если ты не хочешь, он не придет, — сказала Света.
— Да, это лучше.
После ужина Света покрутилась в комнате, простирнула в ванной свои ленточки для косичек, развесила в кухне. Ира расстилала на кухонном столе старенькое покрывало, собираясь выгладить себе на завтра юбку, вместо той, что сушилась на веревке в ванной.
— Мамочка, я схожу к Люсе, — сказала ей Света из коридорчика. Люся — подружка из соседнего подъезда.
— Никуда не ходи, — ответила Ира, — Уже поздно.
— Но я всего на полчасика. Ведь еще полдесятого, — Света все еще оставалась в коридорчике возле входной двери.
— Иди сюда. Зачем тебе к Люсе?
— Ну, просто так.
Мальчик «из восьмого» может «просто так» стоять под лестницей и ждать Свету. И они «просто так» будут стоять под лестницей вместе…
— Никуда не пойдешь. Сиди дома. На улице дождь.
— Ну мам… Я ведь всегда ходила. Дождя нет.
— По-моему, я тебе сказала.
— А что мне дома делать?
— Возьми книжку или смотри телевизор. Утром ты рыдала, оплакивая птенца, а сейчас готова бегать по ночам.
— Но при чем это? Мне было жалко голубенка. Мам, ты такая странная стала.
— Ты тоже стала странная. Я тебя не узнаю.
— Я нормальная.
— Если ты нормальная, не пререкайся и чем-нибудь займись.
Света ушла в комнату, в так называемую столовую, и стала стелить себе на стареньком раздвижном кресле.
«Пусть дуется, — решила Ира. — Сейчас нужно с ней построже!»
Когда Света уже спала, Ира позвонила Динке домой. Трубку снял отец. Ира попросила позвать Дину.
— Ир, чертушка, — ты? Приветик!.. Ты из автомата? Я тебя совсем не слышу! — прокричала в трубку Динка.
— Я тихо говорю, чтоб не разбудить Свету, — громче сказала Ира.
— А что вы так рано на боковую? По телеку хороший детективчик шел, только что закончился. Не смотрела?
— Нет.
— Напрасно. Я люблю, когда умные оперативники ловят умных преступников. Не терплю, когда преступники дураки.
— Динка, слушай, — сказала Ира. — Я совсем зашилась. Мне позарез нужны деньги.
— Не в деньгах счастье, Ирка, — ответила Динка. (Если иметь в виду пенсию папы, то она права.)
— И в деньгах тоже, — сказала Ира. — На мне висит старый долг, и нужно срочно отдать. Ей-богу, промедление смерти подобно.
— Сколько тебе нужно? — деловито спросила Динка.
— Четыреста.
— Четыреста?.. Хорошо, я сниму с книжки. А когда отдавать?
— Чем скорее, тем лучше.
— Подожди минутку, спрошу у папы. — Динкин голос удалился, и не было слышно, о чем она говорит с отцом. Потом Динка сказала Ире: — Все в порядке. Давай так: завтра до работы встретимся у ЦУМа. Я завтра в первую. Давай без четверти девять, договорились?
— Договорились.
— Пока. По телеку концерт начинается. Посмотри! — успела еще крикнуть Динка и положила трубку.
Если бы Динка была рядом, Ира кинулась бы ей на шею, расцеловала ее и разревелась от счастья. И почему она сразу, еще тогда, когда ездила к скульптору договариваться насчет памятника, не вспомнила о Динке?..
Все! Одна обуза с нее слетела! «Спасибо, Дарья Игнатьевна, получите долг, а насчет племянника — извините, я за такие делишки не берусь!»
Уснула она сразу, как легла, не думая ни о каких долгах. Немножко покружились в голове другие мысли — о Свете. И Ира вновь подумала, что наступила та пора, когда за Светой нужен строжайший глаз. Никаких провожаний и стояний в подъезде!.. Нужно, чтобы Павлик сам поговорил с ней. Так будет лучше… «Кто сказал, что девочки больше привязаны к матери, чем…»