Ира перестала писать, быстро набрала номер домашнего телефона.

— Слушаю, — ответила в трубку Света. Голос ее показался Ире странным: какой-то меланхолично-протяжный, что ли.

— Ты что, спала? — удивилась Ира.

— Нет, мамочка, я алгебру делаю, — торопливо ответила Света уже своим нормальным голосом. — Остался всего один примерчик.

— Получается?

— Ага.

— Ну, решай. — Ира положила трубку.

Свете легко давалось ученье. Ни Ире, ни Павлику никогда не приходилось корпеть вместе с дочерью над уроками: В классе ее любят. Она — и председатель отряда, и редактор классной стенгазеты. «Чудесная девочка: умница, общественница!» — в один голос твердят учителя. Кому же не приятно такое слышать?

Все это хорошо, очень хорошо… Но где же взять денег?..

Ира отодвинула в сторону карточки, стала подсчитывать на клочке бумаги будущие расходы: 1 руб. (апельсины) + 28 коп. (молоко) +43 коп. (сметана) + 1 руб; 5 коп. (клубничный компот) + 30 коп. (сырки) +30 коп. (сухарики) = 3 руб. 36 коп. А еще картошка, а еще… Это — почти пятерка. А завтра воскресенье, официальный день посещения больных. Значит, нужна пятерка и на завтра. Наконец, понедельник — последний день перед зарплатой. Минимум ей нужно двенадцать — пятнадцать рублей — Где же их взять? Примадонне она должна, соседям должна, лаборанткам должна… Тем более — перед получкой. Перед получкой всегда у всех в обрез, все пустенькие.

Эта чертова денежная проблема постоянно мучила Иру. Особенно было туго последние два года, после того, как умерла мать Павлика; Залезли в сумасшедшие долги: похороны, поминки, памятник. Только подумать — пятьсот сорок рублей долгу! Как она выкрутится и на что надеется?.. А тут еще операция. Павлик требует, чтобы она ничего не носила ему в больницу. Но разве это возможно?. А раз невозможно, значит, опять расходы и расходы. Непредвиденные, незапланированные. Да к тому же, она неумела планировать, распределять деньги…

Кончились первые две лекции, в библиотеку вошло трое студентов. Ира сразу определила, что они первокурсники: по тому, как робко вошли и тихонько зашептались, подойдя к барьеру. Учебный год начался две недели назад, эти юнцы еще не опомнились от радости, что поступили в вуз, еще не освоились в его стенах.

Ира быстренько завела карточки и отпустила студентов. Блондину с пушком над верхней губой — первую часть Высшей математики, кареглазый паренек с конопатинами на носу попросил тот же учебник, а парень с круглым родимым пятном на щеке взял сборник задач по химии. Ушли они так же робко, как и явились: гуськом потянулись к выходу, осторожно ступая по мягкой ворсистой дорожке.

Потом вошли две девушки (по виду тоже первокурсницы) в наимоднейших платьях миди, с изрядно насиненными глазами.

Модные первокурсницы подошли к барьеру и стали разглядывать книги на стеллажах, хотя издали не могли прочесть названия.

— Девочки, что вы хотите взять? — подошла к ним Ира.

— У вас Фрейд есть? — тихо спросила одна из них и так залилась краской, что даже тоненькая шея ее стала алой.

Подружка ее тоже покраснела и опустила глаза.

— У нас Фрейда нет, — сказала Ира, и девчонки стали сразу несимпатичны ей. И суховато добавила; — Один экземпляр есть в городской библиотеке, но на руки не выдают. Можно читать только в зале.

— Извините, — пролепетали юные модницы, прослышавшие, вероятно, что-то не совсем приличное о сочинениях Фрейда, и исчезли.

Снова звонок, снова начались лекции. Теперь до следующего перерыва никто не заглянет. Основной наплыв в библиотеку — после занятий. Да и то в эту пору — не густо. Штурм начнется в канун сессии. Тогда у барьера — нескончаемая толпа, а в зале — ни одного свободного стула.

Ира расставляла журналы на полках, когда увидела идущего по ковровой дорожке от двери Яшку Бакланова. «Вот у кого я займу!» — обрадовалась она и, оставив журналы, пошла ему навстречу.

— Ты жива еще, моя старушка? — шутливо воскликнул Яшка, слегка обнимая Иру за плечи. И чмокнул ее в щеку: — Привет, Иришка, приветик!

Ира тоже чмокнула его в щеку.

— Все такой же пышущий, импозантный и, словом — ах! Загар у тебя шикарный, крымский или кавказский?

Яшка Бакланов в самом деле выглядел преотлично: упитанный, загорелый, пахнущий «Шипром». И одет с иголочки: светло-серый костюм (конечно же импортный), сиреневая рубашка в полоску, мокасины, и уголок платочка торчит из кармана пиджака. У них с Ирой давнее знакомство, вместе кончали университет: Ира — филфак, Яшка и Павлик — исторический. Он даже пытался ухаживать за ней в то время, но она терпеть его не могла за беспробудную тупость и потрясающую самоуверенность. Яшка умудрился из всех предметов, вынесенных на госэкзамены, завалить именно все. И лишь через год с горем пополам получил диплом. Однако всё это было (ох, ох!) двенадцать лет назад. Теперь же Яшка Бакланов (бывший тупица) — старший преподаватель кафедры истории. А нынешней весной защитил кандидатскую. Вот тебе и фунт изюма!

— На Кавказе, Иришка, на Кавказе был, — отвечал меж тем Бакланов. — У нас там в Лоо местечко у самого синего моря уже лет пять забронировано. Люська от Лоо в восторге. (Люська кончала вместе с Ирой, сейчас преподает в средней школе литературу.)

— Между прочим, ты мило выглядишь, — Яшка оглядел Иру коротким взглядом.

— Предпочитаем держаться на уровне мировых стандартов, — ответила Ира, всеми силами стараясь быть веселой. — Как живешь, Яшенька?

— Ну, у Яшки Бакланова теперь солидный окладец. Что ни говори, а кандидатом быть неплохо, — полушутя-полусерьезно отвечал он.

Ира вспомнила, что последний раз видела Яшку на защите его диссертации, и, понимая, что лицемерить гадко, все-таки всплеснула руками, изобразила на лице величайший восторг и прямо-таки заискивающе, как утром перед вахтером («Тьфу, как противно!» — подумала она), воскликнула:

— Да ведь я не поздравила тебя с защитой! Поздравляю, Яшенька! Умница!.. — чмокнула она его в щеку. И, вытирая с его щеки отпечаток помады, продолжала говорить: — Наших полно было на защите: мы с Павликом, Люба Огурцова, Миша Лабан… Ты держался будь здоров! Как заправский академик!

— Я вас видел с кафедры, но потом вы исчезли. А я хотел всех наших потащить на банкет. Ты знаешь, славно обмыли: начали в «Интуристе», кончили у профессора Стрельцова на даче. Восемьдесят пять живых душ было. На дачу, конечно, все не попали, но как раз там-то и пошумели. — Старик Стрельцов вовсю разошелся, уморил всех своим сольным пением. Жаль, что вас не было.

Ире пришлось на секундочку умолкнуть. Не говорить же Яшке, как все было на самом деле. А на самом деле Павлик в перерыве заявил, что в зал больше не вернется.

— А теперь — вперед на докторскую? — весело спросила Ира, умело справляясь с секундным замешательством.

— Ну, старушка, пока рановато, — самодовольно (как в старые студенческие годы) усмехнулся Яшка. — Хотя темку присмотреть не мешает. А как твой Павел, не помышляет за научный труд взяться? Как он там вообще? Я его сто лет не видел.

— Павлик в больнице, — сразу скисла Ира. — Язву желудка оперировали.

— Да ты что? Как же это его угораздило?

— Так и угораздило. Никогда ни на что не жаловался — и вдруг пришлось на стол.

— Да, старушка… да, — покачал головой Яшка.

— Слушай, Яш, ты меня не выручишь? — снова оживилась Ира. — Хотела прямо с работы съездить в больницу, а деньги дома забыла. И Светка не успеет привезти, ей скоро в школу. Может, дашь мне пять-десять рублей до понедельника?

«Тьфу, как противно! — думала она, говоря все это. — Почему не сказать просто: Я без денег, одолжи до зарплаты»?

— Откуда у меня, Иришка? Я после отпуска, типичный люмпен-пролетарий. И банкетик у меня еще вот где висит, — Яшка похлопал себя ладонью по загорелой шее. — Он мне в круглую тыщонку влетел.

— Ах да, я забыла… Ладно, что-нибудь придумаю…

— А что, собственно, придумывать? Запри контору, схвати такси, смотайся домой, оттуда — прямо в больницу. За час обернешься, и никто тебя не кинется искать. Павлу привет передай, скажи — пусть держится. — Яшка говорил так, будто Ира уже собралась покинуть библиотеку.