Он взялся обдумывать эту новость. Мать обняла его.

— Сейчас придут бабушка и дедушка, а потом, когда все уйдут, мы с тобой обо всем поговорим.

— И Николай уйдет?

— Конечно.

Николай стоял на балконе и курил. Агнесса вышла к нему.

— Красиво, правда?

— Пожалуй. Чем болен ребенок? — тихо спросил он.

— Белокровие, — также тихо ответила она.

— Но это же излечимо! Не в России, так на Западе, я точно знаю. Мальчик имеет право на здоровье, если хоть один врач в мире может помочь ему.

Она задохнулась. Ослепительная надежда чуть не лишила ее чувств. Прижав руки к груди, Агнесса вернулась в комнату.

В дверь позвонили. Лидия Владимировна и Георгий Георгиевич, празднично одетые, настороженно переступили порог. В руках у матери были цветы, отец принес шампанское.

— Это так неожиданно! — заговорила мать взволнованным голосом. — Кто вы? Где вы познакомились? Когда?

— Давайте чай пить, — воспротивилась дочь.

— Опять секреты. Кто вы, Николай? Геолог?

— Я дипломат, Лидия Владимировна. Работаю первым советником российского посольства в Швейцарии. Моя фамилия Горчаков.

Георгий Георгиевич вздрогнул, лицо его изобразило радостный ужас.

— Горчаков? Из тех самых? И тоже дипломат? — он обнял Николая. — Дайте на вас посмотреть… Какими судьбами? О, боже! Горчаков!

Первые полторы недели мая Москва, по старинке, гуляла на праздниках. Рабочие и служащие, распростившись друг с другом на долгие десять дней, набивали лукошки помидорной рассадой и отправлялись на дачные участки. В сельское хозяйство сместились на это время интересы самых закоренелых горожан. Садоводы-огородники, горожане-дачники, «вольные землепашцы» спешили до минуты использовать свободные дни для того, чтобы посадить огородные культуры в открытый грунт или под тепличную пленку, запустить природный круговорот для надежного прокорма своих семей в ненадежных российских обстоятельствах.

Шурочка трудилась в поте лица. В теплице дружно взошла рассада, пора было копать, сажать картошку, сеять лук, морковь, свеклу, ухаживать за ягодными кустами, подрезать и прореживать. Пышно зацвели вишенки-невестушки и яблоньки-душеньки, хоть здесь без заботушки. В этом году Шурочка с любопытством испытывала новые сорта, полученные в «Заречье», и договорилась о продаже всего, что у нее вырастет, через магазинную сеть хозяйства. В общем, хлопот полон рот, и дел невпроворот, как у всех селян каждой весной. В косынке и затемненных очках, благоухающая кремами от загара и для загара, в двойных перчатках на руках, трудилась она в поте лица вместе с домочадцами, закутав голову и лицо от солнечных лучей, но в открытом купальнике. Солнце румянило ее атласные белые плечи, спину, колени, но ни единым лучиком не коснулось румяного лица, но веснушки-злыдни проступили-таки на носу и под глазами.

Одиннадцатого мая сотрудники, наконец-то, потянулись в агентство. Деловая жизнь восстанавливалась как после обморока. С удивлением, как о прошлогоднем снеге, вспоминали клиенты о своих обещаниях.

— Мы разве беседовали с вами? И на чем остановились? Ах, да, да, припоминаю…

Что прикажете делать? Звонить по новой, уговаривать, соблазнять? Настроение было неважное, ждали Валентину.

И вдруг прозвучали слова Лады о загородной поездке, и объявление Агнессы о помолвке. Помолвка! В наше время! Когда все позволено раньше, чем захочется… Помолвка!

Шурочка онемела от зависти. Нет, не к Агнессе, тут ей ничего не светило, но к Ладе, к ее Истребителю. Этого мужчину она почувствовала как никого, всем нутром, и уже зацепила, даже увидела красавчика в горячечном сне. «Если бы поехала я, был бы мой, — не сомневалась она. — Как не догадалась? Ну, подожди, тихоня!».

— Это надо отметить, — тряхнула она рыжими кудрями. — Поехать на теплоходе по водохранилищу, и на стоянке, в зеленом лесу поздравить, как полагается, Агнессу и ее суженого.

Теплоходная прогулка уже обсуждалась в агентстве. Это был давний обычай Института, еще когда все оплачивалось профсоюзом и явка членов комитета была обязательной. Событие каждый раз удавалось на славу, даже в проливной дождь, о нем помнили целый год, и, бывало, в зимнюю стужу в этой самой лаборатории, когда на окнах искрились в холодных лучах алмазные узоры, нет-нет да и вспоминалась женщинам та майская полянка, бревнышки-пенечки, песни и танцы под аккордеон на теплоходной палубе.

— Можно, — поддержали Шурочку. — Когда? Двадцать четвертого мая? Договорились. Обмоем, поздравим, целоваться заставим.

— Разве на помолвках целуются?

— А почему нет?

— И пусть твой Игорь тоже будет, поздравлять, так всех сразу, — распорядилась Шурочка.

Лада с важностью покачала головой.

— Если Игорь успеет вернуться. Он в Дубаи, на авиасалоне.

— В Дубаи? — повернулся Юра. — Игорь Стрельцов? На СУ-28? Отменный парень.

— А ты откуда знаешь?

— У меня тарелка, я все смотрю. Сегодня у них вторая серия полетов. Как раз истребители. Хочешь, поедем, полюбуешься на его пилотаж? И на интервью у трапа после приземления.

— Конечно, хочу. Во сколько?

— В два часа. Поехали. Все равно никакой работы.

Глаза Шуры, поливавшей наголодавшиеся цветы, сузились, как у кошки. В эту минуту вошла Валентина.

— Всех поздравляю с прошедшими праздниками. С новыми силами за работу. Спешите, спешите, скоро летний спад, отпуска, забастовки. Слышали, что шахтеры творят? Никакой устойчивости. Лада, зайди ко мне.

В кабинете она усадила ее в кресло для торжественности.

— Мы обсудили твое предложение, Лада, и нашли его весьма интересным. Но, по мнению специалистов, это — огромное дело, вплоть до создания нового агентства. Тебе одной даже вместе с нами такую работу не поднять. Скажи, пожалуйста, какая сумма тебя устроит?

Лада смотрела на нее с непониманием.

— Какая сумма?

— Я готова заплатить тебе за идею, купить ее у тебя в полное свое распоряжение. Поняла? Итак, сколько?

Лада смутилась.

— Не знаю. Наверное, вы уже сами решили, Валентина Сергеевна, с теми специалистами.

Этого Валентина не ожидала. «Голова»- подумала она с уважением.

— Ты угадала, — суховато кивнула она. — Пять тысяч долларов. Вот конверт.

— А, — осеклась Лада. — Может, не надо?

— Почему же, — смягчилась Валентина. — Бери, не сомневайся. Удачи тебе. И не говори никому об этом. Вообще ни о чем, поняла?

После обеда она собрала оперативку. К этому времени подошли еще несколько человек, в том числе Виктор, зато Лады и Юры уже не было.

— Господа, — начала она с улыбкой одушевления, — разрешите посвятить вас в новое направление нашей работы. Это наружная реклама, но не обычная, какую мы видим в метро и на улицах, а с хитрым коммерческим секретом. Средняя стоимость одного щита три на шесть метров составляет для клиента тысячу долларов. Но если на щите будет изображена схема главной и прилегающих улиц, а на этих улицах разместятся те магазины, банки, фирмы, которые захотят себя указать за меньшую плату, то можно представить, сколько денег может принести один такой щит при том, что на каждый может попасть десяток-другой компаний, готовых выложить свои кровные в сумме, далеко уступающей стоимости единоличного щита. Агентство будет платить вам пятнадцать процентов с каждого договора. Придется ходить по улицам, обойти все прилегающие переулки, поработать ногами, а не только сидеть за телефоном, как было до сих пор. А чтобы не было пересечений и обид, мы разбили карту города на участки, в которых каждый из вас может спокойно работать. Вопросы есть?

Идея была настолько проста, что показалось, будто она была всегда.

— Сумасшедшие деньги, — сказал кто-то.

— Посмотрим. Мы уже дали информацию в газету о том, что именно наше агентство приступает к этой работе, теперь ведем переговоры с Московским Правительством. Внимание! Участки выбираются по тем фирмам, с которыми у вас был крупнейший договор, и с которыми вы быстро поладите. Понятно, да? Приступайте.