Это пришла хозяйка. На широкой клеенке разместились тарелочки с закуской, салат, свежая упругая зелень. Игорь с Ладой уселись на бревно, Агнесса на пенек, Николай придвинулся вместе с табуретом. По трем стаканам разлили красное вино. Игорь удовлетворился квасом. И среди обступивших сосен, в дуновении хвойного лесного дыхания, в доброте и простоте выпили, что налито, и приступили к еде.
— За весну, за знакомство, за счастье! Ах, вкусно! Кто готовил? Ай да Агнесса!
Костер прогорел, в малиновом жару зашипел сок барашка, вкусно запахло дымом и жареным мясом. Куски были щедрые, крупные, предстояло ожидание.
— Этому запаху молились еще наши первобытные предки, — Игорь сложил на груди руки и поклонился кострищу.
Все улыбнулись. Он направился к машине и вернулся с гитарой.
— Милая, спой нам, — положил ее у ног Лады. — Как тогда, помнишь, «а-а-а»… — и засмеялся.
Но чуткая Лада протянула гитару подруге.
— Пусть Агнесса споет. Тот романс, помнишь?
Агнесса взяла гитару, настроила ее немножко и без затей взяла вступительный аккорд.
В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится,
Динь-динь-динь, динь-динь-динь,
Колокольчик звенит,
Этот звук, этот звон,
О любви говорит.
Невозможно было предположить, что ее пение так подействует на Николая. Он словно окаменел, устремив глаза перед собой. А она пела о весне, о встрече, о любви, расставании… На последнем серебряном переборе струн Николай поднялся и пошел, как деревянный, прямо, прямо… Игорь кинулся за ним.
Женщины переглянулись. «Нелегко»- показала лицом Лада. Агнесса в знак согласия наклонила голову. Потом поднялась и стала переворачивать шампуры, раздувать картонкой жар углей. Разрезала кусочек — готово? Готово.
— Шашлыки поспели! Игорь, Коля, к столу!
И вновь началось объедение на вольном воздухе, под качание высоких сосен. Дали за рекой стали яснее и шире, день перевалил часа за три пополудни. На поляне лежали солнечные пятна. Вновь разлили вино, выпили.
— Ах, вкусно! Ай да Коля!
Потом поиграли в воланчик, сыто побродили между деревьями. В ямке нашли сугроб, серый, зернистый. Лада хотела было попрыгать на нем босиком, но Агнесса не разрешила.
— Ангиной давно не болела?
— Я только попрощаюсь со снегом до ноября.
Агнесса засмеялась.
— Лучше на угольках попрыгай. Слабó?
— На угольках слабó.
Потихоньку стали собираться, убирать за собой. Сожгли все пакеты, картонки, стаканчики, все до последней бумажки, словно бы никого и не было сегодня в этом прекрасном месте. Только хлебные крошки да косточки остались на видном месте. И довольные друг другом, разнеженные и разморенные едой и свежим воздухом, опять уселись в мягкий сумрак «вольво». Ах, как хорошо можно жить!
Обратный путь показался короче, в Москву въехали в начале шестого. Первой, у Теплого Стана, вышла Агнесса.
— Это был чудесный день. Спасибо всем. Звоните.
Возле Новокузнецкой вышел Николай. Игорь и Лада остались вдвоем.
— Тебя подвезти? — спросил он.
— Ни-ни, ты устал, тебе еще ехать за тридевять земель.
Он потянулся к ней, близко-близко заглянул в глаза.
— Все-таки у меня не сходится. Я верю тебе, как себе, но… чего-то не хватает. Такая красавица… Ладно, не расстраивайся. Я должен сказать тебе одну вещь. Мы долго не увидимся, пятого мая я вылетаю в Дубаи на две недели.
Он наклонился к ее лицу, тихонечко пощекотал прикосновением усов.
— Береженая моя! — сдерживаясь, он взял пальцами за ее щеки, сделал губки-бутончик и легонько покусал их зубами. — Привыкай к настоящему мужчине, этот зверь любит ласку и таску. Что тебе подарить?
— Ничего, — счастливо улыбнулась она.
— Но я должен сделать тебе подарок. Что тебе привезти из сказочных стран Востока?
— Аленький цветочек.
— Сама ты аленький цветочек. Я буду думать о тебе, мне это помогает. Ты вообще помогаешь чем-то, Ладушка!
… Только в метро, в полупустом вагоне Агнесса позволила себе расслабиться. В закрытых глазах покачивались сосны. Весь день, каждая минута были с нею. В состоянии дум о Николае, без ясных мыслей, без слов, миновались все двенадцать остановок.
В доме стояла необычная тишина. Ребенка не было, все осталось так, как было утром. После душа она надела свежую ночную сорочку и легла в постель. Никаких дел, она будет думать о Встрече. День еще светился, продлевая себя в долгих сумерках.
Зазвонивший телефон объяснил ей, чего она ждала.
— Алло!
Трубка молчала. Агнесса улыбнулась.
— Я слушаю, — сказала задушевно.
Раздались частые звонки. Улыбаясь, она обняла подушку и поцеловала ее.
Повторный звонок раздался минуты через две.
— Агнесса, это, конечно, я, Николай. Можем ли мы встретиться завтра?
Она помолчала, потом ответила так, чтобы в самом отказе сияла надежда.
— Мне надо работать, Николай, я пропустила целый день. А к вечеру соберутся друзья.
— Понимаю. Тогда четвертого. Это серьезно, Агнесса.
— Четвертого привезут ребенка.
— И прекрасно. Разрешите навестить вас, когда малыш будет дома? К трем часам?
— Жду вас.
… Лада доехала до дома не без приключений. На Красносельской в вагон вошел молодой, лучезарно-пьяный мужчина с широкой грудью в майке под расстегнутым пиджаком. Он был счастлив, но собственного счастья ему было мало, душа его просила вселенского братства. И он пошел по вагону, говоря об этом громким голосом, пожимая руки всем мужчинам в вагоне. Ему желалось чисто мужского союза, он шел, не пропуская никого. И никто не отказал ему. Улыбались, ухмылялись, вздергивали брови, плечи, а он благодарил, приветствовал, шутил, смеялся хорошо, вкусно, по-русски. Один пьяненький мужичок, полуспавший на крайнем сидении, воодушевился и никак не мог попасть своей рукой в его ладонь, и сам смеялся радостно, любовно. Пройдясь медведем по всему вагону, и о чем-то доверительно сообщив у дальней двери, мужчина вышел на следующей станции, в Сокольниках, вышел, как вывалился, косолапо, размашисто и нетвердо. Оживление стихло. Все вновь замкнулись, но уже знали, кто как может улыбаться, и вновь вошедшие отличались от них на целую улыбку. А всего-то — пьяное простодушие!
Мама напекла любимых пирогов с лимоном. Это было дорогое удовольствие, но, благодаря успехам дочери, позволительное. Родителям казался чудом и поворот в ее судьбе, и ее денежные удачи. Главный инженер ничего не понимал. У него на заводе рвались последние связи, останавливалось точнейшее производство, а девочка, его дочка, нашла способ и уцелеть, и угощать их пирогами!
Наскоро, чтобы не обидеть, Лада присела за стол, выпила чашку чаю, и убежала свою комнату.
Что-то, что-то… Игорь? Да. Но не только. Что-то иное. Она подсела к пианино, стала перебирать пальцами клавиши, созвучия, неясные дальние соответствия. Удастся ли? Она сосредоточилась. Проблеск, еще проблеск… Указатели, дорожные знаки… Еще, еще… Схема. Улица. Карта улицы. На ней значки крупнейших компаний, расположенных на улице. Это новое. Каждая компания платит за свое место на схеме, а сам огромный щит с картой не стоит почти ничего. Это… сумасшедшие деньги!
— Сумасшедшие деньги, — повторила она. — Надо позвонить Валентине Сергеевне. Удобно ли?
…Валентина была уже в дверях, когда раздался звонок телефона. В открытом переливающемся платье она вернулась с порога. И пораженно замерла на месте, услышав новое открытие этой девочки.
— Умничка, — сказала она вкрадчиво. — Никому не говорила? Нет? И не говори. А то украдут.
— Что украдут?
— Идею. Я все обдумаю, после праздников обсудим. Целую тебя, Солнышко.
Алекс ждал ее внизу. Его черный джип стоял у обочины, наехав колесом на робко зазеленевший газон. Сам Алекс был в смокинге, белоснежной твердой рубашке со стоячим воротником.