«Была не была»- подумала она и нажала на кнопку в переговорном устройстве.

— Кто вы? — спросил мужской голос.

— Газета «Городская новь», — с важностью ответила она.

— Минутку.

Ей открыл молодой, поразительно худой мужчина в сером свитере, очень просторном при его сложении. Лицо его было вытянутым и серым, глазные впадины глубоки, словно вдавленные. При виде его, Шурочка замерла на пороге.

— Входите, входите, — улыбнулся он.

Она решилась.

— Идите за мной, — сказал он и стал спускаться по крутой лестнице вниз, в подвал.

Они проследовали коридором с поворотами направо, налево. У стен теснились коробки, валялись обрывки бумаги, бечевки. У двери, к которой они, наконец, подошли, жались друг к другу, сидя на ящиках, три накрашенные девицы.

У Шурочки захолонуло сердце.

— Сюда, — перед нею распахнули дверь.

В большой комнате, куда она вступила, находились несколько человек. При ярком подвесном освещении здесь было сумрачно от табачного дыма, который стелился в воздухе сизыми слоями, будто после взрыва. Само помещение было необычным, половина пола была приподнята наподобие сцены, и на ней за столом сидел молодой парень-кавказец. Голова, скулы, подбородок его были выбриты и синели наподобие копирки. «Синий череп», — подумала Шурочка.

Все остальные толпились внизу, тоже молодые, бритые, но русские. Ощутимое холуйство, подобострастие, уголовная размазка плотно висели в воздухе вроде того же табачного дыма. Никогда не приходилось Шурочке ощущать это всей кожей, всеми мурашками на спине! Ее провожатый был, однако, ровня «Синему черепу», он вскочил на возвышение и стал прохаживаться у того за спиной, держа руки в карманах. Грубый свитер болтался на нем, как на вешалке. «Огородное пугало», обозвала его Шурочка.

Кавказец вопросительно посмотрел на нее.

— «Городская новь», газета, — она протянула визитную карточку.

Тот перевел взгляд на Худого. Тот усмехнулся.

— Предлагают объявления в газету.

— Ну?

— Товар и телефон. Большего не надо.

— Сколько?

— Если по одной строчке в течение полугода, то всего штука баксов.

— Зачем?

— Золотое дно.

— Золотая пуля.

— Брось ты…

«Синий череп» повертел в пальцах ее визитку, испытывающе взглянул на Шурочку.

У нее ослабели колени. «Мамочки родные… Господи помилуй!.. Скорее бы наверх, на волю…»

— Головой отвечаешь, — сказал он.

Они вручили деньги без договора и расписки, с текстом на клочке бумаги. «Худой» проводил ее из двери мимо трех девиц, по-прежнему жавшихся друг к другу на ящиках, по коридору, вверх по лестнице к выходу. Выбравшись на белый свет, Шурочка опрометью кинулась прочь.

В агентстве она опрятно заполнила бланк, приложила записку, деньги и спустилась в бухгалтерию. Прикинув на калькуляторе, Люся сочувственно покачала головой.

— Ты ошиблась на четырнадцать долларов. Позвони, пусть доплатят.

Шурочка в испуге потрясла кудряшками.

— Ни за что. Я боюсь. Они ведь даже расписки не взяли.

— Тогда внеси от себя, из вознаграждения.

Шурочка помолчала. Четырнадцать долларов умножить на шесть тысяч рублей… ой-ой!

— Нет уж, лучше позвонить.

«Не звони, не звони!» — кричало предчувствие. Но четырнадцать долларов, это по курсу восемьдесят четыре тысячи рублей, такие деньги на дороге не валяются. За восемьдесят четыре тысячи сколько нужно горбатиться на грядках, стоять на рынке…

Она позвонила, сама не своя.

— Никаких доплат, — последовал жесткий ответ. — Так не делается. Ты посчитала, мы оплатили. Все. И чтобы наши материалы выходили в срок. Ясно?

Шурочка посидела молча, переживая эти слова и потерю денег, потом обо всем рассказала в комнате. Здесь каждый делился своими случаями для общего опыта.

— Да, — посочувствовала Екатерина Дмитриевна. — Ничего не поделаешь, проще внести эти деньги, чем связываться с «братвой». У них свои законы. Они так жестко-честны между собой, что за малейший обман убить могут. А как иначе? Там нет печатей, нет расписок. Между прочим, так было между русскими купцами до революции. Били по рукам и все, сделка считалась заключенной. На многие тысячи рублей, а тогдашний рубль не чета нынешнему. Нарушил слово — тебя ославят на весь мир в книге несостоятельных должников с указанием причины, мол, злостный умысел или по-уважительному как, болезнь, мол. А как иначе? Доверие обманывать нельзя, на доверии жизнь держится.

Виктор выслушал молча, но подумал примерно то же. И еще он подумал о больших деньгах, о больших делах, которые проворачиваются в таких подвалах. О больших, огромных деньгах думалось ему в тот день до самого вечера.

Два-три дня спустя Шурочку пригласили в мебельный салон.

— Вы меня убедили, — сказал в ответ на ее звонок молодой директор, — нам нужна реклама в такой газете. Приходите. Спросите Джони.

— Джони?

— Почему бы и нет? — и хорошим голосом объяснил, как доехать.

Шурочка взволновалась. Умные деловые люди будут слушать ее, смотреть на нее, при них придется считать сумму, скидку, наценку, заполнить бланк с печатью… ой!

— Хочешь, поедем вместе? — предложил Юра.

Он уже уступил ей место у окна и пересел в угол, чтобы видеть ее рыжие кудри-пружинки, нежную белую шейку, думать бог знает о чем, шаркая под столом ногами…

Но Шурочка уже сделал выбор. И выбрала не его. Виктора. Она сама прыгнула в его объятия. Уселась как-то раз прямо на его стол и смело растрепала его темные волосы.

— Голову мыл, Витек? Блестят, как шелковые.

Виктор не спеша выпрямился, тряхнул головой, развернул плечи.

— Я весь мылся, — протяжно ответил он и перехватил ее запястье. — ХОрОша бОярыня! — сказал на «О» и щекотнул пальцем розовую ладошку.

Она отдернула руку.

— Ты на сцене первым… этим… героем… был, небось?

— Я везде первым героем, — и близко-близко заглянул в ее зеленые кошачьи глаза.

Вот и все. Шурочка стала бывать в его квартире. Вместе с нею воцарилась чистота, домашние соленья-маринады и несколько комнатных цветов в горшках. Такие же цветы появились и в агентстве. Дня через три Шурочка справила свой день рожденья. Она старалась во всю, чтобы Виктор твердо усвоил, что грех упускать такую хозяйку. Мясо с черносливом и морковкой, расстегаи с рыбой, зеленые, необыкновенной вкусноты салаты — все было щедрой рукой выставлено на угощение. На Шурочку посмотрели другими глазами.

— Как ты готовишь такое мясо? А что добавляешь в тесто? Уксус в салате яблочный или винный? — наперебой выспрашивали женщины.

Виктор ел за двоих и похваливал.

Их сближение порадовало Валентину. Во всем мире служебные романы почитаются добрым знаком. В присутствии любовников повышается общее настроение, кипит и спорится работа, и словно в праздник, расцвечиваются улыбками самые хмурые лица и самые рутинные занятия. А где душевное здоровье, там и ценные идеи. А где ценные идеи, там и успех!

И лишь бедному Юре достались сплошные терзания семнадцатилетней юношеской ревности.

— Хочешь, поеду с тобой? — повторил он.

Но Шурочка отмахнулась.

— Я сама. Подумаешь! Джони какой-то…

В переулок она приехала за полчаса до назначенного срока. Было пасмурно, накрапывал дождь. Подновленные купеческо-замоскворецкие дома были заняты офисами и посольствами. Вдоль тротуаров стояли дорогие машины. У одной из них все время срабатывала сигнализация, оглашая воздух громкими воплями. «Московские соловьи», — назвал их неизвестный шутник.

Мебельный салон «Фортуна» расположился на первом этаже хорошенького особняка. Как и все его соседи, он был свежевыкрашен в разные цвета с большим искусством, отчего вензеля и виньетки на фасаде, ступенчатые фризы под крышей и цокольные выступы у подножья верно служили его украшению, так же как и скругленный внешний угол, обращенный к проулку. В дверях за порогом начинался салон, и там, у самого входа играли в карты на журнальном столике с перламутровым рисунком два охранника. Они молча посторонились.